Как только они заняли свои места — а такая роскошь не снилась ей даже во сне, — Алекс снял пиджак и галстук и расположился в кресле, полностью расслабившись.
— Снимите туфли, расстегните все, что можно расстегнуть, и приготовьтесь к долгому полету, — сказал он со свойственной ему ленцой, повернувшись к ней. — Лететь чуть ли не двенадцать часов, а с учетом разницы во времени мы будем в Токио днем. Мы встречаемся с Сугимото к концу дня, так что с перелетом и встречей это будут все двадцать четыре часа. После обеда постарайтесь поспать несколько часов.
Грейс кивнула. Конечно, она постарается и будет достойной секретаршей, на которую он может рассчитывать.
Гормоны гормонами, но работа работой, и вместе им не сойтись, размышляла Грейс, расстегивая пуговицы тонкого льняного жакета и снимая туфли. Вообще-то она не считала себя особенно чувственной; ее любовь к Энди в основе своей была проникнута заботой и симпатией, для нее он был просто привлекательным мужчиной. Очень привлекательным, добавила она поспешно. Но от него она не теряла головы, как от Алекса Конквиста.
— И не будьте такой озабоченной, — проговорил Алекс тихим голосом, наклоняясь к Грейс, отчего она приросла к месту. — Я бы ни за что не взял вас к себе, если бы хоть на минуту усомнился в том, что вы подходите для этой работы. Может, вы не обратили внимания, но я не филантроп. А когда она повернула к нему голову, насмешливо добавил: — Как это ни забавно, но вы вовсе не обязаны мне улыбаться только потому, что я плачу вам зарплату.
— Не беспокойтесь, не буду.
Он был так близко, что она видела, как пробивается у него на скулах щетина, чувствовала запах его крема, к которому примешивалось что-то приятное, чему она не могла дать оценку.
Однако она заставила себя улыбнуться, за что была вознаграждена ответной улыбкой.
— Да я и не беспокоюсь. — Он откинулся на спинку кресла и, чуть прищурившись, разглядывал ее некоторое время. — Кто бы он ни был, он не стоит таких терзаний, Грейс. Поверьте мне.
— Что? — Она вытаращила на него глаза. — О ком это вы?
— О том типе, который давал вам напутствия, — пояснил он небрежно. — Разве не так?
— Хоть убей, не пойму, о чем вы…
— А что произошло? — не дослушав, перебил он ее. — Он что, вдруг сообразил, что допустил ошибку, согласившись на ваш отъезд, и теперь уговаривает вернуться?
— Никто не уговаривает меня вернуться, — с негодованием возразила она.
— А мне так показалось другое.
Да о чем это он твердит? — терялась она в догадках. Он же ничего об Энди не знает. Хотя чего тут знать? Ничего ведь и не было. Односторонняя любовь, и больше ничего.
— Алекс, уверяю, никто не уговаривал меня вернуться, — настойчиво повторила она. Что касается Энди, то тут не о чем говорить. Для него она старая добрая Грейс, подруга, утешительница, наперсница, своя в доску.
Не успела она разобраться с нахлынувшими на нее мыслями, как Алекс проговорил не без ехидства:
— Почему же вы тогда просили его не беспокоиться и клялись в своей любви?
— Я клялась Энди в любви? — Слова вылетели раньше, чем она спохватилась.
— Энди? Так его зовут? — Это было сказано с легким презрением, хотя без обычной самоуверенности. — Я всегда полагал, что это имя больше подходит женщинам. Впрочем, это зависит от типа мужчин.
— Алекс, мне кажется, произошла какая-то путаница. — Телефонный звонок. Этот дурацкий звонок! — Я не разговаривала с Энди с последнего уик-энда и не клялась ему в любви. Если вы имеете в виду сегодняшний разговор в офисе, то я звонила своей маме.
— Маме? — Алекс моргнул, и Грейс увидела, что он не знает, что сказать.
— Ну да, маме, — кислым голосом повторила она, хотя растерянный вид всемогущего босса доставил ей удовольствие. — Вы же сказали мне о поездке в самый последний момент, — продолжала она холодно, — и, как это ни удивительно, у меня есть жизнь за стенами «Конк-вист оперейшнс» и люди, которые будут беспокоиться, если я несколько раз не отвечу на их звонок.
— Вроде пресловутого Энди? — ехидно бросил он, приходя в себя. — Это имя соскочило у вас с языка?
Надо же быть такой дурой! Она смотрела на него с отчаянием, не зная, что сказать. Он наблюдал за ней на манер кота, следящего за мышкой; бледно-янтарная рубашка оттеняла золо-тистые глаза и усиливала сходство с хищником, вышедшим на охоту. Возьми себя в руки, девочка! — приказала себе Грейс. Алекс Конквист привык держать все нити в своих руках. Она достаточно насмотрелась на его повадки за эти шесть } недель. Она для него не более чем придаток и должна быть столь же послушной, как его правая рука.
Жизнь Барбары была для него ясна и прозрачна: брак в двадцать пять лет на друге детства, их взаимное решение направить свою энергию на карьеру, после того как выяснилось, что детей у них не будет. Барбару устраивала такая осведомленность шефа. Но Грейс не считала, что ее сердечные дела имеют какое-либо отношение к ее работе секретаршей у Алекса Конквиста.
— Энди — это друг, — проговорила она после некоторого молчания. — Старый друг, мы знакомы с детства. Понятно?
— Нет, не понятно. Я должен быть уверен, что вы со мной, Грейс. На все сто процентов. Мне не нужна секретарша, страдающая от неразделенной любви и прочей чепухи. Так не пойдет. Это отразится на работе, и вы сами это знаете.
— Как вы смеете? — возмутилась она. Это уж слишком.
— Смею, потому что это необходимо, — резко произнес он. — Я слишком во многом полагаюсь на секретаршу, чтобы позволить себе остаться на бобах.
— Послушайте, Алекс… — Она помолчала, с трудом сдерживаясь, чтобы не нагрубить. Он платит ей очень приличные деньги, а опыт и профессионализм, который она получит, работая с ним, не поддается оценке. Сотни девушек целовали бы Алексу руки, если бы он взял их к себе на работу. В принципе он имеет право требовать стопроцентной преданности. Дело не в этом! Так с какой стати она лезет в бутылку? — Энди моя любовь с детства. Он женится на другой, — вяло произнесла она. — И я вовсе не страдаю по нему. — Но это ведь так. От этой мысли она вдруг сама опешила, и голос ее дрогнул. — Я хочу все силы отдать работе. И прошу мне поверить. — Она посмотрела ему в глаза.
— Я этого не прошу, — проговорил он неожиданно мягко. — Могу я спросить вас еще об одной вещи?
Грейс кивнула. Она предпочла бы сказать «нет», но ее храбрость имела предел, а чем скорее все это кончится, тем лучше. Семь бед — один ответ.
— Если завтра он предложит вам все начать сначала, что вы на это ему скажете? И, пожалуйста, правду.
— Не знаю. — Господи, какое же у него сексапильное лицо. Мысль совершенно неуместная, но столь навязчивая, что она не могла противостоять ей. Интересно, сколько у него было любовниц?
