— Ты сейчас немного не в себе, но на самом деле у тебя нет никаких причин отчаиваться.
— Нет причин? После того, как ты...
— Если ты будешь слушаться меня, тебе нечего бояться. Я никому не выдам твой жалкий секрет, — пообещал Гвидо. — Клянусь, мне ненавистна даже мысль о том, что я мог бы расстроить твою мать.
— Тогда прекрати меня мучить! — умоляющим тоном воскликнула Корделия.
Он выпрямился и развел руками.
— Боюсь, есть одна проблема...
— Какая? — быстро спросила она.
— Мне ужасно хочется отомстить, — признался Гвидо без тени замешательства.
— Мне? — переспросила девушка недоверчиво.
— Ты опозорила меня десять лет назад, — пояснил он.
Корделия сделалась еще бледнее. Она знала, как важно для итальянца чувство собственного достоинства.
— Вижу, мать все же кое-что рассказала тебе о нашей культуре, — сказал Гвидо, заметив ее состояние. — Так вот, я должен защитить свою честь перед родственниками и друзьями.
— Гвидо, я... — начала было снова оправдываться Корделия.
— Я мог бы смириться с твоей бедностью, — прервал ее он, — но при условии, что мне не придется видеть тебя или думать о тебе. Но когда ты пришла ко мне и спросила, мужчина я или трус, мне пришлось вспомнить о твоем существовании.
— Я же извинилась!
Он не выдержал и рассмеялся, запрокинув красивую голову, и при виде такой естественной человеческой реакции Корделия приободрилась.
— Ты ведь сказал все это не всерьез? — затараторила она. — Ты злишься на меня и хочешь, чтобы я это прочувствовала, а на самом деле мечтаешь, чтобы я никогда не приближалась к тебе, да?
Гвидо ответил ей мрачной злой усмешкой. От него повеяло такой холодной яростью, что ее снова захлестнула волна необъяснимого страха.
— Неужели ты могла подумать, что я, Гвидо Доминциани, обману пожилого, уважаемого человека! Ты что, совсем стыд потеряла?! — кричал он на нее.
В его взгляде горело такое нескрываемое отвращение, что Корделия сжалась.
Как ему удалось перевернуть все с ног на голову? — думала она. Если верить его словам, получается, что я действительно ужасный человек.
— Ничего подобного, — чуть слышно пробормотала девушка. — Я думала...
— Мне не интересно, о чем ты думала. Я вижу одно: каждый раз, как ты открываешь рот, оттуда вылетают все более оскорбительные для меня и моих соотечественников предложения. Так что, если у тебя вообще есть мозги, лучше держи его закрытым! — строго посоветовал ей Гвидо. — Ты мне задолжала, дорогая, и теперь пришло время платить по счетам!
— О чем ты говоришь? — изумленно уставилась на него девушка.
— Во-первых, своим поступком тогда, десять лет назад, ты довела деда до бешенства, и в результате лишила свою бедную мать последней надежды на восстановление отношений с ним, — прокурорским тоном сообщил Гвидо. — А во-вторых, ты напакостила мне, а в чем именно, тебе еще предстоит узнать, — угрожающе закончил он.
Корделия низко опустила голову, и слезы брызнули из ее глаз.
— Это была не моя вина! — всхлипнула она. — Меня подставили.
— Прекрати, — презрительно отмахнулся Гвидо. — Эти крокодиловы слезы тебе не помогут.
— Ты пугаешь меня, — с трудом выговорила девушка.
Он наклонился и, взяв ее за руки, поднял из кресла.
— Успокойся.
— Как я могу успокоиться, если ты мне такого наговорил...
— Честно говоря, я не ожидал, что ты так отреагируешь, — пробормотал Гвидо. — Терпеть не могу женских слез!
Он вгляделся с высоты своего роста в ее заплаканное лицо, а потом прижал к себе, успокаивая.
У Корделии перехватило дыхание. Тело ее затрепетало, голова закружилась. Исходивший от него запах щекотал ей ноздри — теплый, возбуждающий, чужой и в то же время смутно знакомый. Она слышала, как громко стучит ее сердце.
Большая ладонь Гвидо вдруг легла ей на бедро, и она ахнула, почувствовав, как горячая волна желания прокатилась по всему телу.
— Нет, Гвидо! Нет...
— Да, — мягким воркующим голосом поправил ее он. — Как только ты выучишь, как это звучит по-итальянски, слово “да” станет твоим любимым.
Он крепко прижал ее к себе и прильнул к губам в страстном поцелуе. Корделия, не в силах противостоять своему естеству, с готовностью приоткрыла губы, и его язык проник ей в рот. Незнакомая ласка вызвала в ней новый взрыв желания, и она глухо застонала, сгорая в жарких мужских объятиях и мечтая, чтобы это мгновение длилось как можно дольше. Руки ее сами собой легли ему на шею, а бедра слегка раздвинулись, прижимаясь к возбужденному мужскому телу.
Вдруг Гвидо отстранился.
— Да ты, похоже, голодна?
Его издевательский тон поразил Корделию в самое сердце. Сбитая с толку тем, что только что произошло, сгорая от стыда и досадуя на свое предательски податливое тело, она, уже ни о чем не думая, замахнулась, но Гвидо молниеносно перехватил ее руку, железной хваткой сжав запястье.
— Такого рода игры меня не возбуждают, — сухо предупредил он.
Корделия резко отвернулась.
Какой стыд! — думала девушка. Я ответила на его поцелуй и тем самым выдала себя с головой! Он понял, как я хочу его.
— Только не говори маме, — пробормотала она.
— Это единственная твоя черта, которой я восхищаюсь, — тихо сказал Гвидо.
— Что? — оторопела девушка.
— Мне нравится твое отношение к матери. Ты бережешь ее и готова даже скрывать, какая ты на самом деле.
Он накинул ей на плечи жакет.
— Ты не можешь хотеть жениться на мне... — тихо сказала она.
— Почему? — возразил он. — Я получаю империю Кастильоне, а также сына и наследника; Джакомо — правнука, утешение на старости лет, которое он определенно заслуживает. К тому же, поскольку это сделка, а не брачный союз, я вправе требовать от жены, чтобы она вела себя правильно и никогда не задавала лишних вопросов — например, куда я иду или что делаю, — лениво перечислял Гвидо. — Многие мужчины могут мне позавидовать. А если учесть, что невеста сама принесла мне себя на блюдечке...
— Я тебя ненавижу, — прошептала Корделия, вложив в эти слова всю переполнявшую ее горечь. — И никогда не выйду за тебя замуж! Слышишь?
— Ладно, хватит уже меня дурачить, Корделия, — устало вздохнул Гвидо.
— Что ты делаешь? — спросила она, когда он взял ее за руку.
— Надеваю тебе обручальное кольцо, — спокойно ответил он. — Конечно, это уже не фамильная драгоценность, которую ты швырнула мне десять лет назад, потому что ты больше не заслуживаешь того, чтобы носить такие.
Онемев, девушка уставилась на бриллиант, красовавшийся на ее безымянном пальце.
