– Николас, наверное, занят. Ему ведь нужно работать, – сказала она, стараясь стереть с лица улыбку.
Эта мысль, очевидно, не приходила в голову Фредди.
– Подумаешь! – воскликнул он. – Неужели ты не можешь взять выходной?
– Фредди!
– Все в порядке, Фредди, – засмеялся Николас. – Я уже взял выходной. Благодаря этому вы оба сможете поближе познакомиться с Лондоном, и чем скорее, тем лучше.
Фредди вылетел из комнаты, как восторженный щенок. Его бурная энергия истощала Ли. После ухода парня Николас повернулся к ней.
– Не хочешь поделиться со мной, что тебя так рассмешило?
– Рассмешило?
– Да, ведь ты улыбалась чему-то минуту назад. Ли откинула прядь волос со лба и любезно сказала:
– Пожалуй, поделюсь. Улыбалась я потому, что вообразила тебя в вагоне метро, стиснутого со всех сторон чужими локтями и сумками, как сардина в консервной банке.
– Ну что ж, – с готовностью согласился Николас, – я тоже позабавлюсь, видя тебя в метро стиснутую теми же локтями и стенающую о своем прекрасном, тихом Йоркшире.
– В таком случае будет лучше, если я не поеду с вами, не так ли? – колко отпарировала она. – Тогда ты лишишься удобного случая посмеяться надо мной.
Как только Николас вышел из комнаты, она приготовила себе горячую ванну и с огромным наслаждением погрузилась в душистую мыльную пену.
За последние две недели у нее было очень мало времени, чтобы подумать о себе, и теперь, в тиши этой ванной комнаты, она впервые осознала случившуюся с ней перемену. Это было невероятно. Вырванная из своего родного провинциального городка, она перенеслась в Лондон, и не просто в Лондон, а в лондонское фешенебельное общество, поскольку уже ясно было, что именно к нему принадлежал Николас.
Она чувствовала себя Золушкой на балу, но только Золушкой поневоле, без кареты и роскошного бального платья. Одета она была просто и так же просто говорила и вела себя в мире, где все, без сомнения, владели другим, более утонченным и полным намеков языком. Она еще не успела встретиться ни с кем из его друзей, но уже не ждала от предстоящих знакомств ничего хорошего.
Хотелось бы знать, похожи ли они на Николаса. Мужчины, должно быть, все высокие и галантные, а женщины – искушенные, умеющие держать себя в обществе.
Ей было трудно представить себе кого-то еще, похожего на него, но это, должно быть, просто потому, что она еще никогда не бывала в свете.
Тревожная мысль вдруг пронизала ее: а не смешна ли одежда, которую она привезла с собой? Ситцевые платья в цветочек, босоножки и джинсы, может, и хороши для ее родного поселка, но как они будут смотреться здесь? Пытаясь отделаться от тревоги, Ли передернула плечами и пришла к выводу, что люди должны принимать ее такой, какова она есть. Сама же она, разумеется, не станет терять из-за этого сон.
Но через час, одеваясь к обеду, она снова с сомнением пересмотрела свою одежду. Многие вещи, увы, выглядели потрепанными. Как-то не доходили руки хоть сколько-то обновить свой гардероб за последние несколько месяцев, с того времени, как умер дедушка, и большая часть нарядов казалась теперь несколько устаревшей. Хотя, в конце концов, это не имеет решающего значения, сказала она себе с вызовом, надевая строгое зеленое платье на этот вечер. Она приехала к сэру Джону и хотела выглядеть просто и скромно.
Николас обедал в тот день не дома и собирался прийти попозднее, возможно, когда они уже будут пить кофе.
Вот и хорошо, подумала она, глядя на свое отражение в зеркале и размышляя, стоит ли воспользоваться косметикой. Прикинув так и сяк, решила отказаться от нее. Она и без того была слишком чувствительна к присутствию Николаев, а накрасившись, чувствовала бы себя и вовсе несвободно.
Когда несколькими минутами позднее она вместе с Фредди спустилась вниз, сэр Джон уже ждал в столовой. Ли представила ему брата и, пока старик разговаривал с ним, воспользовалась возможностью разглядеть его.
Она плохо помнила сэра Джона. Ему было примерно столько же лет, сколько дедушке, но выглядел он намного старше. Морщины смирения и разочарования избороздили его лицо, а глаза стали какими-то блеклыми, словно долгие годы он провел в занятиях, наводивших тоску.
Когда он повернулся и заговорил с ней, даже голос старчески и надтреснуто дребезжал.
Сэр Джон извинился, что не мог встретиться с ними раньше.
– Мой доктор не любит, когда я перенапрягаюсь. Я стараюсь проводить большую часть времени за чтением или отдыхом.
Ли считала, что это не самый здоровый образ жизни, но из вежливости кивнула и перевела разговор на другую тему. Она заговорила о своем дедушке, а Фредди поминутно прерывал ее шутками, порой весьма рискованными, и через четверть часа старик явно оживился.
– В молодости он был разбитным малым, этот старый Джейкоб, – многозначительно произнес сэр Джон.
Ли засмеялась.
– Он был разбитным малым и в зрелые годы, сэр Джон, поверьте мне.
– Женщины от него с ума сходили, – с ухмылкой вставил Фредди.
– Да ну? Ли кивнула.
– Всегда находилась какая-нибудь дама, которую он приглашал выпить чашечку кофе. И если она действительно нравилась ему…
– Он дарил ей что-нибудь, что мастерил собственными руками, – закончил Фредди.
Ли взглянула на брата, и они радостно засмеялись.
– Была одна такая дама, – начал Фредди, давясь от смеха при воспоминании, – миссис Болби, вдова.
– Фредди! Сэр Джон не желает слушать о миссис Болби.
– Нет-нет. Пожалуйста, продолжайте, молодой человек. – Старик и в самом деле оживился.
– Миссис Болби, – перебила брата Ли, – была очень достойная, кроткого нрава женщина…
– Жеманница! – перебил Фредди.
– И дед решил – не знаю, что на него нашло… – Ли так и не смогла договорить и тоже принялась неудержимо смеяться.
– Подарить ей деревянные резные шишечки для кровати… – продолжил Фредди.
– И лютню. Он сказал ей, что они смогут заниматься прекрасной музыкой, любуясь этими шишечками!
Сэр Джон засмеялся, сначала сдержанно, потом все веселее и громче.
За изысканным блюдом из семги с креветками Фредди и Ли продолжали потчевать его историями о забавных проделках, которые вытворял их дедушка. Старику и в самом деле, казалось, нравились эти рассказы; за кофе он вдруг покачал головой и пробормотал, что очень завидует жизни Джейкоба.
– Вы двое, наверное, были для него источником радости. Конечно, у меня есть Николас и я очень его люблю, но он редко бывает со мной. А сам я совсем не выхожу, – признался он. – Не вижу смысла. Мир меняется вокруг меня, а мне уже все равно, что происходит вне этого дома.
– Все не так плохо, сэр Джон, – мягко сказала Ли, дотронувшись до его старческой, морщинистой руки. Она собиралась рассказать ему о своих прекрасных родных краях, о вольной, манящей природе, которая окружала ее в Йоркшире, но тут дверь открылась, и, обернувшись, она встретилась глазами с Николасом, который появился на пороге, одетый в строгий темно-серый костюм. Черные волосы были гладко зачесаны назад.
