«Когда тебе за пятьдесят, — говаривал он жене, — начинаешь бояться этой адской машины».
На кухню он не вернулся, а подошел к аппарату в жилой комнате, приветливой и умиротворяющей, с красочным ковром из мексиканского сизаля на полу и не менее яркими турецкими ковриками по стенам.
— Хью Хантер слушает.
— Это Морис.
Рука Хью автоматически нырнула в карман за сигаретами. Их там не было. Они остались на кухне.
— Извини за поздний звонок. Хотелось объявить новости лично.
— Какие еще новости?
— Не волнуйся, хорошие. Даже очень хорошие.
Хью с трудом протолкнул в горло сухой комок. Он умирал от желания закурить.
— А именно?
— Мы его прижали. Он согласен, понимаешь! Контракт подписан.
Хью мешком осел в кресло со светлой ситцевой обивкой.
— Кевина Маккинли?
— Его самого! Ну разве это не чудесно? Я все время твержу, что человек вроде него может значительно улучшить наш имидж.
— Морис, он сделал серию передач, которая имела успех… большой успех, но, понимаешь, всего одна серия…
— Во-первых, он подходящего возраста, во-вторых, имеет нужные связи, в-третьих, работал в Америке, и он…
— …видит в нашей студии стартовую площадку для прыжка на Би-би-си! И сколько же ему за это предложено?
— Ну, подманить обезьянку можно только хорошей кучкой орешков.
Хью промолчал.
— Это всем нам пойдет на пользу, увидишь! Не понимаю, чем ты недоволен, Хью. Ведь твой контракт регулярно продлевается.
С глубоким и медленным вздохом Хью откинулся в кресле и прикрыл глаза. Главным козырем, главной движущей силой его карьеры было долгое знакомство с Морисом, которому через два года (то есть раньше, чем Хью, будь он, скажем, адвокатом или бухгалтером) предстояло уйти на пенсию. Своих истинных чувств нельзя было выдавать ни за что на свете.
— Почему это я недоволен? Я просто в восторге!
— Так я и думал. Потому и решил позвонить. Чтобы порадовать.
Вранье, сплошное вранье! Ни словечка правды во всем этом разговоре.
— Кевин хочет на той неделе созвать ознакомительное собрание. Во вторник сможешь?
— Ну, я…
— Вот и отлично! — воскликнул Морис с почти неприкрытым облегчением в голосе. — Значит, до вторника. Желаю приятно провести выходные. — Он вдруг сообразил, что кое-что упущено. — Как близнецы?
— Процветают.
— Молодец! Побольше бы таких отцов.
Положив трубку, Хью прямиком направился на кухню и полез в Яшек за сигаретами. Вынул из раковины стакан и наполнил до краев. Затем он прошел к любимому стулу и снова на него взгромоздился. Перед мысленным взором, как живой, возник Кевин Маккинли: как безапелляционно он называет сумму, как требует удвоенный отпуск и личную машину с шофером. Получив согласие, небрежно добавляет: «Ну и, конечно, максимальное пенсионное обеспечение». И это ему тут же предоставляют.
Ох уж эти Кевины Маккинли! Мир ими так и кишит. Они дорого себя ценят и откровенно презирают тех, кому за шестьдесят, даже если тем тоже удалось кое-чего добиться, даже если те не так уж плохо выглядят и пользуются популярностью у зрителей.
— А я пользуюсь популярностью… — прошептал Хью, глядя в стакан. — Да, пользуюсь! Они мне так прямо и пишут.
За окном послышался характерный скрип колес по гравию. Джулия. Хью подумал: «Как некстати!» Он был не готов предстать перед Джулией, он чувствовал себя таким… таким… подавленным. И не только подавленным. Несчастным. Испуганным. Потрясенным. Меньше всего хотелось, чтобы жена видела его в таком состоянии, даже если учесть, что за семь лет супружества можно навидаться всякого. Когда балансируешь на грани, нет-нет да и сядешь в калошу, и спутник жизни это понимает. Но от этого не легче.
Хью затушил окурок и стал ждать, когда за дверью в гараж послышатся шаги.
— Хью! — воскликнула сияющая Джулия. — У тебя вид как у заброшенного щенка.
— Это потому, что меня бросили, — пошутил он, раскрывая ей объятия.
Она нетерпеливо повела плечами, но позволила прижать себя к груди.
— Как все прошло? — спросил он ей в волосы.
— В лучшем виде! Меня взяли на выезд пожарной команды. Это было потрясающе! — Она скромно добавила: — Я удостоилась похвалы.
— Наверняка не одной, а целого ливня похвал.
— Придется перейти на контактные линзы, — задумчиво произнесла Джулия, высвобождаясь. — Нельзя появляться перед телекамерой в этих окулярах.
— А мне нравится.
— Ты не телекамера. Мальчики в порядке?
— Глухи к миру.
Несколько минут, пока Джулия наполняла чайник, длилось молчание.
— Ужин был вкусный?
— Вкуснее некуда, — рассеянно отозвался Хью, исподтишка наблюдая за женой.
Она сняла модное узкое пальто. Волосы — те же чудесные белокурые волосы, что и у близнецов — свободно падали на спину (снизу они были подрезаны ровно, как по линейке).
— Отвратительная погода, — заметила Джулия. — Стоять пришлось под зонтом, сырость была промозглая, и нос у меня наверняка пылал, как у Санта-Клауса. Кстати, цикл будет называться «Ночная жизнь города». На следующей неделе снимаем передвижную кухню по раздаче бесплатного супа.
— Не хочешь проконсультироваться с Кейт? У нее большой опыт общения со старыми развалинами.
— Ничего, — отмахнулась она, вставляя вилку в розетку, — как-нибудь обойдусь. Чаю?
— Спасибо, нет.
— Что-то не так? — Джулия внимательнее вгляделась в Хью.
— Звонил Морис.
— Вот как?
Она медленно сняла пиджачок, аккуратно свернула и положила на спинку кресла. Костюм тоже был весь узкий (по мнению Хью, донельзя «секси»), с короткой юбкой, открывавшей великолепные ноги в изящных сапожках. Джулия приблизилась. Положила руки на плечи Хью.
— Кевин Маккинли, да? Дело в нем?
— Не совсем.
Джулия молча ждала продолжения.
— Летом меня снова ждет продление контракта.
— Знаю, и что же?
— Чайник кипит.
— Он автоматический.
— Морис — хороший друг, — сказал Хью как-то неуверенно.
— Бесхребетный слизняк! Ему бы только протянуть время до ухода на пенсию.
— Бесхребетный не бесхребетный, но он по-прежнему на самом верху, милая.
Руки соскользнули с плеч. Джулия отошла к столу, сняла с крючка одну из бело-голубых чашек, положила туда пакетик ромашкового чая.
— Морис не даст мне пойти ко дну…
Она молча продолжала заниматься своим делом.
— Знаешь что?! — начал Хью, подкрепляя решимость хорошим глотком из стакана.
— Что? — спросила Джулия, но было ясно, что мыслями она далеко — с наслаждением перебирает события вечера, похвалы режиссера.
