У нее уже подкашивались ноги и выворачивало желудок — хорошо, что она не ужинала. Чувствуя, как ее колотит от страха и отчаяния, она не решалась подняться и толкнуть дверцу, смертельно боясь, что та окажется запертой. Но дверца, омерзительно скрипя, подалась, и Жанна… оказалась в том же самом, как ей показалось, коридоре. Она глянула на обозначения на дверце — да, те же самые. Хорошо, хоть память ей не изменяет в таких ситуациях… То ли они были одинаковые на всех таких входах, то ли она обошла полный круг и вернулась туда же…
— Я никогда отсюда не выйду, я никогда отсюда не выйду, — шептала самой себе Жанна, затравленно оглядываясь, и не в силах уже куда-то идти.
— Ну где ж ты бродишь-то?..
Жанна неясно, стараясь проморгать липкую мутную влагу, застилавшую глаза, видела фигуру в светлом костюме.
— Я тебя уже полчаса по всему зданию разыскиваю!
«Полчаса? А я думала, уже утро…» Миша вовремя подоспел к ней, бросил сумку и прижал к себе, чтобы она не упала.
— Чего ж ты меня не дождалась? — спросил он, гладя ее по голове.
— Меня какая-то тетка выгнала, и все куда-то сразу пропали, и не у кого было даже спросить… Мобильник здесь не берет…
— Ну ладно, все, все… Идти-то можешь?
— Да я и бежать могу — лишь бы отсюда, сказала Жанна, доставая платок.
Страх, разочарованно шипя, откатил, оставляя мокрый берег с бессильно бьющимися рыбками.
— В чем дело, молодые люди?
К ним приближались двое охранников в черном.
«Вот, когда меня нашли, так и эти объявились», — с неприязнью и досадой подумала Жанна.
— Что у нас тут, короче, вообще творится, а? — завелся Миша, поворачиваясь к ним. — Выгнали из ложи моих гостей, они по зданию разбежались…
Охранники Мишу, видимо, узнали и остановились, не доходя десяток шагов.
— Извини, Миш, бывает… Закрываем же…
— «Бывает!»… Девушке моей вот нахамили… «Моей девушке…»
Миша подхватил сумку, крепко взял Жанну за предплечье и повел ее вон.
— Отпусти, я в порядке, — сказала она, когда ребята в черном скрылись из вида.
— Точно?
— Да.
Они быстро спускались к выходу наружу.
— Дай постою пару минут? — попросила Жанна, выйдя на улицу.
— Конечно.
Пока он клал в багажник сумку и отпирал машину, Жанна глубоко дышала, пока не закружилась голова. Но это было лучше того удушья, что подкарауливало ее в темных закоулках и, подкравшись сзади, цепкой лапой закрывало ей рот и нос, не давая вздохнуть.
Миша открыл ей дверцу, и она заметила расстроенный и недовольный взгляд, мазнувший по ее лицу.
— А где твой галстук? — спросила Жанна, чтобы хоть что-то сказать.
Ворот светло-зеленой рубашки теперь был распахнут.
— В сумке. Ты как?
— Нормально.
— Это и есть твой топографический кретинизм?
— Да, в сочетании с клаустрофобией. Впечатляет?
— Весьма. Куда мы собирались-то? Он вывел машину на дорогу.
— В «Погребок».
— А… там чем кормят?
— Да так — пирожные, кофе, шампанское… Дамский репертуар.
— А нам обязательно туда сегодня? Мне по-серьезному пожрать надо.
— Ах да, извини, с победой. Ты был восхитителен.
— Чего ты понимаешь-то, — небрежно усмехнулся он. — Это же не соревнования. Так куда едем?
— Куда хочешь.
Миша отвез ее в какой-то небольшой ресторанчик, где принялся резво уминать один за одним бифштексы, обильно поливая их то кетчупом, то соусом.
«Значит, любит эксперименты и в интимной сфере, — припомнила Жанна теорию. — Жадность в еде — жадность в сексе. Да, это так…»
Кажется, неприятность забылась.
— Зачем же ты этого парня так об пол хлопнул, а? — вспомнила, что хотела спросить, Жанна. — Звук был такой, словно вертолет упал.
— А пусть не выпендривается, — зло ответил Миша, отставляя пустую тарелку. — Думает, если он олимпийский чемпион, то и победа ему гарантирована.
— А он — олимпийский чемпион?
— Серебряный призер. Мы что пить будем?
— Я — зеленый чай с апельсиновым соком.
— Ну, тогда мне тоже.
Выйдя из ресторана, Жанна увидела, что почти стемнело, но было по-прежнему тепло.
— Как ты себя ощущаешь? — как-то особенно осторожно-вкрадчиво спросил Миша, выруливая на Ленинградское шоссе.
— Я в своем виде.
Он уверенно вел машину, положив одну руку на руль, второй вальяжно опираясь на бедро.
— А куда мы, кстати, едем? — так же осторожно спросила Жанна.
— Домой, куда ж еще в такое время, — пожал он плечами.
«Чероки» бойко гарцевал в стаде других машин.
— А домой — это куда, если не секрет? — через некоторое время решила уточнить Жанна.
Миша неожиданно громко рассмеялся:
— Я вот сижу и думаю, когда ты, наконец, спросишь?.. Да на соседних улицах мы с тобой живем, девочка!
Он погладил Жанну по плечу.
— Я жутко удивился, когда увидел твой адрес. Как мы раньше не встретились?
Их район почти целиком состоял из домов, построенных пленными немцами по одному проекту, поэтому Миша только раз спросил Жанну, правильно ли они едут, и остановился прямо у ее подъезда. Надо было прощаться… Жанна посмотрела на Мишу, почти не различая в сумраке выражения его лица.
— В гости пригласишь? — спросил он чуть сипло, и Жанне показалось, что лицо у него нервно и болезненно дернулось.
— Пойдем, — ответила Жанна просто.
— Погоди, я припаркуюсь получше.
Как они поднялись на третий этаж и как она открыла квартиру, Жанна почему-то не заметила. Она едва успела ощупью нажать на выключатель в прихожей, как Мишины руки крепко схватили ее сзади за талию, а на шее ощутились его губы и горячее, прерывистое дыхание.
— Ой, не надо, а?
— Почему?
— Ну ты-то небось душ принял у себя там?.. А я липкая и вонючая.
— Не заметил… Ну ладно, купайся, я подожду.
Миша нехотя ослабил объятия, и Жанна оглянулась, чтобы посмотреть на него. Она ведь, в сущности, еще не рассмотрела его как следует.
— А… можно я составлю тебе компанию? На лице у него было выражение нетерпения и какой-то жестокости, может, не чрезмерной, но заметной.
«А если б я сейчас стала возмущаться непристойным предложением и гнать его вон? Ведь убил бы… ему это и труда не составит!»
— Сделай одолжение, — повела Жанна плечом.
В свое время строители уговаривали ее поставить модную душевую кабинку с эффектом сауны, но, лишь взглянув на это стеклянно-металлическое чудовище, Жанна мысленно сказала себе, что зайдет в него только по приговору суда и в присутствии отряда автоматчиков. Поэтому сейчас у нее стоял простой душ с поддоном и занавеской, которая прикрывала только до половины.