— Пойдём хоть кофе выпьем, — позвала она, — а то и не поговорили даже. Да и поесть бы тебе не мешало, исхудала уже до неприличия.
Мы зашли в ресторан.
— Мам, я только кофе.
— Ну нет, — категорично заявила она и подозвала официанта.
Пока она делала заказ, я рассеянно рассматривала свои отощавшие пальцы, с грустью думая, что мама права… и никаких даже диет не понадобилось…
— Так. Давай ешь, — мама настойчиво пододвинула мне бутерброды.
Я перевела взгляд на стол, заставленный тарелками. Вид еды вызывал отвращение.
— Да не хочу я, мам…
— Ну вот почему ты такая? Ведь смотреть же больно, как вы с Андреем себя изводите. Я тоже очень любила Лику, но что ж теперь делать… не вернёшь же… Знаешь, мне вообще кажется, что это больше наш эгоизм. Это нам без неё плохо, а ей сейчас, может, очень даже хорошо. Никаких тебе волнений, переживаний. Прекрати убиваться, своей тоской вы с Андреем, возможно, только мешаете её душе.
— Мам, ну какая душа…
— Бессмертная, какая же ещё? — она посмотрела на меня как на ребёнка, сморозившего очевидную глупость. — Давай, давай, аппетит приходит во время еды. А то вот расскажу папе, как ты с собой обращаешься, он тебя мигом к нам заберёт. Ты же не хочешь этого, правда? Да, кстати, фотографии. Я ж тебе кучу Ланкиных фото привезла. Ты вообще в курсе, какая она уже большущая у нас?
Я послушно взяла фотографии. На меня смотрел подросший, весёлый, вполне упитанный тинэйджер с «мохеровым шарфом» на голове. То есть это волосы были выкрашены чередующимися яркими полосами тёмно-синего и ярко-красного цвета, точь-в-точь как бабушкин шарф из моих детских воспоминаний.
— Мам, а чего у нас ребёнок такой разноцветный?
— Ничего ты не понимаешь в подростковой моде. Ты дальше смотри, там полный отпад.
Отметив определённые изменения в мамином лексиконе (раньше она не позволяла себе даже самых простеньких сленговых словечек), я стала листать фотографии. Снимки действительно отличались разнообразием цветов и оттенков волос ребёнка: ярко-жёлтые по длине с фиолетовой чёлкой; оранжевая макушка, плавно переходящая в зелёные пряди…
Как ни странно, Ланке это безумство цвета шло неимоверно, хотя, будь она со мной, вряд ли мы бы решились на подобные эксперименты.
«А бабушка-то с дедушкой ей всё-таки ближе, — подумала я с внезапным сожалением, — мне она эти фотки даже не показывала…»
Решение, что ребёнок живёт то со мной, то с ними, поначалу казалось правильным. Родители загорелись идеей уехать, когда мамины суставы стали требовать ещё более тёплого климата, нежели наш. Средиземноморье подходило идеально. Папе, художнику, были очень дороги мамины суставы, и абсолютно одинаково, где творить. Загвоздка была во мне и Ланке. Я не могла навсегда покинуть свой город, а они не мыслили жизни без любимой и единственной внучки. Пришлось пойти на разумный компромисс. А теперь получалось, что мы виделись с ней всё реже и реже… Постоянно вмешивались какие-то обстоятельства — то моя работа, то Ланкина учёба и занятия живописью, а главное, нежелание родителей даже ненадолго с ней расставаться.
Как же я по всем соскучилась! Столько перемен за те полгода, что мы не виделись. Полгода… это так долго! А жизнь такая непредсказуемая…
Слезы сами собой закапали на глянец, и я поспешно убрала фотографии в сумку.
— Ну наконец-то, заплакала… а то как замороженная. Я даже хотела психиатра пригласить. Вот как тебя здесь оставлять? С такой перевёрнутой психикой… — мама достала платок и как в детстве вытерла мне лицо. — Солнышко моё, а полетели со мной? Папа с Ланочкой обрадуются…
Несколько секунд я раздумывала, слушая мамино нежное воркование. Как же было бы здорово побыстрее забыть об этом кошмаре! И, конечно, чудесный греческий остров для этой цели одно из самых подходящих мест… Но…
— Нет, мам, не сейчас. Не могу.
— Примерно такой ответ я и ожидала, — вздохнула она. — Сейчас ты скажешь, что кто-то должен побыть с Андрюшей. Хотя бы первое время. Что у него никого нет, кроме нас…
— Видишь, ты и сама всё знаешь. Я приеду, потом. Пусть он немного придёт в себя.
— Хорошо, — легко согласилась мама и тут же принялась вдохновенно соблазнять меня средиземноморскими прелестями.
Длилось это минут двадцать, но я старалась даже не слушать.
— Уговаривать бесполезно? — на всякий случай ещё раз спросила она, сообразив наконец, что только теряет время.
— Мам, ну ты же неплохо меня знаешь, правда?
Она вновь вздохнула.
— Ох уж это мне ваше с отцом патологическое упрямство! Хотя бы обещай, что через месяц ты будешь у нас. Мы же скучаем!
— Я приеду, обязательно приеду. Сразу, как только смогу. Я по вам тоже безумно, просто безумно соскучилась!
— Ну хорошо. А теперь объясни мне, что у вас произошло с Дмитрием. Почему в такую минуту его нет рядом?
— Мам, извини, но об этом я вообще говорить не хочу.
— То есть вы больше не вместе?
— Нет.
— Он знает, что случилось?
— Нет.
— Почему?
— Мам… — тема начала меня напрягать. Все это время Димка постоянно звонил, но трубку я не брала и обсуждать свои действия с кем бы то ни было, пусть даже с мамой, не имела ни малейшего желания. — Потому что я не хочу говорить ни с ним, ни о нём. Извини. Пойдём, ты опоздаешь на посадку.
Я вышла на балкон, дождалась, пока самолёт взлетит, и поехала обратно в город.
Димка временно перестал трезвонить и забросал меня сообщениями. Сегодня его личный рекорд составил двадцать семь штук. И не лень же!
То ли разговоры с мамой возымели такое странное действие, то ли что другое… но на последнее сообщение я неожиданно для себя ответила. И пусть написано там было, что он зря надрывается, атака звонками немедленно возобновилась. Пришлось даже на время отключить телефон, иначе я рисковала «поцеловать» от раздражения чей-нибудь бампер и до дома не добраться. А у моей судьбы были на мой счёт несколько иные планы…
Глава 6. «Скелеты из шкафов»
Вечер проходил в уже привычном унынии. Мы с Андреем будто попали в мир одинаковых дней, и как две неприкаянные сироты молча блуждали по опустевшему дому, когда до нас добрался следователь городской прокуратуры.
Он представился и выразил желание пообщаться с Андреем наедине. Я хотела тут же уйти, но Андрей попросил меня остаться, произнеся расхожую фразу про отсутствие секретов.
Оказалось, в прокуратуре подозревают, что смерть Лики наступила не в результате несчастного случая, как мы считали.
— Андрей Геннадьевич, ваша жена приняла большую дозу снотворного и, вероятно, крепко спала, когда начался пожар. Скажите, она принимала снотворное постоянно? Какие-то нарушения сна? — спросил следователь.
— Не совсем… — Андрей с сожалением посмотрел на пустую бутылку из-под коньяка, перевёл взгляд на меня, но я сделала вид, что сигналов не понимаю. В конце концов, сколько можно пить? Он вздохнул, но озвучивать просьбу не стал. — Видите ли… моя жена так называемая «сова», и заснуть раньше трёх ночи для неё всегда было проблемой. Когда можно было выспаться утром, она ложилась очень поздно. Но если дела требовали раннего подъёма, Лика принимала снотворное. Иногда это действительно были большие дозы, если ей никак не удавалось уснуть.
— Понятно, — кивнул следователь, — теоретически снотворное она могла выпить сама. Но есть один нюанс. В тот вечер Анжелика Сергеевна приехала на дачу не одна, — он помолчал, словно подбирая слова, а у меня внутри всё сжалось от нехорошего предчувствия. — Её сопровождал мужчина.
Я бросила тревожный взгляд на Андрея, но если у него и возникли какие-то эмоции, на лице это никак не отразилось.
— Нашёлся свидетель, соседка, которая видела их вместе, — между тем продолжал следователь. — Точно описать этого человека она не смогла — расстояние было довольно большим, к тому же девушка торопилась и особо прибывших не разглядывала. Заметила только, что мужчина светловолосый, чуть выше среднего роста, крепкого сложения. — Теперь у меня внутри всё похолодело. По сути, он сейчас описывал Андрея, и по глазам последнего было видно, что он тоже это понял. — К сожалению, машина сгорела вместе с домом, так что никаких отпечатков не…
