я знаю точно. Да и я позора не вынесу…
Позже я, как могла, утешала себя наивными обещаниями: пускай мы не сможем их сейчас наказать, но когда-нибудь потом я им отомщу. Хотя понимала, конечно, что это самообман, кто я и кто они. И даже спустя годы, я вряд ли до них доберусь. А если и доберусь, что я могу им сделать? Снова обругать и опрокинуть стол? Убить их не смогу, посадить — тоже, а что ещё? Однако лишь мысли о мести не давали совсем расклеиться.
9
На следующий день я поехала к врачу в студенческую поликлинику. И Наташку уговаривала, но она — ни в какую. А когда вернулась — её уже не было. Она собрала все свои вещи, до единой, и уехала. Я растерянно смотрела на её пустые полки в шифоньере и недоумевала, почему она не предупредила меня об отъезде. Ни словом не обмолвилась! А вечером от квартирной хозяйки узнала, что Наташка не просто отправилась на лето к родителям в Зареченск, а вообще съехала.
Я, конечно, и сама себя винила в том, что произошло, и от Наташки ожидала каких угодно обвинений, но к вот таком молчаливому отторжению оказалась не готова. Проревела весь вечер, так обидно вдруг стало. Да, я дура и всё это из-за меня, но мне ведь тоже плохо. Очень плохо. Может, даже хуже, чем ей. Во всяком случае, её первый раз был с любимым, с её Ваней.
А через несколько дней — пришлось немного подождать, когда анализы будут готовы — тоже уехала к родителям. Хотя в моем случае родительский дом никогда не был пристанищем, где можно зализать раны. Я там даже быть самой собой не могла. Но куда ещё податься?
Я не знаю, как в таких ситуациях справляются другие. Я лично утешалась тем, что могло быть и хуже. Эти уроды хотя бы не наградили нас инфекциями, не избили зверски, не подвергли извращениям. Хотя и то, что было, как забыть?
И не спросишь же ни у кого совета, а тем более у мамы. Она у меня натура возвышенная, и розовые очки не просто носит, не снимая, они вообще приросли к ней намертво. А если вдруг что — сразу хватается за сердце: «Нет, этого не может быть. У меня сейчас инфаркт будет!».
А из близких подруг у меня была только Наташка, которая теперь не желала со мной знаться.
В Зареченске я приходила к ней, дня через два как приехала. Её мать впустила меня в дом, прошла в Наташкину комнату, и я отчетливо слышала их коротенький разговор:
— Наташ, к тебе Марина пришла.
— Скажи, что я сплю.
— Вы поссорились? Что у вас произошло?
— Ничего. Просто скажи, что я сплю и всё.
Я тихонько ушла. Не хотела, чтобы ее мать мне врала, а я подыгрывала ее неловкой лжи. И больше к Наташке не ходила, ну до того, как она попала в больницу с попыткой суицида. Да и там навестила её только раз.
Позже, когда она уже выписалась, мы все-таки встретились, но совершенно случайно. На почте. Сначала она сделала вид, что не заметила меня. Хотя заметила, конечно.
Тётки в очереди при её появлении стали шушукаться:
— Да точно она там залетела. Вот и наглоталась таблеток. А потом скажет Ваньке Стоянову, что от него.
Наташка их шепотки тоже услышала, и сразу так сникла, что я не сдержалась. Наговорила тёткам гадости — будь здоров. Особенно одной, у которой дочь Вера училась с нами на параллели и на выпускной пришла с заметным животом. Они, конечно, раскудахтались, но я получила бандерольку и быстрее выскочила на улицу. Наташка вышла следом.
— Марин! — окликнула меня. — Спасибо. И прости, что я…
Она запнулась, посмотрела на меня затравленно.
— Ты просто как живое напоминание для меня о том ужасе. Извини, но я не могу это преодолеть. Как только посмотрю на тебя, так и…
Кажется, это последние слова, что она мне сказала. И уже в конце августа, перед самым отъездом на учёбу, мама мне сообщила, что Наташка с Ваней женятся. Меня на свадьбу не позвали, но на другой день в Зареченске все только и говорили, что Наташка устроила жуткую истерику, и сочувствовали жениху.
Больше мы с Наташкой не общались, даже не здоровались, хоть и виделись почти каждый день в универе.
А в марте она родила девочку и оставила её родителям. Вот только сроки настораживали, но все поздравляли Ваню Стоянова, и я для себя решила, что тоже не должна сомневаться. В конце концов, это только их дело.
10
Год спустя
Почти год после того, как съехала Наташка, я ещё жила в нашей комнате одна. Только если она стала совсем нелюдимой затворницей, то я с головой ушла во всякие сборы, капустники, КВНы, научные форумы. Это здорово помогало отвлечься.
Единственное — у меня никак не клеилось с парнями.
Поначалу я от всех чуть ли не шарахалась, но потом немного оттаяла и даже попробовала встречаться. Один раз со «звездой» курса, который буквально с первых минут порывался залезть мне под юбку. Еле от него отделалась.
Второй раз замахнулась на кумира всех девчонок из нашего студотряда. Но из этой попытки вышло примерно то же самое. Начал приставать, получил по рукам и насмерть оскорбился. И меня же потом с его подачи выгнали из отряда.
А в мае, прямо в разгар сессии, к квартирной хозяйке нагрянул её племянник, который и вовсе мне прохода не давал. Так что пришлось оттуда убраться. Практически в никуда.
Нет, ну на улице я не осталась — меня одногруппница приютила. Взяла к себе, в общежитие, где оказалась просто какая-то клоака и проходной двор. В её комнате вечно толпился народ. Пили, слушали рок, накуривались, оставляя после себя тонны грязи, и все, как один, считали
