Ты совсем охренел?
— Конкретно сейчас – да.
— Я тебя что просил сделать утром?
Отец почему-то нарушает границы моего личного пространства, хотя и знает, что я терпеть не могу, когда он подходит ближе. Меня раздражает его присутствие, его запах, его выражение лица. Делаю несколько шагов назад, отхожу на безопасное расстояние.
— Ты как посмел выставить девочку на мороз? Она столько времени простояла, прежде чем такси приехало. В тебе хоть что-то человеческое осталось?
— А в тебе? Я ведь твой сын, если ты не забыл.
— Да как ты смеешь, щенок!
— Ой… — слышится позади нас. — Я тут…
— Сонечка, — отец мгновенно меняется в лице. — А ты чего тут?
— Заблудилась, — она виновато опускает взгляд в пол.
В этот момент она меня больше всего раздражает. Сам факт ее присутствия в моей жизни выводит из себя. Она как-то слишком умело возникает там, где ей быть не положено. Вначале бассейн, теперь здесь. В тот момент, когда отец снова позволил себе оскорбления в мой адрес. Ненавижу.
— Ладно, мы поехали. Не ссорьтесь, — он говорит это с улыбкой, но адресует ее явно не мне. — Стас! — а вот строгий тон точно для меня.
Не ссориться? Я готов ее молча утопить в бассейне. Пусть только она туда спустится.
Игнорируя ор отца, широким шагом направляюсь в сторону своей комнаты. Сегодня в планах выпить пива и отравить организм чипсами. Плавание нахрен отменяется. Заставить себя спуститься в бассейн после того, как там была она, кажется мне невыполнимой задачей. Перед бухлом неплохо бы пожрать, но выходить из комнаты, рискуя столкнуться с этой недалекой, не стану. Открываю пачку чипсов, сухарики и орешки. За ужин сойдет. Запиваю пивом.
Врубаю наушники на полную и спустя полбанки пива расслабляюсь. Чувствую, как напряжение в мышцах понемногу отпускает. Мысли разбредаются в разные стороны, перед глазами плывет. Я слишком редко пью и почти всегда на голодный желудок. Пьянею быстро, но и отпускает почти мгновенно.
Боковым зрением улавливаю какое-то движение и резко разворачиваюсь. Прицеп, блядь…
Стоит, глазами хлопает. Явно что-то говорила до этого, но стоит мне на нее посмотреть, затыкается. И лыбится.
В какой-то момент кажется, что мне привиделось. Отец в мою комнату практически не заходит. Сюда никто никогда не врывается так просто, без разрешения. Все, кроме нее. Какая из нее сводная сестра? Сталкер, блядь, недоделанный.
Она делает шаг ближе, протягивает руку к моему лицу. Хер знает, что собирается делать, я резко вскакиваю с места, отхожу от нее и резко выдергиваю наушник.
— Какого хера? — давлю на нее. — Ты что здесь делаешь?
— Я думала, ты слышишь, — оправдывается. — Я постучала, но ты не ответил, и я зашла. Извинялась тут, вообще-то, а ты в наушниках своих, — она делает глубокий вдох, словно собирается с силами. — В общем… я приготовила горячих бутербродов. Можем поесть вместе и поговорить. Я думаю, — хмурится, будто не верит в то, что скажет. — Думаю, у нас получится договориться и заключить мир.
— Ты…
Я пока сам не знаю, что хочу сказать. Во мне столько чувств. Ненависть, ярость и что-то еще, пока мною не определенное, но столь же сильное.
— Нам ведь не обязательно враждовать!? — перебивает и то ли спрашивает, то ли говорит уверенно. — Я могу извиниться в университете перед всеми. Хочешь? И мы можем… можем признаться всем, что брат и сестра и… в общем, тебе не обязательно меня ненавидеть. Я постараюсь тебя полюбить и ты… можешь сделать то же самое.
Я настолько охреневаю, что даже не нахожусь с ответом. Надсадно выдыхаю, как меня учил психолог, шумно втягиваю воздух. Она точно сталкер, иначе как объяснить ее тупое желание лезть туда, где потенциально опасно для жизни.
* * *
Как вам новая обложка?
Соня
Я два часа репетировала перед зеркалом то, что выдаю Тану за минуту. Еще столько же решалась на разговор и минут двадцать топталась у него под дверью. После всего, что он мне наговорил страшно пытаться подружиться, но я считаю, что так будет лучше. У меня не получается его ненавидеть. Боятся — да. Но это потому что в принципе никогда не испытывала чувства ненависти.
— Пошла вон! — отсекает совершенно неожиданно.
После длительного молчания, во время которого он позволял мне говорить, его голос звучит до слез грубо. Я делаю шаг к двери, но застываю. Я столько репетировала, бутерброды эти дурацкие готовила. Они, между прочим, на кухне остывают, пока мы тут выясняем отношения.
— Нет! — делаю шаг назад и встаю на прежнее место.
— Что сказала?
— Я не уйду, — стараюсь говорить смело, но этой самой смелости во мне слишко мало.
На самом деле мне страшно, но дрожать я буду после того, как покину его комнату. После того, как потеряю всяческую надежду на нормальное сосуществование.
— Пошла на…
— Давай ты меня выслушаешь! — выставляю руку вперед, перебивая его.
Кажется, только так мы сможем нормально поговорить. Если он будет молчать, а я не буду обращать внимания на его оскорбления, то у нас получится. Главное, чтобы он не перешел в наступление и не выволок меня из комнаты силой.
— Я не смогу с тобой соревноваться, — признаюсь. — Ты физически и наверняка морально сильнее меня, поэтому я хочу перемирия. Ты не будешь меня трогать, я извинюсь в университете и расходимся. Составим график посещения бассейна. Я могу сразу после школы или поздно вечером. Или в тот день, когда ты туда не ходишь.
Я даже составила это дурацкое расписание, но оставила листочек в комнате. Разнервничалась и забыла взять его с собой.
— Ты серьезно? Поверить не могу! Ты серьезно предлагаешь мне выбрать время для посещения бассейна в собственном доме?
От него исходит дикая агрессия. На такое предложение он явно не рассчитывал, но я упрямо гну свою линию. Запрещаю себе бояться. Папа всегда говорил, что нельзя показывать противникам своего страха. Если поймет, что боишься — ни за что тебя не оставит.
— Теоретически ты можешь плавать вместе со мной и…
— Практически, а не теоретически, если мы окажемся в бассейне, я тебя в нем утоплю, — изрекает ядовито.
— Твоя ненависть ко мне ничем не оправдана. Я не претендую на место в
