живот вдавливается. Ладонями жёсткими кожу вместе с халатом сминает. То что внутри творится даже словами не описать – ещё не придумали таких слов, чтобы передавали всю мою беспомощность и отторжение перед необходимостью ему подчиниться. Молча проглатывать упрёки, терпеть домогательства.
Да кто он такой?!
– У меня ничего нет, – чеканю сорванным на хрип голосом.
Пытаюсь разорвать нашу вынужденную близость, отстраниться. Но, кажется, только сильнее нарываюсь.
– Я хочу убедиться.
Не так. Просто хочет. А я – нет. Вернее, то, что выдаю я, его не устраивает.
А чего ты ждал, сволочь?!
Явно не позволения. Подхватив под ягодицы, без каких-либо предисловий он подсаживает меня на стол. От вопиющей близости наших тел на пару секунд дух вышибает.
Благо самообладание возвращается быстро, в сопровождении полного возмущения вопля:
– Лапы убрал! Клянусь, уснёшь – я тебе их лично оторву.
Эмоция только ощущается громкой, а на деле звучит звенящим шёпотом.
– Не нравится? – цедит он сквозь зубы, теснее вклиниваясь бёдрами между моих ног.
– Нет.
И не вру ведь. Одной попытки представить как между нами будет происходить хоть что-то из перечисленного на картах хватило, чтобы на старте сломать моё воображение.
Раду прищуривается... Зрачки поглощают яркую зелень радужек.
А это, чёрт возьми, плохо!
– Скажи, почему я должен спускать тебе с рук косяки?
Мне хочется вжать голову в плечи от этого взгляда, он физически давит, но я нахожу в себе храбрость высказаться.
– То есть, ты похитил человека и ничего, а меня нужно наказать за попытку позвонить? Где логика?
Пару миллисекунд ещё верю, что Раду переключится, зависнет. Напрасно.
Он склоняется ниже с пробирающей до истерики медлительностью.
– Мой дом – мои правила. Выход знаешь где. Как тебе такая логика?
Вены жжёт одновременно от страха и злости.
– Когда-нибудь ты за это ответишь, – шиплю с отчаяньем.
Раду ведёт носом вдоль челюсти, по-звериному втягивая мой запах. По-хозяйски сжимает и натягивает между пальцами пряди волос. Как он жадно трогает! Везде трогает: бёдра, живот, ягодицы. Даже в самом низу под халат забирается ледяными ладонями. Чувствую, что вседозволенность срывает ему тормоза, а как вывернуться ума не приложу. Он же скала – не сдвинешь. Остаётся только терпеть, пока Раду, прикусывая мою шею, двигается губами к едва прикрытым распахнувшимся халатом ключицам. В этот раз не пытается быть бережным, наказывает. И от этого зверски возбуждается, да.
Наверное, подобное только в фильмах выглядит горячо, потому что меня начинает колотить от страха. Я ведь не знаю о нём ничего, даже к телу толком не присматривалась! Чужой и пугающий, он совсем не тот, чьи касания ощущаются трепетом. Заторможенность прошла вместе с первым шоком. Теперь мне просто страшно. Отторжение глушит всё.
Чтобы не зареветь в голос, скребу ногтями свитшот на его груди.
– Ну и чего ты ждёшь? Заставь меня ответить, – неожиданно командует Раду, резко убирая от меня руки. А я... дышу.
Просто растерянно пытаюсь дышать, не справляясь с паникой и не понимая, чего он от меня хочет.
– Ну? – повторяет тише. – Какого чёрта ты не сопротивляешься?
Да не знаю я! Наверное, потому что не хочу, чтобы Раду сделал мне больно. Интуитивно утыкаюсь лбом ему в плечо, пряча горящее лицо. Меня ломает эта капитуляция. Мне стыдно за трусливую слабость, но что я могу сделать против сильного мужчины? Просто терпеть и надеяться, что он не вконец озверел.
Впрочем, Раду обещал меня не жалеть. Он держит слово.
– Плохо, Влада. Я привёл в дом гордую девушку. Откуда эта бесхребетность, малыш? Я разочарован.
А я растеряна. Запуталась и не понимаю, чего от меня добиваются. И, что самое страшное, не факт, что он сам это понимает.
Пространство между нами гудит от адреналина. Мой ужас, его драйв – всё смешалось невидимым порохом. Трещит. Накаляется. Взрывается!
Раду с рычанием вдавливается в меня бёдрами, придерживая рукой под лопатками, пока я в панике ёрзаю задом по столешнице, пытаясь отползти подальше. А как толкается в меня недвусмысленно! Так, словно нет между нами одежды: жадно, тягуче, размашисто... И в какой-то момент резко всасывает мою кожу над ключицей.
Я вскрикиваю от неожиданности, дёргаюсь назад, сердито впечатывая кулак в его скулу. Внутри колотится всё, что только может. Мне жарко, мне непонятно. Мне яростно!
– Так-то лучше... Нам нужны живые эмоции, чертёнок. – Он довольно смеётся мне в губы. – Если хочешь на что-то влиять, делай только то, что чувствуешь. Не думай, не сомневайся. Противно – отбивайся. Приятно – не гаси это в себе. Только ты решаешь, что и когда правильно.
– Я не хочу. Убери руки, – хныкаю вырываясь. О том, чтобы искать в его словах смысл, а в действиях логику, и речи не идёт.
Больной. Полоумный. Шизик!
Ещё пару секунд он громко дышит мне в щёку с закрытыми глазами, доводя меня практически до приступа истерики.
– Вернись и прими таблетки, это иммуностимулятор. Не в теплице поселилась. Через пару часов стемнеет. Я хочу, чтобы ты была в форме. Простые желания закончились.
– Ты ничего от меня не добьёшься, дикарь! – Начинаю я бунтовать, едва почувствовав послабление. – Я не потерплю принуждения.
– Помилуй, разве я тебя принуждаю? Тебе показать разницу?
– Катись к чёрту.
Он как-то не в тему ласково трётся носом о мой висок, затем на контрасте, резко сдёргивает со стола и разворачивает спиной к себе. Игриво шлёпает по заднице.
– Брысь. А библиотеку я пока запру. Сюда ты не войдёшь.
Больно надо! Осталось придумать предлог, чтобы выйти, когда стемнеет.
День прошёл ужасно. С одной стороны меня ломает без инстаграма, а вид на заснеженный лес из окна успел наскучить уже за первые пару минут. С другой стороны, мысль о том, что Раду остынет, пойдёт искать телефон и догадается, куда я его зашвырнула не даёт секунды покоя. Обложил меня гад капитально. Было бы смешно и глупо упустить свой, возможно, единственный шанс отсюда выбраться только из стыда показаться ему на глаза. Пусть ему будет стыдно! Не я, в конце концов, распускала руки. Как итог, приходится торчать на кухне, оседлав массивный стул со спинкой, делать вид, что утром ничего из ряда вон не произошло и усердно капать Раду на мозги.
Нужно отдать должное его выдержке, у Метлицкого уже бы давно начал дёргаться глаз. А этот ничего – с
