— Открывай! — требовательно. Мы стоим напротив входной двери в квартиру.
— Мак, послушай, — начинаю. Но он одним взглядом заставляет меня замолчать.
— Открывай дверь, — говорит жестко. От его голоса вгруди все покрывается инеем. — Или я ее выбью!
И ведь не шутит. Он на грани. В таком состоянии без труда выбьет дверь.
— Маковецкий, давай без лишнего шума, — прошу его с трудом сдерживая себя, чтобы не закатить глаза.
Мне и без того проблем с соседями хватает. Они несколько раз полицию вызывали и органы опеки, видите ли, им не нравится, что дети топают. А еще кричат.
Ох, сколько я тогда от них натерпелась! Чего они только не вытворяли. Кошмар!
Уже хотела обращаться к братьям за помощью, как соседи отстали. Потом уже выяснила, что одни съехали. Но остались другие.
И эти другие пока что молчат.
Я не хочу новой конфронтации с соседями. У меня проблем хватает и без нее.
Вставляю ключ, поворачиваю в замке, нажимаю на ручку, дергаю. Дверь не поддается.
Мама закрыла ее изнутри.
— Тихо! — бросаю Маку через плечо. — Сейчас нам откроют, — говорю недовольно.
Ой, что будет… Моя мама Макара порвет.
Легонько стучу. Мама могла уложить моих принцесс спать, и будить детей по прихоти вдруг свалившегося, как снег на голову, отца, не собираюсь.
— Оля, тише, — предупреждает мама, открывая дверь.
Распахивает, видит Мака, и выражение ее лица тут же меняется. Она с непроницаемой маской смотрит то на него, то на меня.
— Явился, — выплевывает, не скрывая своего презрения. — На порог тебя, говнюк, не пущу!
И ведь не пустит. Я знаю.
— Мама, — начинаю. Но она тут же затыкает меня.
— Не мамкай! — говорит строго. — Ты заходи. Одна! — пропускает меня, после этого встает стеной.
Бросаю на Маковецкого предупреждающий взгляд, пожимаю плечами. Хотел познакомиться с девочками? Сначала пройди мою маму!
С Маратом и Давидом у нас один отец, а матери разные. Мы росли вместе, семья у нас была дружная. По крайней мере, мне так запомнилось.
Я только потом узнала, что моим старшим братьям приходилось совсем не легко.
— Добрый вечер, Татьяна Дмитриевна, — вежливо и совершенно спокойно здоровается Макар. — Очень рад, что вы меня так быстро узнали, — смотрит моей маме прямо в глаза, взгляд не прячет. — Позволите? — показывает за порог.
— Нет! — Мама встает стеной.
— Ну не будем же мы устраивать разборки на лестничной клетке.— Глаза мужчины горят опасным блеском.
— Мама, впусти его, — прошу уставшую женщину. — Маковецкий —баран упертый. Он дверь выбьет, — предупреждаю. За что тут же получаю осуждающий взгляд.
— Заходи, — цедит сквозь зубы. — Но дальше порога ты не пройдешь.
Мак делает шаг вперед, закрывает за собой дверь. Пространство тут же сужается, становится тесно.
Мужчина в нашей квартире —крайне редкий гость.
Братья стараются лишний раз не приезжать, ведь за каждым из них может быть слежка. А Ипполита я в квартиру практически никогда не привожу.
Мы обычно встречаемся на нейтральной территории. Или едем к нему.
— Нам нужно поговорить, — обращаюсь к маме обреченно. — Макар все знает.
— Да уж поняла, — произносит с горькой ухмылкой. — Я тебя предупреждала, — заводит старую пластинку. — Твои братья не смогли промолчать.
— Прошу, не начинай! — раздражение одолевает. Неужели нельзя раз в жизни взять и промолчать?
— Я к детям, — отвечает. Строго смотрит то на Мака, то на меня. — Даже не вздумай в детскую сунуться, — предупреждает Маковецкого. Каждое слово пропитано злостью. — Как вас в детстве гоняла, так и сейчас смогу!
Мама разворачивается и уходит, смотрю на Мака. Тот улыбается.
— Все в жизни меняется, но только не твоя мать.— Ухмылка не сходит с его лица. Ловлю себя на том, что улыбаюсь в ответ.
— Разувайся, снимай куртку и проходи, — меняю гнев на милость. — Кухня там, — показываю чуть дальше по коридору.
Оставляю Маковецкого одного, иду на кухню. Дрожащими руками набираю чайник, не с первого раза нажимаю на кнопку включения. Каким-то чудом нужно выдержать этот непростой разговор.
Достаю кружки, кладу в каждую по пакетику чая, насыпаю сахар. За спиной слышу шаги.
Перед глазами проплывают картинки нашей единственной ночи, мышцы тянет. Психую. Даже сейчас, после стольких лет и бед, что свалились на мою голову по вине Маковецкого, он пробуждает давно позабытые чувства в груди.
Бесит!
Бегло оборачиваюсь, Мак стоит на пороге и смотрит исключительно на меня.
— Руки помой, — показываю на раковину. У меня там всегда рядом со средством для мытья посуды лежит мыло. — В квартире маленькие дети живут, а где ты шлялся, я понятия не имею, — едко цежу.
— Могу рассказать, — говорит,глядя на меня исподлобья. Мурашки по коже от его взгляда, едва сдерживаюсь, чтобы руками себя не обнять.
— Спасибо, не интересует, — отворачиваюсь.
Смотрю на кружки и чайник. Психую.
Мак, да пошел ты! Бросил меня одну разгребать то, что натворили вместе, а теперь ждешь к себе хорошего отношения.
Не дождешься!
Решаю, что нечего проявлять гостеприимство. Разворачиваюсь лицом к мужчине, скрещиваю руки на груди.
— Ты хотел поговорить, — ни на мгновение не отрываю от него враждебного взгляда.
Маковецкий молчит. Он делает вид, что не замечает моей злости, спокойно моет руки и еще сильнее бесит.
Мужчина нарочно медленно берет полотенце, вытирается. Поворачивается, делает несколько шагов вперед. Наступает. Мне приходится сдать назад, иначе мы соприкоснемся. Тогда уж точно вспыхнет пожар.
— От меня не убежишь.— Мак медленно, но верно приближается ко мне.
Каждый шаг тверд, но вместе с тем плавен. Мужчина похож на леопарда перед прыжком.
Чувствую себя добычей.
И кто там что собирался кому предъявлять?
Глава 12. Макар
Выходя из квартиры стараюсь не хлопнуть как следует дверью. Хотя очень хочется!
Оля, зараза! Вывела меня.
Пришлось уйти.
Познакомиться с дочерьми так и не вышло, что очень печально. Но не критично. Оля права, девочкам нужно поспать, и будить их только по прихоти невесть откуда взявшегося отца будет неправильно.
Познакомлюсь с малышками завтра днем.
Сажусь в тачку, но не трогаюсь с места. Пишу своим парням, чтобы четверо из них немедленно приехали сюда. Мне нужно установить наблюдение за квартирой, где спят мои дети, и ее обитателями. Уверен, Оля не станет сидеть сложа руки. Она выкинет какой-нибудь финт.
Я должен быть наготове.
— Давай, бери трубку, — произношу в пустоту. Кидаю взгляд на часы, очень поздно.
— Мак, какого хрена? — В динамике раздается недовольный голос друга. — Ты совсем офигел?
— Вика рядом? — уточняю как ни в чем ни бывало.
— Конечно! — бурчит. — Ночь на дворе. Спит она.
— Выйди из спальни, — прошу Даву. Моя новость ему не понравится. А когда начну вдаваться в подробности, так он не сможет смолчать.
В трубке повисает тишина.
Жду молча.
— Я очень надеюсь, что ты мне звонишь по действительно срочному и архиважному делу.— Торковский рычит в трубку.
— Или ты меня порвешь на куски, — договариваю за другом. Ухмыляюсь.
Знал бы ты, Дава, от какой беды я тебя избавляю, поблагодарил!
— Говори давай, — произносит уже более миролюбиво. — Что стряслось?
— Ты в курсе, что у твоей сестры мужик есть? — решаю зайти с этой стороны. Рассказывать в лоб правду не стоит, Дава горячий и резкий. Наворотит дел с лихвой! Не разгребу потом.
— Удивил, — усмехается недобро. — Оля —молодая, красивая девушка. Это логично, — фыркает. — Или ты считал, что она всю свою жизнь будет вздыхать по тебе? — желает меня задеть побольнее.
И блин! Это ему удается!
— Да пошел ты! — отмахиваюсь. А у самого внутри все пылает.
Стоит представить Олю в лапах ублюдка Смоленского, как в груди начинает свербить. Меня распирает от гнева. Задержись я хоть немного на этом ощущении, так последует взрыв!
