Паркер делает шаг назад, убирая руки с моей спины, и это ничуть не гасит жар, разгорающийся внутри меня.
Я возбуждена, и гоголь-моголь делает меня храброй.
Какая комбинация.
— Все в порядке, серьезно. Я люблю милого Зефирку, — бормочу я, наклоняясь, чтобы погладить его мягкую шерсть.
Хорошо, что Зефир прерывает нас, потому что бог знает, что могло бы случиться. Что могло бы произойти, если бы мы стояли там хоть на секунду дольше.
Мы продолжаем украшать елку, Паркер на своей стороне, а я на своей, между нами повисает густое напряжение, но я отгоняю его, предпочитая просмотреть последнюю коробку с украшениями на журнальном столике.
— Боже мой! — я смеюсь, беря в руки украшение с фотографией, на которой мы втроем. Я зажата между Оуэном и Паркером. Все мы с ног до головы покрыты снегом и похожи на мокрых щенков, — ты помнишь это?
Повернувшись к Паркеру, я протягиваю ему квадратное украшение.
Выражение его лица смягчается, и он подходит ближе, беря его из моих рук.
— Господи, я тогда был чертовым ботаником. Посмотри на эти очки, — говорит он, проводя большим пальцем по старой фотографии.
— Слушай, я думаю у нас у всех были свои особенности тогда. Мы были детьми, пытались найти свое место в мире.
Он кивает.
— Я помню все, как будто это было вчера. Ты следовала за нами повсюду, как маленькая тень. Куда бы мы ни пошли, там была ты.
— Эй, я ничего не могла поделать с тем, что вы, ребята, были единственным вариантом, с кем я могла дружить.
Я осторожно поднимаю украшение на елку, закрепляю его на ветке в центре и поворачиваюсь к Паркеру.
— Иногда мне не хватает этих воспоминаний. Что еще осталось?
Он опускает взгляд на коробки и берет в руки одинокий предмет, лежащий на дне последней коробки.
— Похоже, только ангел. Мама подарила мне его, он достался мне от бабушки Грант. Не могу поверить, что эта штука до сих пор цела, честно говоря. Давай я возьму лестницу, и мы сможем повесить его на елку.
— Нет, просто подними меня. Я смогу повесить ее быстрее, чем ты сходишь за лестницей и установишь ее, — говорю я ему, забирая ангела из его рук, — если только ты не считаешь, что я слишком тяжелая.
Иногда я забываю, что у меня не нулевой размер.
Паркер насмехается, затем наклоняется и поднимает меня, как будто я ничего не вешу, подхватывает под задницу и крепко обхватывает руками мои бедра. Не говоря ни слова, он поднимает меня намного выше своей груди. Я стараюсь не думать о том, что он прикасается ко мне, и вместо этого сосредотачиваюсь на поставленной задаче: закрепить ангела на верхушке елки и убедиться, что он висит ровно.
— Хорошо, подойди, чуть ближе, — говорю я.
— Насколько ближе? Я ничего не вижу, — приглушенные слова Паркера доносятся из-за моей спины.
Похоже, я не понимала, насколько близко его лицо к моей заднице.
— Чуть-чуть. Ладно, еще немного правее, — я тянусь, чтобы повесить ангела на елку, но он делает шаг слишком далеко вправо, отчего я слегка покачиваюсь. Не имея ничего, за что можно было бы ухватиться, я на мгновение зависаю в воздухе, пока он каким-то образом ловит равновесие, и я не падаю на пол.
— Квинн, я ничего не вижу между твоей задницей и свитером. Скажи куда мне двигаться, — говорит он.
Слушай, мне очень трудно сосредоточиться, ладно? Подай на меня в суд.
— Хорошо, один шаг вправо. Теперь чуть выше, и будет достаточно.
Держу пари, что сейчас он еще больше проклинает меня за мой выбор елки. От этой мысли я хихикаю и чувствую, как Паркер фыркает, а затем поднимает меня на три сантиметра выше.
Осторожно я вешаю ангела на одинокую ветку на вершине елки и вздыхаю, когда он оказывается там в безопасности.
— Есть!
Паркер тут же опускает меня, его руки скользят по моему телу, пока я съезжаю по нему вниз, прижимаясь к каждому сантиметру его тела. Медленно я поворачиваюсь к нему лицом, на моих губах застыла гордая улыбка.
— Видишь? Лестница не нужна, — выдыхаю я, оглядывая свою работу, — что думаешь?
На мой вопрос отвечает тишина, поэтому я оглядываюсь на Паркера и вижу, что он смотрит совсем не на елку.
Он смотрит на меня.
Мне следует отойти назад, создать между нами пространство. Отойти в другой конец комнаты и забыть об этом дурацком пари.
Но я этого не делаю.
Вместо этого подхожу ближе, вопреки здравому смыслу. Потому что, действительно, кому какое дело до осуждений? Мне нет. Не сейчас. Не сейчас, когда я так близко и окружена всем тем, что есть Паркер Грант.
— Квинн… — голос Паркера звучит жестко, полный предупреждения.
Для него? Или для меня?
У меня нет слов, чтобы ответить. Да и не нужны они мне. В моей голове плавает гоголь-моголь, а по венам течет нечто совершенно иное.
Я хочу Паркера, и меня не волнуют последствия.
Так или иначе, я покину родной город всего через пять дней, вернувшись ночным рейсом в Нью-Йорк, где сейчас проходит моя жизнь, но это не значит, что мы не можем насладиться тем временем, которое у нас осталось? Ведь так?
Не успеваю я заговорить, как его тело сталкивается с моим, каждая выпуклость, каждая мышца плотно прижимается ко мне, заставая меня врасплох, и мои руки крепко вцепляются в его рубашку, чтобы удержаться.
Его губы движутся по моим с чувством неотвратимости, как будто если кто-то из нас моргнет, то момент исчезнет.
Я уверена, что мы оба испытываем одинаковые сомнения, только сейчас, когда мы чувствуем то, что чувствуем, никому из нас нет до этого дела.
Мои руки проникают в его волосы, цепляясь за мягкие пряди, пока он поглощает мой рот.
Захватывает меня.
Мягкое прикосновение его языка к моим губам заставляет меня всхлипывать от его прикосновений, и он тут же отстраняется, задыхаясь.
— Черт, прости меня, Квинн… я… — тихо говорит он, делая шаг назад.
— Не надо, не извиняйся. Я хотела, чтобы ты сделал это, — говорю я, прерывая его.
Его взгляд впивается в меня.
— Ты хотела?
Я не даю себе времени на размышления, на то, чтобы убедить себя, что мы не должны этого делать. Вместо этого снова сокращаю расстояние между нами и обнимаю его за шею.
— Я очень давно хотела, чтобы ты меня поцеловал, доктор Грант, и думаю, что нам следует меньше беспокоиться о том, что может произойти, а сосредоточиться на настоящем моменте.
Проходит несколько секунд, и его глубокие карие глаза смотрят на мои, ища в них сомнения, которые, я знаю, он не найдет.
— К черту, — бормочет он, поднося руки к моей челюсти и обхватывает ее, прежде чем опуститься и прижаться губами к моим губам, — я так долго хотел этого, черт возьми, Квинн Скотт. Ты даже не представляешь.
Он целует меня до тех пор, пока я не задыхаюсь. Когда наши тела сливаются, руки и ноги переплетены, он поднимает меня, лаская своими большими руками мою задницу, а мои ноги смыкаются за его спиной.
Только тогда я вижу ту сторону Паркера, о которой никогда не знала. Его грубую и доминирующую сторону.
Я ударяюсь спиной о дверь в прихожей с такой силой, что она дребезжит. Внезапно Паркер отрывает свой рот от моего и проводит поцелуями по моей шее. Каждый из них горячее предыдущего, прожигая дорожку, от которой я вся пылаю внутри.
Мое внутреннее подростковое «я» в данный момент получает удовольствие от этого. Паркер Грант.
Доктор Паркер Грант!
Боже, да у меня в комнате был целый храм, посвященный ему. Ладно, может быть, и нет, но если серьезно, то было время, когда я не могла представить, что буду с кем-то, кроме него.
Я перебираю непокорные пряди его волос, а он целует и покусывает мою шею, нежно проводя зубами по ключицам. Единственная открытая кожа, до которой он может дотянуться, поскольку я решила надеть этот нелепый свитер, в котором сейчас так потею, что мне, возможно, придется принять настоящий душ, прежде чем начнутся какие-либо развлечения.
— Чертов свитер, — стонет он, прижимаясь лбом к моей груди. Из меня вырывается смешок, прежде чем успеваю остановить его.
