Ты сильная и смелая.
— Типичный портрет стервы, — замечаю, даже переставая всхлипывать.
— Неправда! — драматично восклицает Рози и, кажется, плачет уже сама. — Ты великодушная, отзывчивая, чуткая! Ты всегда готова помочь! А кто говорит обратное — несправедлив! И нечего таких слушать! Пошли они все на хрен! — она сморкается в платок.
— Да ладно тебе уже… — бормочу ей.
— Да блин… мне ее тоже жалко… — всхлипывает Рози.
* * *
Наплакавшись вдоволь с Рози, валю работать, вернее, дорабатывать.
Работу заканчиваю пораньше в надежде, что еще смогу дозвониться во врачебный кабинет, то бишь, «праксис» д-ра Херца. На фирме не хотелось — а вдруг услышит кто-нибудь. Вдруг кто-нибудь его знает.
Найти номер «праксиса» оказывается не сложно. Вернее, у него не только праксис, а при нем целая частная клиника со стационаром. Ввожу всю информацию, какую сумела подхватить, нахожу его вебсайт и думаю: он.
Конечно, когда, наконец, подрываюсь позвонить, в праксисе включается лишь автоответчик, которому я торопливо рассказываю, кто я такая и что хотела бы записаться на прием, если возможно, в этом квартале. Пока говорю, соображаю, что, если в этом квартале, то, считай — повезло. От этого становится тоскливо и вязко.
Внезапно в мои душевные потрясения вмешивается человеческий голос:
— Симон Херц. Слушаю.
— Здравствуйте, г-н доктор. Моя фамилия Херрманн. Катарина Херрманн. Я… хотела бы записаться к вам на прием, я… — вязкая тоска заставляет меня ляпнуть: —…я знаю, у вас все забито на полгода вперед… я просто надеялась…
— Завтра подходите.
* * *
Ночь проходит неспокойно. Снится, что нам с Каро по тринадцать лет. Мы идем на единственный концерт британской бой-группы Blue в Берлине, а оттуда — прямиком в сауну Бикини-отеля, только вдвоем, без никого. Прямо в парилке распиваем шампанское, от которого она в этот раз не отлынивает.
Каро поднимает свой бокал и говорит:
— Пусть мне нельзя, но — за вас!
Почему снится эта белиберда, я понятия не имею, но надеюсь, что ждать прояснения недолго.
Назавтра заявляюсь в частную клинику в районе Берлин-Шпандау. В светлом кабинете с видом на Цитадель, скорее похожем на спальню с письменным столом и очень удобным диваном, меня встречает моложавый мужчина (я ожидала увидеть умудренного годами и опытом дяденьку), которому никак не может быть меньше лет тридцати семи-сорока, но угадывается, что он на них не выглядит.
С необычайно доброй, нарочито-чудаковатой, пронизывающей улыбкой, которая наверняка помогает ему в работе, д-р Симон Херц, профессор-психиатр и популяризатор психиатрии приглашает меня сесть.
— Чем могу быть полезен?
Его вопрос застает меня врасплох. Я живо оправляюсь от испытанного поначалу разочарования и чувствую, что этот «моложавый-худощавый», улыбчивый, с волнистыми темными волосами, поставленными «петушком», доктор с мягким голосом, наверно, действительно толковый терапевт, может, даже очень. От него исходит недюжинная ментальная сила — недаром же Каро к нему обратилась, недаром доверилась ему.
Вспоминаю об этом и мне вдруг с новой силой становится слезливо и охрененно плохо.
Подавляя рвущееся наружу: «Доктор, помогите…» — прошу д-ра Херца сквозь слезы:
— Пожалуйста, расскажите мне о моей школьной подруге.
* * *
Улыбка на его лице замерзает. Это не гримаса — это он «узнает» меня, вернее, решает, что теперь ему можно показать, что узнал.
Наверно, еще вчера он каким-то образом понял, кто я, поэтому втиснул без очереди в свой плотный график приемов. Наверно, потому что с Каро все очень плохо.
Херц лишь мгновение над чем-то интенсивно думает, затем, словно придумав и решив, говорит:
— Я не имею права, это вы, конечно, понимаете. Но…
Я начинаю понимать, прежде чем он и сам предлагает мне:
— …а расскажите-ка о себе.
— С чего начать?
— С того, что ближе.
— Ладно, — вытираю лицо. — Этой ночью мне приснилась моя подруга. Единственная школьная подруга. Мы знаем друг друга с одиннадцати лет. Она знает обо мне все, а я только вчера узнала, что у нее… психическое… или психотическое… расстройство.
— Это она сама вам сказала? — заинтересованно спрашивает Херц.
— Нет.
Мне стыдно признаться, что я подслушала разговор посторонних людей, а затем полазила в интернете. Молчу.
— Понимаю. Продолжайте.
— Моя подруга рассказывала о том, как ездила в другой город, когда на самом деле ее там не было. Она говорит, что уже много лет там живет. Что у нее там… квартира, работа… Что у нее там выстроена целая жизнь…
— Конфабуляции и парамнезия, — кивает Херц и поясняет: — Некоторые коллеги предлагают диагноз «маладаптивный дейдриминг». Предлагают считать это своего рода переменным или побочным явлением при некоторых видах диссоциативного расстройства личности. Но я не склонен пока.
— К чему не склонны? — «туплю» я.
— Ни принимать предложенного диагноза, ни — в ее случае — вообще останавливаться на диагнозе диссоциативного расстройства. Лично вы испытываете в связи с ее фантазиями какой-либо дискомфорт?
— Нет — кроме того, что я шокирована. Мне хотелось бы знать, от чего у человека появляются психические расстройства.
— От приема наркотиков могут. Могут — и это чаще всего — вследствие тяжелой психологической травмы, перенесенной, например, в детстве.
— Или не в детстве?
— Возможно, и не в детстве. А вот психотические расстройства могут возникнуть при наличии физических заболеваний.
— Ну, — говорю, — у нее, конечно, мигрени… но разве это…
— Она приснилась вам — что она делала?
Рассказываю сон.
— Хорошо. Это из жизни?
— Да. Только между этими событиями почти двадцать лет.
— А за кого она поднимала бокал?
— За нас. За меня и… моего бывшего мужа.
— Она знала его?
Мне чем-то дает по голове. Не чем-то — этим вопросом. Таким образом до меня доходит очевидное и почему-то до сих пор не дошедшее. Просто у меня в жизни с тех пор так много всего было…
— Он ей нравился. Он нравился нам обеим, но выбрал меня. Женился на мне. Мы с ним ждали ребенка, но потеряли его.
— Давно вы разошлись?
— Два года назад. Два с половиной.
Херц кивает.
— Когда она начала выявлять признаки диссоциативного расстройства, то есть, в данном случае, конфабулировать? Ну, рассказывать, что путешествует?
— Не знаю точно. Я только теперь догадываюсь, что она, скорее всего, никогда не бывала в Милане. И уж точно не жила там несколько лет.
— О каких-нибудь еще «путешествиях» она вам раньше рассказывала?
— Только о поездке по обмену учениками в Монпелье. Но туда она и правда ездила в школьные годы.
— Да-да, Монпелье… — он словно припоминает, что наслышан об этой поездке, затем переводит тему: — Расскажите о ее поведении по отношению к вам…
— Когда мне хорошо, ей плохо. Когда мне плохо, она успокаивается. Защитная реакция?
Не хочу
