это люди, которые еще не прошли испытания на получение посвящения в Святые. Орден Святых имеет четкую иерархию, а Несвятые находятся внизу. Это не значит, что мы позволим людям убивать их.
Как Лорды, мы несем ответственность за контроль над Орденом, и кто-то с этим трахается.
— Сколько? — спрашиваю я.
— Пять, — отвечает Матиас, и от серьезного выражения его лица у меня напрягаются мышцы.
Себ насвистывает себе под нос и запрокидывает голову назад.
— Похоже, кто-то толкает нас на войну.
Его зубастая ухмылка ясно дает понять, что ему нравится эта идея.
Ксандер сидит рядом со мной, запуская руку в волосы. — К черту это.
Матиас соглашается.
— Мы пока наблюдаем. Я наблюдаю за всеми Несвятыми. Если с ними что-то случится, мы узнаем.
Я наклоняюсь вперед, кладя предплечья на колени. — Кто это?
— Неизвестный. Никому нет смысла бросать вызов нашему авторитету, — серьёзно отвечает Матиас.
Я барабаню пальцами.
— Поставь охрану, а потом мы воспользуемся одной как приманкой и посмотрим, кто клюнет.
— Это просто жестоко, брат, — добавляет Себастьян, совсем не выглядя разочарованным. Он и Ксандер были еще детьми, когда все пошло наперекосяк. Мы надеялись, что они достаточно молоды, чтобы забыть, но у Себа есть и извращенная сторона. Тот, который показывает проблески ущерба, который он причинил. Он не просто адреналиновый наркоман, он идет на пороге смерти при каждой возможности.
Телефон вибрирует в кармане, и я достаю его.
Николас: Мисс Харт высадил. Вы хотите, чтобы я остался здесь?
Николас всегда умел предугадать мои потребности еще до того, как я успел спросить. Это одна из многих причин, по которым он мой личный водитель.
Я: Да. Я пришлю кого-нибудь, чтобы заменить тебя.
Я переключаюсь на приложение для мониторинга и наблюдаю, как Мисти сбрасывает каблуки в подъезде здания, прежде чем поднять их и подняться по лестнице. Я напрягаюсь, когда на ступеньках появляется крупный, дородный мужчина и осматривает ее.
Я собираюсь написать Николасу, чтобы тот пошел к черту, когда она машет незнакомцу, и даже через ленту я вижу широкую улыбку, которую она ему дарит.
Мужчина расслабляется, полностью обезоруженный моей маленькой нимфой. Они произносят несколько слов, и я делаю пометку, чтобы Матиас добавил в систему микрофоны. Мисти делает паузу, чтобы открыть дверь, а я переключаю камеры, чтобы увидеть ее квартиру. Она роняет туфли в уже знакомой гостиной. Я следил за ее передвижениями с момента установки системы и наметил все возможные слабые места. Здесь только две точки входа: балкон и входная дверь, обе из которых я позаботился о том, чтобы они были надежно закреплены.
Я бы предпочел более качественную систему во внутреннем дворике, но не придумал, как ее установить.
Хозяина квартиры можно было бы подкупить, но мне не нравится мысль, что он окажется на ее месте.
Мисти исчезает в своей комнате, и я ругаюсь себе под нос, что там нет камеры. Она оставила дверь открытой, давая мне возможность рассмотреть ее пространство. Когда она появляется, ее платье расстегнуто, открывая часть ее спины, но она исчезает из поля зрения, прежде чем я успеваю ее рассмотреть.
Я сжимаю телефон, пытаясь мысленно побудить ее вернуться, когда Себ хлопает меня по спине.
— Ты очень внимательно смотришь на этот телефон.
Я встречаюсь с ним взглядом, пока он не отводит взгляд.
Он прочищает горло.
— К чему вся эта чушь о том, что наследники женятся по традиции? — Он хватает меня за руку. — И вообще, почему ты не сошел с ума?
— Я создал это, — невозмутимо говорю я и отмахиваюсь от него. Он отступает назад, поднимая руки в знак капитуляции. Даже моя семья знает, что меня нельзя трогать.
Ксандер наклоняется вперед. — Почему ты бы так поступил?
— Потому что девушке, на которой я собираюсь жениться, нужна дополнительная мотивация.
— Кто это? — спрашивает Себ
с любопытством в голосе. Теперь, когда мы подошли к этой теме, он не собирается ее бросать.
— Пиарщик «Bruins».
Себ смеется. — Черт, я видел ее. Она горячая.
Я смотрю, и он замолкает. — Ты не слишком стар, чтобы я мог тебя победить.
Ксандер вмешивается, отвлекая мое внимание от Себа. — И… ты думаешь, что эта случайная девушка просто выйдет за тебя замуж?
— Да. Когда я закончу, у нее не будет выбора.
— Черт возьми, брат. Это страшно. Знаешь, ты всегда можешь спросить ее, — добавляет Ксандер.
— Мне нравится, чтобы мои сделки были заключены, прежде чем двигаться дальше, — холодно отвечаю я, давая понять, что не открыт для их предложений.
— И поэтому ты заставил меня следить за ее домом?
Матиас спрашивает, как будто он еще не знает ответа, но рад трахаться со мной.
— Вот дерьмо. Это становится хорошо. — Себастьян падает на диван, потирая руки.
Ксандер, самый сдержанный из всех нас, бросает взгляд на Матиаса.
— Не волнуйся. Я отказался от ванной и спальни. Будем надеяться, что она не из тех, кто ходит голой.
— Осторожно, — предупреждаю я.
— Знаешь, вся эта отчаянная история со сталкером тебе очень идет.
Мисти
Я свободно завиваю волосы до подбородка, придавая им текстуру, затем закручиваю их назад и в сторону от лица. Результат плетения веревки выглядит намного сложнее, чем его сделать.
Я одела глубокую изумрудную юбку с высокой талией до середины икры и разрезом в два фута сбоку и сочетала ее со свитером в розовую, желтую и зеленую полоску.
Одежда стала моим творческим выходом, способом проявить себя, будучи молчаливым протестом против моего прошлого.
Я выросла в обеспеченной семье, но нам так и не удалось вписаться в богатую канадскую общину, как бы отчаянно ни старались мои родители. Они записали меня в Баскервиль-холл, когда мне было три года, всегда напоминая мне о том статусе, которого они ожидали от меня. Мой гардероб представлял собой море приглушенных пастельных тонов, которые выглядели безжизненными из-за отсутствия индивидуальности. Мои родители одели меня так, чтобы я соответствовала тем людям, которыми они отчаянно хотели быть.
Пока… после «инцидента», как любят это называть мои родители. Когда я очнулась в больнице со швами на спине и болью между ногами, я ожидала, что мои родители будут злы и разгневаны.
Вместо этого они предупредили меня, чтобы я молчала. Что это вернется только ко мне. Что он из хорошей семьи и я встречаюсь с ним уже несколько недель. Вскоре их слова превратились в обвинительные, они хотели знать, что я сделала, чтобы это произошло, и дали мне понять, что они никогда не будут на моей стороне. Они заставили меня пообещать
