— Хорошо, малыш. Я готова, когда будешь готов и ты, — я отстраняюсь, мне требуется несколько секунд, чтобы взять себя в руки, и выпрямляюсь на своем месте рядом с ним.
Эриксон должен начать ощущать ГОМК через несколько минут. Это достаточно сильная доза, чтобы он просто показался своим друзьям нетрезвым, но он будет очень податливым. Я отведу его в офис, где смогу получить доступ к его компьютеру и другим системам компании.
Я могла бы разыграть всю эту шараду и просто вломиться в здание, но по большей части мне нравится сохранять свою работу на юридическом уровне. Избавляет от головной боли, связанной с полицией и судебными разбирательствами.
Смотрю на время на экране своего телефона, вспоминая про часы в сумочке. Когда та девушка терлась об Алекса, я заметила, что он с какой-то защитой отреагировал. Эта вещь важна для него. Пока Эриксон наблюдает за двумя девушками, трущимися друг о друга в такт хаус-музыке, я достаю карманные часы и открываю их щелчком.
Обычный циферблат с оловянными стрелками. Секундная тикает. В часах нет ничего особенного, но что я вообще знаю о часах или антиквариате? Позже поищу в интернете.
Голова Эриксона начинает раскачиваться, его глаза затуманиваются. Я убираю часы в сумочку и двигаюсь к нему, провожу кончиками пальцев по его затылку. Он наслаждается, наркотик, текущий по его венам, делает каждое прикосновение более интенсивным и приятным.
Он протягивает руку и кладет ладонь мне на бедро.
Знаю, его прикосновения должны вызывать отвращение, и на каком-то поверхностном уровне так и есть. Но это работа. К счастью, мне не нужно бороться с эмоциями, чтобы оставаться сосредоточенной на деле. Поэтому я и хороша в том, что делаю.
— Я хочу тебя, — говорю это достаточно громко, чтобы он мог расслышать меня сквозь музыку и наркотическое состояние. Его рука начинает ползти вверх, и я останавливаю его движение. — Не здесь. Пойдем.
После недолгих уговоров последовать за мной мы покидаем VIP-зону. Крепко сжимая его руку, я направляю его к лестнице… где он останавливает меня.
Он тащит меня в нишу между VIP-секцией и балконом. Ну, только не это.
— Мне нравятся твои волосы, — он зарывается в них пальцами, хватает прядь, сильно дергая.
— Эриксон… — я воркую его имя, когда он прижимает меня к стене. — Давай поедем туда, где сможем побыть одни.
Он опускает голову мне на шею, оставляя небрежный след поцелуев вдоль линии декольте и плеча.
— Мы одни, — настаивает он.
Не желая устраивать сцену, я кладу руки ему на грудь.
— Чуть приватнее, — подчеркиваю я.
Он застывает. Его хватка на моем затылке крепко сжимается. Черт. Возможно, я потратила шприц не на того человека. Мои мысли возвращаются к выкидному ножу, который я ношу в сумочке для дополнительной защиты.
Его глаза находят мои, и в светлых оттенках закипает гнев. Его пальцы впиваются в волосы, он запрокидывает мою голову назад.
— Делай, что я говорю, сука, — его свободная рука дергает за подол моего платья и тянет его вверх.
Предполагалось, что ГОМК ослабит его. Либо это было недостаточно действенно, либо у Эриксона произошла не та реакция — как будто препарат высвободил внутри него еще более зловещее существо.
Как бы то ни было, этого не может случиться.
Его пальцы неуклюже рыскают между моих бедер, и я сопротивляюсь. Сумка падает на пол, я поднимаю руки, чтобы разорвать его хватку. Взмахиваю туда-сюда, но он твердо настроен.
Он просовывает колени между моих ног и прижимается своим телом к моему, предотвращая вторую попытку.
— О, тебе нравится, когда грубо, детка. Я могу быть грубым.
Совершенно неуместно я закатываю глаза. Ничего не могу с собой поделать. Что может быть хуже насильника? Насильник, который цитирует банальные фразы.
Он ударяет меня затылком о стену, перед глазами все расплывается. Я чувствую, как рвется материал вдоль разреза платья; его жадные руки ласкают мою задницу. Я должна найти выход из этой ситуации, который не поставит под угрозу работу, но инстинкт самосохранения встает на дыбы.
Я поднимаю руки к его лицу и вдавливаю большие пальцы в глазницы.
Он воет и пятится назад. Пока пытается прояснить зрение, я подхожу и для пущей убедительности бью его коленом по яйцам, потом забираю сумочку и сбегаю.
Дерьмо. Дерьмо, дерьмо, дерьмо.
Спускаюсь по лестнице и пробираюсь сквозь кружащиеся тела, не оглядываясь.
Это пиздец.
Прежде чем покинуть клуб, я один раз оглядываюсь в сторону VIP-зала. Не замечаю Эриксона и не вижу того чертова мудака, который с самого начала все испортил.
Меня так и подмывает подойти прямо к кладовке и потребовать ответов. Или вогнать трехдюймовый каблук туфель от «Луи Виттон» ему в яйца. И то, и другое сейчас доставило бы мне равное удовлетворение. Но это не входит в план действий на случай непредвиденных обстоятельств.
Мое твердое правило — всегда идти на попятную. Если что-то пойдет не так, убирайся.
Именно этим я и занимаюсь.
Сворачивая за угол продуктового магазина, я поправляю порванный подол своего платья, чтобы не привлекать внимания, затем достаю карманные часы. Нажимаю на верхнюю кнопку, и они открываются. Мигающие огни вывески отражаются от стеклянной поверхности.
Я замедляю шаг, проводя большим пальцем по оловянной штуковине. На обратной стороне — гравировка. Подношу часы поближе, неоновый свет помогает прочитать надпись.
Моему умному брату, единственному, кем я восхищаюсь.
Любопытно. Небольшая подсказка о моем преследователе. Кто ты?
Держусь за часы, пока иду по тротуарам к своему лофту. Толпа быстро поглощает меня, и я исчезаю в море людей, идущих по улицам.
ГЛАВА 5
СБОР
АЛЕКС
Я не сентиментален по натуре. Целая жизнь, посвященная изучению биохимии и биофизики, научила меня тому, что ничто не стоит на месте. Все вокруг нас находится в постоянном потоке эволюции.
Человек не может привязываться к неодушевленным предметам, понимая, что эти объекты потускнеют и деградируют. Шестерни и пружинные механизмы будут ржаветь и выходить из строя. Стекло треснет.
И все же это не избавляет меня от раздражающей потребности дотронуться до своих карманных часов. Словно какой-то части меня не хватает. Разум не может сосредоточиться на работе. Мучительное желание услышать тиканье часов постоянно отвлекает.
Воспоминания — вот в чем корень проблемы. Пока я дышу, пока разум цел, воспоминания привязывают меня к чувствам.
Сам по себе объект незначителен; важно то, что представляют собой часы.
И она украла их.
Поправляю очки в металлической оправе на переносице и перефокусируюсь на экран ноутбука. Обычно я ношу контактные линзы, когда выхожу из дома, как вчера вечером в клубе. Очки слишком самобытны; они создают образ интеллигента. Люди оценивают человека в течение пяти секунд.
Лучше всего получается, если я кажусь непритязательным, ничем не примечательным. Я мог бы сделать лазерную операцию, но на самом деле предпочитаю носить очки, которые защищают мои глаза от синего света экрана, на который я смотрю каждый день часами. Кроме того, поскольку мои глаза жизненно важны для работы, я никому не доверю совать к ним острые предметы.
Эта мысль рождает идею, и я быстро делаю пометку в своем блокноте, потом возобновляю обновление программы. Я сам закодировал ее, поскольку мне требуется программное обеспечение, которое невозможно отследить и которое выполняет определенные функции для моих нужд.
Вторым шагом в научном методе является сбор данных. Сбор информации, фиксирование фактов и находок. Чтобы сделать это, я должен найти свой объект.
Хитрую лисицу, которая носит электрошокер.
Которая притворяется эскортницей.
Которая украла мои часы только потому, что это в её характере.
Я синхронизирую свой телефон с моей зашифрованной сетью и запускаю обновленную программу.
