Неужели он совершенно другой? Не тот циничный мерзавец, которым я его считала?
— Передам тебе всю информацию: номер Лизы, опишу ситуацию.
Он кивнул, соглашаясь.
— Только... - задумалась на мгновение. - Я бы хотела вести это дело с тобой.
Неофициально, но, уверена, моя помощь тебе пригодится. Я знаю Антипова, знаю, на что он способен. А ещё я знаю таких женщин, как Лиза. Понимаю, какими они могут быть, как с ними нужно себя вести.
— Я не возражаю.
— Только об этом никто не должен узнать.
— Разумеется.
Я бросилась к рабочему столу, вынула ежедневник. Гордин не иронизировал, не ёрничал, он делал записи, уточнял детали. В этот момент он был нормальным человеком.
Профессионалом.
— Думаю, тебе уже ясна картина, - резюмировала я в конце.
— Оля, пока я лично не пообщаюсь с клиенткой, мне картина не ясна. Твои сведения пригодятся, но лишь для того, чтобы понять, насколько Антипова откровенна.
— В каком смысле? - озадачилась.
— Клиенты часто врут. А женщины врут намного чаще мужчин. Это не сексизм, это сухая статистика.
— Раз ты привык так работать, будь по-твоему.
— Да. Я так привык.
Я поднялась, он тоже. На этом наш разговор должен был закончиться, но не закончился.
Настало время озвучить очень важный момент:
— Есть один нюанс.
Гордин вскинул брови, внимательно посмотрел на меня.
— Лиза очень молоденькая. Ей всего девятнадцать, родом не из богатой семьи и денег у неё нет.
Студентка, не работает.
Гордин поднял подбородок, сощурился.
— А я знаю, какой космический гонорар ты берёшь за свои услуги.
Молчал, никак не комментировал.
— Поэтому я прошу тебя пойти на ещё одну хитрость. Договор ты заключишь с Антиповой, но платить тебе буду я.
Вопрос денег для меня не стоял, я готова была отдать всё до копейки, лишь бы снова отправить бывшего мужа на скамью подсудимых и помочь Елизавете. Помочь ей — помочь себе. В ней я видела себя, и испытывала сейчас все те же чувства, что и она.
— Да, я, действительно, беру высокую плату, - отозвался он тихо.
Подошёл ко мне. Близко. Очень близко, беспардонно вторгся в личное пространство.
Так близко, что я ощущала тонкий аромат его парфюма - пряного, холодного, горьковатого.
Чуть склонил голову, оказавшись в паре сантиметров от моего лица.
— Но с тебя я денег не возьму.
Я отпрянула, пятилась, пока не наткнулась на преграду в виде стола.
— Безвозмездно? Андрей, это неправильно. Труд должен быть оплачен.
— Нет, Ярцева, я бесплатно не работаю.
— А что же тогда тебе нужно?
Он снова настиг меня. Снова его лицо оказалось в опасной близости от моего.
— Я уже озвучил тебе своё условие.
Я распахнула глаза, пытаясь осознать происходящее.
— Я хочу заняться с тобой сексом, — напомнил он. Поднял руку, коснулся пальцами моего подбородка, заставляя посмотреть ему в глаза.
— Этого не будет, - зашипела я.
— Либо так, либо никак иначе.
— Гордин, ты в своём уме? Ты меня за кого принимаешь?
Его глаза скользили по моему лицу и задержались на губах.
— За дикую, необузданную кошку. За страстную женщину, настолько горячую, что запросто можно обжечься, - прошептал он мне в губы. - Я хочу тебя, Ярцева. И уже давно. Я не собираюсь брать тебя силой, и подачки мне от тебя не нужны. Лечь со мной в кровать, раздвинуть ноги и закрыть глаза в надежде, чтобы всё это быстрее закончилось, - этот вариант не для меня.
Я потеряла дар речи. Мерзость! Наглость! Какое же он чудовище!
Как же глупо было надеяться, что Гордин другой, что он нормальный, не-е-ет... как был самовлюблённым циником, так им и остался.
— Ты даже представить не можешь, как сильно я хочу тебя, - перешёл на пугающий шёпот.
Но почему-то от этого шёпота по спине пробежались мурашки.
— Это сейчас был комплимент? - спросила злорадно.
— Увы, по-другому комплименты я делать не умею. И другим быть не могу. Я не ласковый, ручной котёнок. Я - тот, кто я есть.
— Ты - животное, Гордин! - выпалила я.
Он хищно, по-звериному жадно оскалился.
— Называй, как хочешь. Но я в любом случае заполучу тебя. Не сейчас, позже. Тогда, когда ты сама устанешь брыкаться.
— Ты этого не дождёшься! - возразила решительно.
— Дождусь. Вот увидишь. Сама знаешь, я всегда иду до конца. И всегда выигрываю.
В дверь постучали, мы одновременно отошли друг от друга.
— Ольга Викторовна, - побеспокоила Надя. - Три часа. К вам пришли.
— Да, Надежда, спасибо, - часто задышав, сказала я и бросила презрительный взгляд на Андрея. -
Пригласи, пожалуйста, клиентку.
Гордин молча забрал свои вещи, отошёл к двери, пропуская посетительницу в кабинет.
Обернулся, застыл на мгновение, посмотрел на меня.
В его тёмных глазах сверкнула не похоть, не вожделение и не желание подчинить. В них полыхал азарт, вызов, который он мне бросил, будучи уверен, что одержит сразу две победы: над
Антиповым и надо мной.
Он ушёл. Я перевела взгляд на клиентку.
— Чай, кофе?
— Пожалуйста, чай.
— Надя! - позвала я помощницу. Та выбежала ко мне из приёмной. - Сделай, пожалуйста, два чая.
Я любезно улыбнулась клиентке, раскрыла ежедневник и готовилась приступить к работе. Но что-то меня заставило помедлить. И передумать.
— Хотя нет, подожди, - вернула Надежду. - Сделай мне кофе. Чёрный. Горький. Без молока и без сахара.
10.
Андрей
Быстро спустился по лестнице, не стал ждать лифта. Вертел ключи от машины на пальце, улыбался.
Ну, Ярцева! Ну, зараза! Гордая, строгая, вся из себя независимая, непобедимая.
Посмотрим-посмотрим, насколько же ты непобедима.
Ранимая ты. Это я понял по взгляду, когда озвучил своё решение. Сначала острая боль от надуманности, а следом - вспышка. Короткая, с долей надежды и скупой благодарности.
Так ведут себя ранимые женщины, которые прячут свою боль глубоко в душе. Стоит чуть затронуть эту душу, всколыхнуть, они её показывают. Нехотя, даже неосознанно, но показывают.
Будешь моей, Оля. Не упирайся. Хочется поиграть? Давай поиграем. Я укрощу тебя, кошечка. И
сколько бы ты ни демонстрировала своё желание гулять сама по себе, я тебя приручу. Не увильнёшь. Не надейся.
Запрыгнул в машину и, взглянув на часы, поехал в свой офис.
Ярцева. Оля... Ну, какая ты, а? Покрутил головой, усмехнулся. Забавляло меня, как возмущалась, как опешила, открыв рот, когда озвучил условие. Не шокировал, не огорошил новостью -
напомнил. Всего лишь напомнил. От своих слов не отказываюсь. От намеченных планов не отступаю. Это касается отношений с женщинами, этим же принципом руководствуюсь в работе.
Но одно исключение я всё-таки сделал.
Елизавета Антипова будет единственной женщиной-клиентом, с которой я согласился работать.
Оля давила, что я должен взяться за это дело ради справедливости. Для меня это благородное чувство потеряло свой смысл. Когда-то ради справедливости я пошёл на опрометчивый шаг, разделивший мою жизнь на до и после. Мною двигал гнев, ярость и желание воздать по заслугам.
Я был молод, был подростком и верил, что всё делаю правильно.
Как оказалось, нет. Так думал только я. С тех пор я ничего не делаю ради справедливости. Я всё делаю согласно букве закона и пожеланиям клиента. Одно осталось неизменно - азарт и любовь побеждать.
А справедливость... где она? Нет её. Это я вам как адвокат заявляю.
Ради чего же я согласился взять дело Антиповой?
Остановился у светофора, ждал, когда загорится зелёный сигнал. Мимо проходили люди, все они спешили по своим делам. А я неспешно положил обе ладони на руль, барабанил пальцами по кожаной обмётке и смотрел впереди себя, думая.
— Оля, Оля...
Желание обладать этой женщиной росло в геометрической прогрессии. От каждого едкого словечка я только зажигался. От изумрудного пламени в её колючем взгляде сам загорался.
