Ознакомительная версия.
Она и не заметила, как потекли слезы. Экономка тактично удалилась, пожелав ей спокойной ночи. А Этери после еды снова закурила и прижала к глазу очередной кружок вырезки. Потом приняла таблетку болеутоляющего и – не без внутренней борьбы – снотворное.
Все это время она держалась без дурманящих средств, сознательно проживая каждую минуту своей боли, но в этот вечер поняла, что без снотворного ей просто не уснуть. Не есть, не пить – куда ни шло. Но еще и не спать? Нет, так она не договаривалась.
Утром посыльный доставил в дом букет великолепных тепличных тюльпанов. Двухцветных, пламенно-алых с желтой каймой. Букет огромный, целый сноп в роскошной подарочной упаковке лощеного белого картона с зубчатыми краями и золотым тиснением. Этот белый картон с зубчатыми краями почему-то вызывал ассоциацию с открытым гробом. Этери поежилась.
В букете была спрятана карточка в кокетливом конвертике, на карточке нацарапано одно слово: «Прости». Этери мстительно разорвала карточку пополам, как раз посредине слова «Прости», сунула ее в тот же конвертик и настояла, чтобы посыльный вернул букет отправителю, но не назад в магазин, а прямо в офис Левану. Пусть это мелочно с ее стороны, но она не была готова простить бывшего мужа. Причем за фингал – в последнюю очередь. Этери уже начала понимать ход его мыслей: он вовсе не чувствует себя виноватым, просто волнуется, придет ли она в суд. Вот и пусть помучается. Надо подержать его в неизвестности, ему полезно.
Глаз выглядел ужасно, хотя боль притупилась. Этери отвернулась от зеркала. Надо жить дальше. Покормить детей, отправить их в школу… Надо пораньше выехать в город: могут быть пробки. Она решила ехать сразу после завтрака. До трех времени будет много, она заглянет в галерею на Арбате, ту самую, где год назад работала ее любимая подруга Катя Лобанова. Менять экспозицию ей сейчас не под силу, но хоть прикинуть, что снять, что оставить. Потом перекусить где-нибудь – можно и в «Праге»! – и ехать на Делегатскую.
Этери проследила, чтобы мальчики умылись, оделись, поели, и сама проводила их до машины. Школа здесь же, на Рублевском шоссе, но пешком не дойдешь. Она велела водителю сразу же возвращаться: ей нужно в город. Позвонила матери одного из одноклассников Сандрика и договорилась, чтобы та завезла мальчиков домой после школы. Матери одноклассника хотелось потрепаться за жизнь, расспросить о разводе, но Этери отговорилась занятостью. «Заблокируйте в телефоне номера необязательных приятельниц», – советовала ей Софья Михайловна. Так и надо будет сделать, но потом. От этой приятельницы она покамест зависит.
Сандрик был по-вчерашнему мрачен и хмур, Никушка тоже куксился, и это не добавило ей оптимизма. Но Сандрик хотя бы не заговаривал больше о том, что не хочет в школу. И то хлеб, решила Этери. На прощание она поцеловала обоих, велела быть умными и хорошо учиться.
Есть по-прежнему не хотелось, она с трудом заставила себя проглотить то же, что и вчера: кружку мацони и немного мамалыги. И чашку крепкого кофе. Экономка спросила, что готовить на ужин, и услышала в ответ: все равно. Что-нибудь легкое, но не рыбу. Цыпленка или телятину.
Этери поднялась к себе в спальню. Что надеть? Да какая разница! Нет, надо одеться, она же идет к адвокату. Нельзя себя запускать. Она попыталась сделать прическу «пикабу» с прядью, опущенной на один глаз, но у нее ничего не вышло. Волосы у нее были слишком густые, слишком длинные. Прямо как в «Бахчисарайском фонтане»:
…Но кто с тобою,
Грузинка, равен красотою?
Вокруг лилейного чела
Ты косу дважды обвила…
Этери не обольщалась насчет своей красоты, но вот коса – да, коса имела место. Из такой косы не соорудишь прическу «пикабу». К тому же она решила, что это слишком манерно.
Ей вспомнилась история о том, как Эрта Китт[5] однажды попала в аварию перед самой премьерой мюзикла. У нее тоже был травмирован глаз, но она не сорвала премьеру: сделала из серебристой парчи тюрбан, а от тюрбана прямо на полщеки спустила серебряную повязку с бахромой. Вроде как это костюм такой экстравагантный. Так и вышла на сцену. Так и пела. Этери отыскала тонкий шелковый шарф с бахромой и соорудила тюрбан с таким расчетом, чтобы выпустить конец шарфа на лоб и прикрыть бахромой глаз. Это тоже выглядело манерно, бахрома неприятно щекотала щеку, но Этери устала возиться. Ничего, и так сойдет.
Она надела серый со стальным отблеском деловой костюм, подобрала драгоценности в тон – жемчуга, идеальный вариант, – сделала несколько нужных звонков, захватила новую Катину картину и велела водителю подавать машину. Только-только миновал утренний час пик, день был холодный, но бесснежный, Этери без приключений добралась до центра города.
Зашла в галерею. Когда здесь хозяйничала Катя Лобанова, можно было душевно пообщаться, твердо зная, что тебя еще и угостят чем-нибудь вкусненьким, домашним, чашку кофе предложат… Теперь здесь всем заправляла Алина Сазонова, одна из аспиранток отца. Хорошая девушка, но не подруга. Питается фаст-фудом, квартирку над галереей, так чудесно обставленную Катей, ухитрилась запустить. Ладно, пусть живет, как хочет. Этери ей свою голову на плечи не поставит, ох, не поставит!
Она отдала картину, велела повесить в первой выгородке, вместе с другими картинами Лобановой.
– А там места нет, – простодушно заявила Алина.
Для нее вопрос был исчерпан.
– Придумайте что-нибудь. Ну там, я не знаю, перекомпонуйте, передвиньте, перевесьте!
Ей не хотелось злиться, тупая, ноющая головная боль не покидала ее с утра, нет, со вчерашнего вечера, но безволие нового куратора галереи бесило Этери до чертиков. Неудивительно, что продажи упали! Уволить? Скажут, что она срывает зло на ни в чем не повинном человеке. Вот на горничной Богдане сорвала же…
Несчастная заведующая, она же сторожиха, стояла перед хозяйкой в полной растерянности.
– Отключите сигнализацию, – приказала Этери.
Она сама перекомпоновала картины в выгородке так, чтобы для новой нашлось место в самой середине. Скайскейп словно воронкой втягивал в себя остальные картины.
– Ой, как здорово, – восхищенно протянула Алина. – Мне бы самой ни за что так не суметь, – добавила она честно.
– А как же вы собираетесь работать? Выставки оформлять?
Алина повесила голову. Она хотела польстить хозяйке, сказать комплимент, но ничего не вышло. Хозяйка осталась недовольна. Ну это понятно, вон у нее какой «фонарь» под глазом…
– А что у вас с лицом? – спросила она.
– Ничего, – отрезала Этери. – Загрузите в каталог цену на новую картину. Шесть тысяч долларов.
Ознакомительная версия.
