Кларенс округлил глаза:
— С чего ты взял?
— Хаскелл, моя двоюродная сестра, рассказала. Она из Вашингтона, так у них там каждый день вечеринки. — Уэн-делл нахмурился. — Не хватало еще, чтобы к нам понаехали столичные болтуны! Вот что я тебе скажу, Кларенс, если она и ее приятели-политиканы вообразили, что могут приехать и заграбастать наш город, то они ошибаются. Они нужны нам не больше, чем толпы всяких бездельников. И оргии нам ни к чему. Нам не надо, чтобы один из нас женился на одной из них.
По улице проехал Хэкмур Уэйнрайт на своем пикапе и повернул в сторону пристани. Увидев это, Кларенс вдруг решил, что неплохо бы тоже заглянуть на пристань. Он встал со скамейки.
— Куда это ты собрался? — спросил Уэнделл, хмурясь.
— На пристань.
— Чего тебе там понадобилось?
— Хочу тишины и покоя
— Что, не нравятся мои слова? Ладно, давай иди на пристань. Знаешь, кто там? Там Бак Монагэн. А ты знаешь, что он скажет? Бак скажет, что нам нужно собрать денег, чтобы перестроить пристань, потому что, видите ли, на старой не могут швартоваться новые рыбацкие лодки, которые он собрался купить. Только ведь дело не в пристани, дело в Баке, у него глаза завидущие, руки загребущие. Мудреная электроника! Ха! На кой черт ему новые лодки, он не наловит столько рыбы, чтобы их загрузить. В наших краях океан истощается.
— Ну нет!
— А я говорю — да, рыба кончается. Если хочешь знать мое мнение, еще немного, и нам придется сушить лодки.
Терпение Кларенса иссякло.
—А твоего мнения никто не спрашивает, старый дурак, — сказал он, повернулся и ушел, испытывая удовлетворение от того, что наконец высказался напрямик.
Я расправляю плечи, закрываю глаза и глубоко вдыхаю прохладный чистый воздух сентябрьского утра. Он наполняет мои легкие, посылая по всему телу волны приятного возбуждения. Удивительно, за четыре года, что я живу в Старз-Энд, мне давно пора было привыкнуть к этой свежести, но каждый день для меня, как первый.
Четыре года… Даже не верится, и так много всего произошло за это время.
Мы с Джессом поженились в то первое лето, в августе. Пышной свадьбы не было, на скромную церемонию, которая проходила на лугу, мы пригласили Кэролайн с Беном (они поженились без лишнего шума немного раньше), Анетт с мужем и детьми и нескольких ближайших друзей Джесса.
Мать Джесса отклонила приглашение, и ее можно понять. Должно быть, нелегко видеть, как твой сын женится на дочери разлучницы, да еще, если можно так выразиться, на месте преступления. Позже я с ней встретилась, в одну из наших зимних поездок мы с Джессом специально заехали к ней. Она приняла нас неплохо, можно даже сказать, тепло — учитывая все обстоятельства. Кажется, я ей понравилась, тешу себя надеждой, что если бы свадьба состоялась сейчас, она бы приехала.
Это был незабываемый день, праздник удался на славу. После свадебной церемонии мы открыли дом для горожан. Столы ломились от угощения, вино лилось рекой. На лужайке устроили танцы, а позже на берегу развели огромный костер. И это был лишь первый из многочисленных праздников. Нам с Джессом понравилось принимать в поместье горожан, таким образом мы могли хотя бы отчасти отблагодарить их за теплоту.
— Мама, мама, смотри!
Голосок трехлетнего Джоша возвращает меня к действительности. Он подбегает ко мне на своих маленьких крепеньких ножках и протягивает пучок диких астр.
—Смотри, лиловые цветы! — гордо сообщает он.
Я опускаюсь на корточки, принимая подарок, и обнимаю сынишку.
— И правда лиловые, — говорю я с такой же гордостью и показываю ему на другие, более светлые астры. — И розовые, и сиреневые.
— Мне больше нравятся эти. — Джош вытягивает из пучка лиловый цветок и подносит его к самому моему носу. — Чувствуешь, как пахнет?
— Конечно.
Я поворачиваю цветок к его носику. Джош шумно принюхивается и разглядывает цветок, как какой-нибудь сложный механизм. Я же, в свою очередь, наблюдаю за ним самим, думая о том, что за мысли вертятся в его детской головке.
Материнство застало меня врасплох в прямом и переносном смысле. Мы решили немного повременить с детьми, но я забеременела вскоре после свадьбы и ни разу об этом не пожалела. Мне понравилось быть беременной, даже понравилось рожать, хотя если бы я призналась в этом сестрам, они подняли бы меня на смех. Но больше всего мне понравилось быть матерью Джоша. Мальчик пошел характером в отца, Джесс в нем души не чает.
С радостным воплем Джош подбрасывает цветы вверх, они дождем сыплются на него, но через секунду его уже нет. Джош бежит по берегу, потом вдруг останавливается, садится на корточки и вот уже встает, держа в руке червяка.
Терпеть не могу червей. Я вообще не люблю все, что ползает. Анетт и Кэролайн считают, что, когда я надеваю перчатки для работы в саду, я хочу сохранить маникюр, но в действительности это не так. Я теперь редко крашу ногти, но все равно надеваю перчатки, если нужно повозиться в земле.
— Мама, смотри.
— Я вижу, сынок. — А вижу я то, что крошечные пальчики моего сына держат противного скользкого червяка так крепко, что мой желудок может не выдержать. — Будь осторожен, не сделай ему больно.
— Ладно. Смотри, он шевелится.
— Червяки любят шевелиться, но больше всего им нравится ползать по земле и внутри ее. Папа рассказывал, что они прокладывают в земле маленькие норки и улучшают ее, помнишь?
Джош кивнул.
—Хочешь опустить его на землю?
Джош мотает головой, но при этом замечает чуть дальше на берегу одуванчики. Червяк тут же забыт; бросив его, Джош бежит к цветам. Для меня нет более прекрасного зрелища, чем наш сын на фоне серого гранитного мыса, океана и неба в белых мазках облаков. Вот он стоит на коленях в джинсах и свитерке — миниатюрная копия моего мужа — и дует на одуванчики. Я ощущаю полноту жизни — конечно, отчасти это объясняется тем, что во мне растет второй ребенок, но, пожалуй, все-таки больше общим состоянием моей жизни.
Глубоко вздохнув, иду за сыном. К тому времени, когда я подхожу к тому, что осталось от одуванчиков, его уже там нет, он карабкается вверх по скалистому склону. Сначала Джош опережает меня. На травянистом откосе он бежит, падает, скатывается к подножию, вскакивает на ноги и взбирается вверх с другой стороны. На самом верху, на зеленом островке, он плюхается на траву и поворачивается ко мне, улыбаясь во весь рот.
—Мама, ты его видишь? — говорю я, как будто Джинни может меня слышать. — Он прелестный ребенок, такой милый, что сердце тает. Джесс видит в нем Уилла, а я — Джесса.
На самом верху я сажусь и устраиваю Джоша у себя на коленях. Мы смотрим на волны, покрытые шапками белой пены.