говорить тише. И удаляется в свою комнату.
- Владик спит, - сообщаю Тимуру. И мы вздыхаем одновременно. – Мы вернемся завтра, - подумав, добавляю: - Вечером.
- Я буду ждать вас в любое время. Всегда, - ловлю улыбку в бархатном баритоне. Он обволакивает слух и проникает в сердце. И только мозг продолжает сопротивляться.
- Спокойной ночи, Тимур, - нехотя прощаюсь.
Он хмыкает с сомнением. Знаю, не уснет. Как и я.
- Спокойной, Ева.
Отключаюсь первая. Пару мгновений изучаю семейное фото, а после – стреляю решительным взглядом во Влада.
- Вы уверены, что я – ваша родная дочь и… сестра Ольги и Каролины? – тихо спрашиваю, чтобы не тревожить младшую.
- Не на сто процентов, - аккуратно отвечает. - Точно покажет только тест ДНК, но я не хотел проводить его без твоего ведома.
- Спасибо, - лепечу задумчиво.
Взгляд летит на второй этаж, где сладко сопит мой сыночек.
- Я согласна на тест. Завтра утром поедем в лабораторию, - даю себе пару мгновений, чтобы отдышаться и не погибнуть от своего же решения: - И возьмем с собой Владика.
Я должна узнать наверняка.
Тимур
Ева сдержала обещание. Вернулась на следующий день вместе с нашим сыном. Спокойно и уравновешенно переступила порог дома, с легкой улыбкой позволила мне помочь Владику переодеться, молча приготовила нам ужин, аккуратно накрыла на стол.
Каждое ее действие было пропитано привычной заботой, женской нежностью и… механикой. Словно Ева вела себя по заданному шаблону, но мыслями витала где-то далеко, а чувства – вовсе отключила. Закрылась от меня. От всего мира.
Не сказала мне ни слова, а я не спешил засыпать ее вопросами. Просто наблюдал. За каждым машинальным движением. За каждым жестом. За каждой вымученной улыбкой.
Следил и не знал, как прекратить "программу". Одна ошибка – и я мог навсегда потерять их…
Ужинали мы вместе. Почти как семья. Словно Ева намеренно поддерживала этот образ. Создавала иллюзию в то время, как я дико скучал по ее настоящим эмоциям. По искреннему смеху, по медовым переливам в потухших, потемневших глазах.
Это хуже разлуки – видеть и не сметь прикоснуться. Мы с Евой расположились на расстоянии вытянутой руки. Друг напротив друга, но на протяжении всего вечера между нами будто стояло что-то. Или кто-то.
Я догадывался, чье незримое присутствие мешало Еве расслабиться и поверить мне. Все понимал, но от осознания этого легче не становилось, а боль дальше точила сердце.
Пустоту и пропасть между нами неосознанно пытался заполнить Владик, не вникая в проблемы взрослых и радуясь жизни, как раньше.
Вот и сейчас, под конец ужина, он отвлекает нас своей детской непосредственностью.
– Папа, а мы с мамой были у дяди Влада, – признается он.
И, отодвинув от себя пустую тарелку, вдруг подскакивает с места, мчится в коридор, а возвращается с куском пирога, зажатым в ладошке.
– Папе вкусняшка, – забравшись на стул рядом со мной, тычет мне в лицо черствую корку с подсохшим вареньем. – Ешь, – просит с таким невинным взглядом, что я открываю рот, несмотря на протесты Евы.
– Ну, Тимур! – укоризненно тянет она, пока я с трудом пережевываю сухарь. – Это вчерашний пирог. Видимо, утром Владик стащил остатки у Каролины и прятал в кармане весь день, – объясняет поспешно, а я наслаждаюсь ее голосом, которого мне сегодня так не хватало. – Боюсь, теперь тебе грозит несварение, – заключает виновато, с оттенком беспокойства.
– Неважно, – отмахиваюсь.
– Вкусно? – хлопает ресницами Владик.
– Очень, – треплю его по макушке, чмокаю в лоб. – Но больше не надо, наелся, – поморщившись, осторожно добавляю.
Слабый, тихий смех разливается по кухне, ложится бальзамом на сердце, исцеляет все раны за одно мгновение. Исподлобья смотрю на посветлевшую, засиявшую Еву и сам невольно улыбаюсь.
– У меня конфетка есть, – Владик ныряет в карман джинсов и выуживает оттуда маленькую карамельку. – От вр-лача.
– Какого врача? – взволнованно вскидываю голову. Нервно кручу конфету, похожую на те, которые лежали в приемной клиники, где мы сдавали тест ДНК. – Тоже старая?
– Сегодняшняя, – на рваном выдохе сипло произносит Ева и прячет глаза. – Ураганчик, беги мыть руки и готовиться ко сну, – целует сына в обе щечки и отправляет на второй этаж.
Вернувшись, лихорадочно собирает посуду, но я ловлю ее за запястье. Послушно и медленно опускается на стул напротив, ковыряет пальчиками салфетку.
– Мы были в лаборатории. Еще раз, – шепчет. – Сдали кровь, чтобы определить степень родства с Владом Аркадьевичем.
Сорвавшись наконец, начинает рассказывать. Многое я уже знаю из телефонного разговора с Владом, но Еву не перебиваю. Уверен, ей необходимо выговориться, и рад, что в качестве «слушателя» она выбрала именно меня. Доверилась.
Пусть по-прежнему избегает физических контактов, но душой тянется ко мне. И это дорогого стоит.
– Но есть еще кое-что, – всхлипнув, Ева проглатывает слезы. – Я сдала тест на материнство. Результат обещали прислать на следующей неделе.
– Зачем? – с горечью хриплю, хотя понимаю ее. – Что бы ни показал анализ…
– Я хочу убедиться, – заявляет твердо. Какая же она сильная и стойкая. У меня нет столько смелости, как у хрупкой феи.
– Что касается нас… Ты решила остаться? – решаюсь протянуть ладонь к ее лицу и невесомо коснуться пальцами щеки. Смахнуть слезы. Но стоит Еве застыть, как я одергиваю руку.
– Как видишь, я здесь…
– Да, но… Ради Владика? – спрашиваю очевидное. Считываю ответ по ее глазам и едва заметному поднятию плеч. – Понял. Хорошо. Я тебя не потревожу, – отступаю назад. – Спокойной ночи.
И ухожу в кабинет, где провожу следующие несколько ночей. Я знаю, что Ева готова пойти на все ради сына, но мне не нужны ее жертвы.
Лишь единожды я нарушаю данное ей обещание. Заглядываю через приоткрытую дверь в ее комнату и, убедившись, что Ева крепко спит, бесшумно проникаю внутрь. Опускаюсь на самый край огромной кровати. Веду ладонью по влажной подушке.
Плакала.
Касаюсь пальцами взмокшего виска, поправляю каштановые волосы. Наклонившись, тихо бросаю: «Люблю», в которое Ева не поверит, и невесомо целую ее в щеку. Исчезаю, пока не проснулась и не застала меня в своей постели. Я ведь обещал.
В кабинете в сотый раз набираю проклятого Воскресенского, но этот гад как сквозь землю провалился. Мобильный
