Он сел к ней на кровать. Взял стетоскоп. Долго шарил под кроватью, говорил, что нужно поднять изголовье.
Тедди провела языком по растрескавшимся губам. Почему ему не давала покоя ее кровать?
Неужели…
— Жак, — хрипло прошептала она, — там, наверно… Пусть все выйдут из палаты. Там, наверно, бомба.
Здание клиники содрогнулось от взрыва. Из окна палаты, откуда только что вывезли на каталке Тедди, вырвался красный огненный столб.
Охрана и медицинский персонал успели эвакуировать всех с девятого этажа. По предварительным данным, никто не пострадал.
Жак на руках вынес Тедди из здания, осторожно опустил на траву и приказал принести одеяла. Вокруг царила невообразимая суматоха: толпились какие-то люди, завывали сирены, бегали солдаты и полицейские. Пациенты сидели на траве или растерянно переминались с ноги на ногу. Те, кто оказались поблизости, во все глаза разглядывали принца Жака и бледную неподвижную девушку.
Врач, вызванный из Парижа, прибыл только к вечеру. Он внес коррективы в назначенный курс лечения. Через несколько часов температура снизилась. Прошло три дня, и Тедди уже могла самостоятельно садиться в постели.
Жак осыпал ее цветами. В одном из букетов она нашла бесценное жемчужное ожерелье.
Кафедральный собор утопал в торжественном убранстве. В присутствии узкого круга представителей монархических династий Европы, архиепископа Коста-дель-Мар и других церковных иерархов Жак опустился на одно колено на бархатную пурпурную подушечку. Церемония коронации длилась уже более полутора часов.
Князь Генрих, держа обеими руками сверкающую корону, произнес те же слова, которые говорил его отец много лет назад.
У Жака на лбу выступили капли пота.
Князь Генрих опустил корону на голову сына.
Князь Жак, правящий монарх Коста-дель-Мар, поднялся, осенил себя крестом и принес традиционную клятву верности своей стране. После этого он с улыбкой повернулся лицом к присутствующим, ища глазами Тедди.
После коронационной речи Жака перед тысячами собравшихся состоялся прием на пятьсот человек в Вандомском замке.
Князь Генрих, сияющий от гордости и удовольствия, приветствовал гостей, стоя рядом с сыном. На душе у него было необычайно легко.
— Ваше высочество, думаю, вы испытываете удовлетворение, — сказала королева Нидерландов Беатриса, когда, наконец, с приветствиями и рукопожатиями было покончено и Генрих смог взять бокал вина.
Генрих кивнул:
— Долгие годы я ждал, пока мой сын созреет, чтобы взять на себя ответственность за страну, и вот, хвала Господу, дождался. Теперь дело за венчанием. Он сделал прекрасный выбор. Надеюсь еще обнять внуков, — добавил старый князь.
— Уверена, будущая невестка подарит вам чудесных внуков, — одобрительно кивнула Беатриса. — В семью вливается молодая, сильная, свежая струя — что может быть лучше для продолжения рода!
— Тедди — необыкновенная девушка, — подхватил Генрих.
Обсудив с Беатрисой последние новости королевских семейств Европы, князь Генрих признался:
— Не помню, когда я в последний раз был так счастлив. Первым делом приведу в порядок свою коллекцию марок, а потом можно будет подумать о разведении арабских скакунов.
* * *
Плотный кремовый конверт был надписан от руки каллиграфическим почерком. На голубой марке красовался портрет князя Генриха. С обратной стороны клапан скреплялся печатью княжеского дома.
Королевское приглашение. Его получили тысяча двести человек.
Джамайка Дю-Росс запрыгала от радости, вытащив конверт из почтового ящика своего дома в Коннектикуте.
— Ты только посмотри! — бросилась она к матери, высаживающей в саду луковицы тюльпанов. — Вот оно! Значит, это правда! Я полечу в Коста-дель-Мар!
Майкл Овитц вскрыл конверт специальным серебряным ножичком и прочел изящно выгравированные строки: «Его высочество князь Коста-дель-Мар Генрих имеет честь…» Овитц дважды перечел эти слова и почувствовал, что у него участился пульс. Немногие в Голливуде могли похвалиться таким приглашением.
На его столе зажужжал телефон. Это Уилл Кэмден спешил поделиться с ним своей радостью: ему доставили такой же конверт.
Нью-йоркский художник-ювелир Кеннет-Джей Лейн первым делом связался с одной из своих самых знаменитых клиенток — Элизабет Тейлор. Получив приглашение на свадебный ужин в Коста-дель-Мар, он решил выяснить, кто еще оказался в числе избранных и кто мог бы предоставить ему место на борту личного самолета. Элизабет тоже собиралась в дорогу; в свое время она тепло приняла и поддержала княгиню Лиссе в начале ее актерской карьеры.
В Техасе, на ранчо «Джакаранда», Клифф Фергюсон едва не поссорился со своей дочерью Ребеккой.
— Почему это мы откажемся? Нет уж, папочка, раз нас пригласили — поедем, и все!
Клифф с сожалением покачал головой. Встреча с Габи принесет новую боль. Нет, больше он не сможет ступить на костанскую землю.
В Палм-Бич сестра покойного Хьюстона Уорнера, Алисия, прошлась по дорогим магазинам на Уорт-авеню. Вернувшись домой, она сразу заметила среди свежей почты плотный кремовый конверт. У нее дрогнуло сердце.
Принцесса Монако Каролина обсуждала с пресс-секретарем свой график на текущий месяц. При виде конверта с печатью костанского княжеского дома она сразу поняла, что приглашена на венчание. С довольной улыбкой она приказала особо отметить указанный день в своем календаре.
В Букингемском дворце королева Елизавета II, сидя у себя в кабинете, просматривала предварительно разобранную секретарем почту. При виде приглашения из Коста-дель-Мар она вздохнула и погрузилась в невеселые раздумья о семейной жизни собственных детей. Однако она решила подтвердить свое согласие присутствовать на этой церемонии, тем более что они с Генрихом не виделись целую вечность…
В аэропорту чилийской столицы стоял длинный черный лимузин. Никос Скурос, развалясь на заднем сиденье, развернул последний номер «Пари-матч», купленный в киоске.
«Свадьба века», — кричали заголовки на первой полосе.
Никос придирчиво изучил объявление о помолвке и официальную фотографию, на которой Тедди Уорнер, в розовом шелковом платье и потрясающем бриллиантовом колье, была изображена под руку с Жаком, новоиспеченным князем, одетым в военный мундир с костанскими регалиями. Скурос досадливо скомкал газету и бросил ее под ноги. Жизнь не кончается, сказал он себе. Были бы деньги.
— La oficina del présidente[15], — бросил он по-испански шоферу.
