— Васенька, — опасалась Баланда, — может, мы зря в это лезем? Нас ведь могут закрыть. Сама знаешь: чья власть, того и сила. — Помощница явно намекала на последний материал о наркотиках. — Мы задели депутата, а это уже не шутка. Как ты думаешь?
— Я думаю не так, — улыбнулась главред.
— Хуже всего, что такие статьи ничего не меняют, — гнула свое ответсекретарь, — плетью обуха не перешибить.
— А я думаю иначе. Без правды, Тамара, не житье, а вытье. Я этой волчьей стае подвывать не хочу.
— Может, оно и так, — сдалась Ландрэ, — тебе виднее, Васенька. Ты — босс.
«Босс» умолчал, что после тех двух статей воздух вокруг сгустился. Нет, никто не угрожал, не преследовал, не ставил в колеса палки. Но кто-то дышал в затылок, и дыхание это грозило бедой. В свои ощущения она не посвящала никого, даже Бориса. Зачем? У Глебова и без того головной боли хватает. Васса перестроилась в правый ряд и переключилась на их отношения. Что мешает принять его предложение? Создать семью, купить большую квартиру, сделаться профессоршей и жить-поживать да добра наживать. Ведь она любит, жизнь может за него отдать. Что же тогда останавливает?
Впереди, у перекрестка отчаянно размахивала руками девушка. Приглядевшись, Васса узнала Настю.
— Привет, Василиса Егоровна! — В открытую дверцу заглянула сияющая физиономия. — Как здорово, что я тебя встретила! — затараторила, плюхаясь рядом с водителем.
— Ты почему болтаешься по улицам? — попыталась сделать строгое лицо Васса.
— У меня — выходной.
— А у меня — рабочий. Что собираешься делать в моей машине?
— Просить. — Анастасия умоляюще сложила руки, пара карих миндальных орехов заглянула в самую душу. — Василисушка свет Егоровна, умоляю, потрать на бедного несмышленыша пяток минут, помоги выбрать платье, а? Новый год на носу, а я раздета, несчастна и не пристроена! — Веселая форма никак не вязалась с жалостным содержанием. — Поддержи мудрым советом бестолковую!
— Уничижение паче гордости, — хмыкнула Васса. — Короче!
— Здесь на углу симпатичный бутик, зайдем, а? Пара взглядов, один совет, о'кей?
— Спекуляция обаянием — свидетельство корысти, — назидательно заметила потенциальная советчица.
— Ага, — проигнорировала намек «спекулянтка», — вот здесь тормозни, пожалуйста!
Она крутилась перед зеркалом, когда на улице рвануло. От взрыва вылетели стекла и заскулили осколками.
— Господи, что это?! — ахнула продавщица. Настя в ужасе застыла у зеркала. Васса открыла магазинную дверь. На месте ее «восьмерки» горела груда искореженного металла, неподалеку успели скучковаться зеваки. А там, где пять минут назад беспечно болтали двое, плавился подарок — мужские часы с надписью, о которой будет знать теперь только даритель. У Вассы потемнело в глазах, и она опустилась на ступеньку модного магазина.
— Ты написала статьи, где утверждаешь о причастности депутата к наркотикам?!
— Нет, — спокойно возразила Василиса, — я выдала материал, где говорится только о знакомстве Баркудина с наркоторговцами. Но третья статья будет содержать более полную информацию.
Борис побелел.
— Ты назвала эту фамилию?
— Пока нет.
— Ты соображаешь, что делаешь?
— Думаю, да.
— Думаю, нет! — Он яростно сжал кулак, потом разжал, на тыльной стороне левой ладони проявились набухшие вены. — Ты кичишься своей храбростью, хотя это элементарная глупость, и суешься туда, куда бабам ход заказан!
— Не поняла? — На Глебова смотрели спокойные, прозрачные глаза. Чересчур спокойные.
— Ты лезешь на рожон, — он уже не сдерживал свой гнев, — безоружная, прешь на бандитов, для которых убить человека — что два пальца обмочить!
— Это говоришь ты?
— Именно! — Дрожащими пальцами вытащил из пачки сигарету. — Мужик вправе рисковать собой, но он не может спокойно наблюдать, как играет с огнем женщина.
Васса молча поднялась из кресла.
— Ты куда?
— Я, пожалуй, поеду домой. Завтра важная встреча, мне нужно выспаться.
Борис привлек ее к себе.
— Васька, прости, — уткнулся лицом в шею, — я, может, и потерял контроль, но очень за тебя боюсь. Ты плохо представляешь, против кого затеяла войну. Это не люди — нелюди.
— Все будет нормально, — мягко выскользнула она из рук, — не волнуйся. Мне пора.
— С таким упрямством и жаждой справедливости впору партию создавать, а не сидеть в газете! — не выдержал Глебов. — По крайней мере не будешь одиночкой.
— Это — мысль, — улыбнулась она, — я подумаю. — И вышла, осторожно прикрыв за собой дверь.
Так закончился вечер первой годовщины их совместной жизни: со свечами, шампанским и полным непониманием друг друга.
Болело все: правый бок и локоть, оцарапанная щека, подвернутая в щиколотке нога, голова. Но больше всего ныла душа. Ныла и звала Бориса. Которого так не хватало рядом. Зачем она тогда стала в позу и уехала? Обиделась, что Глебов причислил ее к глупым бабам? Она и есть баба! Упрямая, самоуверенная, прущая на рожон, так и не сумевшая стать трепетной, осторожной, разумной женщиной, у которой хватает ума не таскать самой каштаны из огня голыми руками. Как он сказал? «Ты путаешь глупость с храбростью»? И здесь был прав! Какой умник прямым путем по кривой ездит? Только такой же безумец, которого, как и ее, учить — что лес боронить.
Васса вышла в темную кухню и посмотрела в окно. Сквозь прозрачную занавеску четко просматривался мужской силуэт. Ничего особенного — куртка, шапка, джинсы, заправленные в высокие, на шнуровке ботинки. Человек без лица, ставший ее тенью. Иногда, правда, его подменял другой, такой же серый и безликий. Неприметного соглядатая она углядела на второй день после ухода от Бориса. Сначала внезапно, посреди улицы или в транспорте тяжелел затылок, потом Тамара указала на человека, который постоянно крутился около редакции, словно вынюхивал что-то. После истории с машиной помощница стала очень подозрительной, шарахалась каждого куста, то предлагая нанять охрану, то напрашиваясь в гости с ночевкой.
— Васенька, — втолковывала «правая рука», постукивая кончиком карандаша по столу, — тебе нельзя оставаться одной.
— Почему? — делала наивные глаза Васса.
— Ты разворошила осиное гнездо. Они не уймутся, пока не ужалят. Не следует быть такой беспечной! — взывала к здравому смыслу Баланда.
— Ты начиталась детективов, — отшучивалась «беспечная», — переходи, Тамара, на классику.
— Мне некогда читать! — парировала та. — А тебе лучше поберечься.
Бдительная Тома не знала, что случится часом позже. Иначе приклеилась бы хвостом и поплелась следом, невзирая на протесты, готовая тщедушной грудью заслонить кумира от беды.
