– Не надо так, – прошептал он и, взяв в руки ее лицо, повернул к себе.
– Что? – Она открыла глаза.
– Не надо отстраняться от меня. Когда мы занимаемся любовью, ты страстная, открытая и почти такая же жадная, как и я, ты так же ведешь себя и во многих других делах, которыми мы занимаемся вместе. Но временами, как, например, сейчас, ты закрываешь глаза и переносишься в другой мир. Мне не нравится, когда ты меня бросаешь.
– Я просто устала. И я волнуюсь из-за этих слушаний. Я знаю Скотта с пеленок. Я должна добиться, чтобы обвинение было снято.
Но Тэк понимал, что она закрыла глаза, чтобы уйти от обсуждения их будущего. Он позволил ей переменить тему, потому что Скотт значил для нее очень много.
– Если тебе не удастся этого добиться, Дафна, то этого не сможет сделать никто.
– Я вот думаю, может, я напрасно взялась представлять его интересы. Возможно, мое отношение к нему вызывает у меня излишние эмоции.
– Но лучше тебя это никто не сделает, – с уверенностью промолвил Тэк. Несколько раз он тайком проникал в зал суда, когда выступала Дафна. Она была убедительна, спокойна и решительна. Ничто не ускользало от ее внимания. – К тому же защита в деле Скотта будет сильнее, если ее будет представлять женщина, – именно женщина утверждает, что другая, выдвинувшая обвинение в изнасиловании, клевещет.
– Так оно и есть. Миган Таккер решила поучаствовать в кампании против Фраев.
Он достаточно разбирался в судебной процедуре, чтобы понимать, что именно эта тема станет центром системы доказательств Дафны.
– Ты собираешься строить систему доказательств на отсутствии улик?
– Нет никаких улик физического насилия, абсолютно никаких. Естественно, врачи утверждают, что Миган была несколько возбужденной, когда они видели ее после выкидыша, но тогда она ничего не заявляла ни об изнасиловании, ни о том, что не хочет иметь ребенка, ни о том, кто является его отцом. Даже срок беременности представляется несколько сомнительным. Выкидыш произошел в конце ноября, когда врачи определяли срок приблизительно в три месяца, но лишь приблизительно. С таким же успехом она могла зачать ребенка в сентябре, а не в августе, а к этому времени Скотт уже был в колледже.
– А как насчет ее утверждений, что она перенесла сильное эмоциональное потрясение?
– Не настолько сильное, чтобы заставить ее обратиться к психиатру, – сухо заметила Дафна. – С ней было тяжело домашним, но ее друзья утверждают, что она всегда так себя ведет дома. Она провалилась по математике и французскому, но еле сдала экзамены по этим предметам и весной. Если с девочкой что-то и произошло в августе, это не повлияло на ее поведение с окружающими. Она вела активную жизнь в течение всей осени вплоть до момента выкидыша. После этого у нее была сильная размолвка с матерью. В больнице мать не удержалась от резких слов в адрес дочери, о чем один из врачей даже сделал запись. Потом исчез Джефф.
– Один этот факт не побудил бы ее на такой поступок.
– Конечно же. Сразу после исчезновения Джеффа, когда мы считали, что он мог стать жертвой нападения или заболеть, он вызывал сочувствие. А потом появились вы, ребята.
– Даф…
– Знаю. – Она оперлась рукой на его грудь. – Ты сделал то, что должен был сделать. Но потом за работу взялась газета, публикуя все, что можно и что нельзя, и тут Миган, наверное, задумалась. А когда появилась таинственная женщина, лучшего и желать было нельзя. Всем известно, что Джефф изменял своей жене, значит, поверят, что сын Джеффа мог изнасиловать свою подружку. Миган таким образом решала все свои проблемы. Она становилась хорошей девочкой, которую совратили. – Дафна вздохнула: – Доказательства обеих сторон строятся лишь на голословных утверждениях, но в сложившейся ситуации симпатии могут оказаться на стороне Миган.
На минуту она погрузилась в размышления.
– Как бы мне хотелось иметь более веские доказательства. Закон, охраняющий жертву изнасилования, не дает мне возможности говорить о предшествующей сексуальной жизни Миган, поэтому тот факт, что она не воздержанна в половых связях, ничем мне не помогает. Я могла бы дискредитировать ее утверждения, если бы поймала на противоречивости показаний, но, полагаю, прокурор хорошо подготовит ее. Я надеялась что-нибудь узнать от ее подруг, и, похоже, одна из них что-то собирается сказать. Она и со Скоттом дружила, и, по-моему, он до сих пор ей нравится. Но пока она молчит. Я дважды оставляла ей свои визитные карточки с номерами телефонов, но от нее до сих пор ни слова.
– Скотт, наверное, страшно напуган.
– Ага. Я вчера говорила с ним. У него проблемы с учебой, и это у него, который получал всегда высшие оценки, и не где-нибудь, а в колледже «Айви Лиг».
– Лаура нервничает?
– Очень. Я рада, что с ней Кристиан. Он ей очень помогает.
– Кристиан – хороший парень.
Дафна подозрительно уставилась на Тэка:
– Чем это вы оба занимались на Таити?
– Мы с Кристианом?
– А что, ты еще с кем-нибудь там знаком?
Тэк принял самый невинный вид.
– Он мне показывал окрестности. Вот и все.
– Ты уверен? Иногда я в этом начинаю сомневаться. Считается, что таитянки истинные красавицы.
– Так оно и есть.
– Тэк.
– Ну, если бы я сказал, что это не так, ты бы поняла, что я лгу. Таитянки божественны. – Он поцеловал ее в кончик носа и понизил голос: – Но это еще не значит, что я предпочитаю их американкам. Ни одна из них не может сравниться с тобой.
Дафна закатила глаза.
– Я не шучу. – И чтобы доказать это, он страстно впился в ее губы, и этот поцелуй грозил длиться до бесконечности, если бы Дафна резко не дернула его за волосы, росшие на груди.
– Мне надо работать, – заявила она и, откинувшись назад, указала пальцами в сторону бумаг, которые он отобрал у нее раньше.
Достав бумаги, Тэк протянул их ей вместе с очками, которыми она пользовалась для чтения. Оправа была большой и круглой, что придавало Дафне восхитительно академический вид от шеи и выше. Однако ее тело, едва прикрытое простыней, могло принадлежать только распутнице.
– Перестань, Тэк. Если ты не прекратишь ухмыляться, мне придется надеть ночную рубашку.
– Я перестал, – откликнулся Тэк и поспешно отвернулся.
Он дал ей полчаса, что и так считал чрезвычайно великодушным жестом, учитывая силу его желания. А к этому времени она и сама уже была готова отвлечься.
Однако любовный пыл Дафны убывал по мере того, как приближались слушания. Дафна была полностью поглощена делом, пытаясь предусмотреть возможные непредвиденные обстоятельства и намереваясь до предела раздвинуть границы предварительного слушания. Это был не суд, устанавливающий вину или невиновность, а просто слушание, которое должно было определить наличие или отсутствие состава преступления. И если судья решал, что имеется состав преступления, дело передавалось присяжным для вынесения обвинительного приговора.
