в пыль…
И пока моя жизнь не превратилась в порох, я должна что-то делать. Действовать.
— Рада, что увидела девочку, которая растопила сердце моего ледяного Кая. Надеюсь, если вы будете вместе, он будет вести себя достойно.
— Ханна… все покажет будущее. И если все будет хорошо, мы еще обязательно с вами увидимся… вы пойдете на поправку…
Женщина искренне улыбнулась мне, и обняла еще крепче.
— Не увидимся, — едва слышно прошептала она, и отпустила меня, мгновенно отстраняясь так, будто между нами только что не было задушевного разговора.
Джейме, наверное, меня обыскался и возненавидит, но ноги сами отнесли меня в спальню, где между нами с Каем все началось.
Я опустилась на ковер перед зеркалом, где он безжалостно унизил и взял меня. В первый раз.
И пролежала там целую вечность, задыхаясь от тоски.
Еще ничего не кончено.
Кай
В момент рождения, душа человека проходит через страшные муки, чтобы увидеть этот свет.
Но в эти дни, я испытал еще что-то более сильное. И эта мука, выходила за рамки слов «мне больно».
Агония. Душевная, физическая. Я будто прожил всю свою жизнь вновь, но за один час. И вся боль, что копилась во мне тридцать семь лет, пала на грудь непосильной ношей.
Казалось, от такой ноши, могут сломаться ребра… но я здесь. Я жив. Дышу. Вижу. Ощущаю.
Энди Бэрроуз проводил со мной многочасовые сеансы, на которых погружал в глубокий транс… если я вам скажу, что было со мной на этих сеансах, вы все равно мне не поверите.
Смысл был в том, что они работали.
Боль заставляла бороться.
Я был там — чуть ли не на дне собственной разрушенной души. Некая духовная Марианская впадина, где давление разрывает тебя на части, а главное нет кислорода.
Это были и бесконечные разговоры с Деймоном, и повторяющиеся, словно в петле самые болезненные моменты из моей жизни, которые наносили удары и вспарывали старые шрамы. Представляете? Целая бесконечность из моментов, где я чувствовал себя маленьким, ненужным, одиноким. Побитым. Уязвим.
Лишним.
Ничтожным.
Бесконечное разрывающее нутро чувство вины, за то, что попытался убежать от этой самой слабости при помощи насилия. Лица всех без исключения девушек, что смотрели на меня, как на Бога… а я снова и снова плевал им в лицо. В душу. Раз за разом.
Чтобы они были такими же ничтожными, каким себя чувствовал я.
В жизни я чувствовал себя высокомерным, уверенным. А вот внутри все было несколько иначе.
Насколько же глубоко нужно было копнуть, чтобы увидеть все это… прочувствовать.
Я видел бесконечность из безысходности, лицо моей мамы, которую желал бы видеть расцветающей и счастливой. Я видел две реальности — ту, что была настоящей, и ту, что была возможной (где наша семья полноценна и счастлива) — и это доставляло еще большую боль.
Невозможность этой реальности. Время утекло…
Я видел Лидию, и чувствовал бесконечную поддержку. Первые зерна веры в меня.
Я видел лицо моего ангелочка, и наконец, не чувствовал боли. В ее чистых, бескрайних глазах не было осуждения. Она любила меня безусловно, и бесконечное ощущение того, что во мне нуждаются было медом, после столь жутких кругов ада.
И наконец я видел небо.
Два моих любимых его осколка — глаза моей девочки. Моей Леа.
Эта бесконечность была целой вселенной, и однозначно сказать, что она была сладкой, было нельзя. Болезненной сладкой. Горячей. Нежной. Неудержимой. Необходимой. Жадной.
А самое главное, я чувствовал себя здесь Богом, но Богом существующем не чтобы управлять этой вселенной, а для того, чтобы защищать ее.
Любить ее.
Жить ради нее.
А главное — плыть наверх, сквозь толщу боли и воды, просто ради того, чтобы быть с ней.
Кай… ты здесь. Ты сможешь. Каааааааай.
Она меня звала.
* * *
Сеансы шли несколько долгих недель, и мне было чем заняться в своей комнате или на прогулках.
В момент, когда я увидел СЕБЯ на видео, рассказывающего Лейле жуткую историю моей жизни… я прислушивался к ее учащенному дыханию. И смотрел в свои глаза.
Прокручивал видео без конца и края. Кусал кулак, сдерживая эмоции… мне даже самим с собой трудно делиться той болью, унижением, через которую вновь пришлось пройти. Принять и осознать.
Я засмотрел гребанную запись до дыр. Сотни раз. До тех пор, пока мои слова на видео, этот рассказ… почти перестал трогать меня.
И я смотрел видео каждый день, все чаще замечая, что уже не слушаю свой голос. Только дыхание Лейлы.
Я начал переживать не за себя, а за нее. Снова.
Все. Хватит. Пострадал. И забыл. Плевать мне на прошлое. Просто плевать…
«Я все равно не дам тебе быть с ней. Теперь, когда мы одно целое, — шепчет мой внутренний демон. — По-настоящему, едины. Не думай, что это опять навсегда. Я — это ты, хоть ты и думаешь, что можешь полностью управлять мной. Но я твой порок, а ты знаешь, Кай, что от некоторых пороков не убежать… пороки всегда будут управлять вашими душами. Т ы уверен, что уже ТЫ не причинишь ей зла? И ведь винить уже будет некого. Ты не сможешь винить меня, Деймона, прикрывая свою чудовищность. Ведь так удобно было спереть на меня все свои грехи… не правда ли?»
«Я должен отпустить ее. Как и думал тогда, на горе Синай. Нет, скорее не отпустить… дать дышать свободно. Я всегда буду наблюдать за ней. Любить. Каждый день. Я буду смотреть на то, как она счастлива… со временем она обретет счастье. Она смириться с тем, что потеряла меня. Но так нужно».
«Ты же понимаешь, что, чтобы она отпустила тебя, тебе нужно притвориться Деймоном — беспощадным зверем, каким ты пред ней когда-то предстал. Пусть возненавидит тебя. Ты знаешь, что нужно делать».
«Знаю…»
И я знал, что нужно сделать. Попрощаться с Лейлой. Боюсь, это прощание она никогда не забудет.
Пусть жестоко. Но так нужно.
Я резко поворачиваю голову, в мою комнату входит Энди, но на его лице нет привычной улыбки:
— Хотел тебя выписывать только через неделю. Но похоже, придется расстаться чуть раньше. Твоя мать, Кай… тебе нужно с ней попрощаться. Тебе нужно в больницу. Джейме уже приехал за тобой…
Я понял все, по его глазам. Сердце пропустило удар: тоска и горечь заволокла каждый дюйм сердца.
Мама…
Кай
Даже Джейме вел машину слишком нервно. Всегда сдержанный и спокойный телохранитель. Что-то было не так, когда он вез меня в
