Смотрю на свои накрашенные ногти на ногах; в моей голове мелькают воспоминания о них, не так давно упирающихся о его грудь.
— Мне просто нужно подумать о нас… об этом… обо всем.
Он приближается ко мне.
— Посмотри на меня, — мягко приказывает он, я подчиняюсь, как бы ни боялась того, что могу увидеть в его взгляде. Когда я поднимаю глаза, чтобы встретиться с его глазами, изучающими меня в лунном свете, в их глубине я вижу беспокойство, недоверие, страх и еще столько всего, что мне хочется отвернуться — чтобы скрыться от разрушения, которое собираюсь учинить — но не могу. Он заслуживает большего. Его голос такой мягкий, когда он начинает говорить, что я едва его слышу. — Почему? — всего одно слово, но за ним так много эмоций, что мне требуется минута, чтобы подыскать слова для ответа.
И это тот же вопрос, который мне нужно задать ему.
— Если всё по-настоящему, Колтон… мы должны дополнять друг друга — делать друг друга лучше — а не разрывать друг друга на части. Посмотри, что мы сделали с собой сегодня. — Пытаюсь я объяснить. — Люди, которые заботятся друг о друге, не пытаются намеренно причинить друг другу боль… это плохой знак. — Я качаю головой, надеясь, что он поймет, о чем я говорю.
Он сглатывает, размышляя над тем, что сказать.
— Я знаю, что мы перевернули всё вверх дном, Рай, но мы можем с этим разобраться, — умоляет он. — Мы можем себя исправить.
На мгновение закрываю глаза, из них льются слезы, когда я вспоминаю, где мы находимся и что означает завтрашний день.
— Колтон… сейчас тебе нужно сосредоточиться… на гонке… мы можем поговорить позже… обсудить это позже… прямо сейчас все твои мысли должны быть о треке.
Он решительно качает головой.
— Ты важнее, Райли.
— Нет, это не так, — бормочу я, снова отводя глаза, беззвучные слезы безостановочно катятся по моим щекам.
Чувствую касание его пальца к подбородку, приподнимающего его, он заставляет меня посмотреть ему в глаза.
— Ты ведь уходишь не просто, чтобы подумать. Ты ведь не вернешься, да? — он смотрит на меня, ждет ответа, и мое молчание — и есть ответ. — Неужели мы — ты и я- то, что произошло недавно ничего не значит? Я думал, что… — его голос стихает, когда я вижу, что на него снисходит озарение, — …ты уже со всем покончила. Вот почему ты так расстроилась, — говорит он, разговаривая больше с собой, чем со мной. — Ты прощалась, не так ли?
Я не отвечаю, а лишь пристально смотрю на него, возможно, через свою боль он сможет понять, насколько это тяжело для меня. Было бы намного легче, если бы он взбесился и начал разбрасываться проклятиями вместо этих кротких умоляющих слов и глаз, наполненных недоверием и болью.
— Мне просто нужно время подумать, Колтон, — наконец-то удается выдавить мне, повторяя сказанное ранее.
— Время отдалиться, чтобы для себя это было проще — вот, что на самом деле ты имеешь в виду, не так ли?
Кусаю щеку изнутри, тщательно подбирая слова.
— Мне… мне просто нужно немного времени побыть вдали от тебя, Колтон, и от катастрофы, которую мы пережили в эти последние пару дней. Ты так подавляешь — повсюду — что когда я рядом с тобой, то теряюсь в тебе, не могу ни дышать, ни думать, ни что-либо делать. Мне просто нужно немного времени, чтобы все обдумать… — Смотрю по сторонам, прежде чем повернуться к нему. — Время, чтобы попытаться понять, почему мы так сломлены…
— Нет, Рай, нет, нет, — настаивает он, и его хриплый голос срывается, он поднимает руки, чтобы взять в ладони мое лицо, в то же время сгибая колени, чтобы оказаться со мной на одном уровне, глаза в глаза, большие пальцы ласкают линию моего подбородка. — Мы не сломлены, детка… мы просто согнуты. А быть согнутым нормально. Это означает, что мы просто разбираемся во всем.
Чувствую, что мое сердце сейчас разорвется в груди, когда он произносит мои слова — слова песни, которые я однажды сказала ему — возвращая их мне. Это так больно. Взгляд его глаз. Искренняя простота его объяснения. Убежденность его мольбы. Ирония кроется в том, что человек, который не «заводит отношений», дает совет о том, как их исправить.
Исправить наши отношения.
Просто качаю головой, мой рот открывается, чтобы ответить, но снова закрывается, лишь пробуя соленый вкус моих слез, я не могу подыскать слова. Он все еще склоняется надо мной на уровне моих глаз.
— Мне столько всего нужно тебе объяснить. Я так много должен сказать… так много уже давно должен был сказать. — Колтон выдыхает в отчаянной мольбе. Кладет обе руки себе на затылок, согнув локти, и делает несколько шагов вперед и назад. Мои глаза следуют за ним, и на его четвертом проходе он без предупреждения хватает меня и прижимается ко мне ртом, сминая мои губы поцелуем, наполненным отчаянием. И прежде, чем я успеваю обрести почву под ногами, он отрывается от моих губ, кладет руки мне на плечи, а его глаза впиваются в мои. — Я отпущу тебя, Райли. Я позволю тебе уйти из моей жизни, если ты хочешь именно этого — даже если это, черт возьми, убьет меня — но сначала выслушай. Прошу, вернись в номер, чтобы я мог сказать тебе то, что тебе нужно услышать.
Делаю глубокий вдох, глядя в его глаза, находящиеся в сантиметре от моих, и умоляющие с такой надеждой. Отказ вертится у меня на языке, но, хоть убейте, я не могу его произнести. Отрываю от него взгляд и сглатываю, кивая головой в знак согласия.
В комнате нет освещения, за исключением лунного света. На расстоянии между нами я могу разглядеть на кровати тень Колтона. Он лежит на боку, подперев голову рукой, и смотрит на меня. Какое-то время мы лежим в тишине — он смотрит на меня, я смотрю в потолок — пока оба пытаемся понять мысли друг друга. Колтон неуверенно тянется ко мне и берет за руку, с его губ слетает тихий вздох.
Не могу придумать ничего лучше, кроме как сглотнуть, не отрывая глаз от лопастей вентилятора на потолке, которые безостановочно вращаются.
— Почему? — мой голос хриплый, я говорю в первый раз с тех пор, как мы вернулись в номер, задавая тот же вопрос, что и он. — Почему ты сказал мне, что спал с Тони?
— Я… я не знаю. — Он расстроенно вздыхает и проводит рукой по волосам. — Может, потому что ты думала обо мне именно так — ждала от меня этого, даже не давая объясниться — а, возможно, мне хотелось, чтобы тебе было так же больно, как и мне, когда ты обвинила меня в этом. Ты была так уверена, что я переспал с ней. Так уверена, что я воспользовался ею, чтобы заменить тебя, что даже не выслушала. Не подпускала меня к себе. Ты убегала, и у меня не было шанса объяснить тебе про то гребаное утро. Ты не позволила мне… поэтому часть меня казалось, что я могу подтвердить твое мнение обо мне как об ублюдке, которым я на самом деле и являюсь.
Молчу, пытаясь осмыслить его логику, одновременно понимая и не понимая.
— Я слушаю, — шепчу я, прекрасно понимая, что мне нужно услышать правду. Нужно все разложить по полочкам, чтобы суметь понять, куда двигаться дальше.
— Я действительно не знал, насколько одинок, Райли, — начинает он с дрожащим вздохом, и впервые я чувствую, как он нервничает. — Как замкнут и одинок я был все те годы, пока не появилась ты. До тех пор, пока я не понял, что мог бы взять трубку и позвонить тебе, поговорить с тобой или увидеть тебя…
— Но ты бы мог, Колтон, — отвечаю я растерянно. — Это ты убежал от меня… а не наоборот. А я сидела и ждала, когда ты позвонишь. Как ты мог думать иначе?
— Знаю, — мягко говорит он. — Я знаю… но то, что ты сказала мне — эти три слова — они превращают меня в того, кем я не позволю себе больше быть снова. Они вызывает вещи — воспоминания, демонов, столько всего, черт возьми — и независимо от того, сколько прошло времени, я просто… — он затихает, неспособный выразить словами, что делают с ним мои слова «я люблю тебя».
— Что? Почему? — О чем он, черт побери? Мне хочется закричать на него, но я знаю, что должна набраться терпения. Посмотрите, к чему привело мое упрямство. Разглагольствование — не его сильная сторона. Я должна просто сидеть и молчать.
