— Понимаете, в чем дело… — Он расстегнул ремень безопасности. — Много лет я жил, руководствуясь логикой, и, откровенно говоря, ничего особенно хорошего из этого не вышло. Но теперь я актер, что официально делает меня маньяком, и могу делать все, что пожелаю. А я хочу… — Пол наклонился и прижался губами к губам Лоры. — Хочу этого…
Все, что ей следовало сделать, — отвернуться. Вместо этого она позволила себе наслаждаться его вкусом… запахом…
Пьянящий, кружащий голову прилив…
Лора запустила руки в волосы Пола, крепко его поцеловала и отстранилась:
— Приятно. Но больше этого не делайте.
Собственно говоря, Пол не ожидал ничего иного. Но надеялся. Он погладил ее щеку.
Она не поверит, если он скажет, что влюбился в нее, поэтому лучше промолчать. Он и сам с трудом в это верил. В пятьдесят два года он наконец снова влюбился в женщину, которую знал сто лет. Даже когда она позволяла ему всячески третировать ее, его влекло к ней. Он всегда любил женщин с мягкими, соблазнительными телами и спокойным нравом. С мягкими волосами и глазами цвета арманьяка. Умных, независимых женщин, которые знали, как самим проложить себе дорогу. Обладавших хорошим аппетитом, предпочитавших личное общение, а не разговор по сотовому. Тот факт, что он не позволял себе сблизиться ни с одной женщиной, обладавшей подобными качествами, только подтверждал намерение держаться подальше от всех тех беспорядочных эмоций, которые едва не уничтожили его. Но хотя Пола влекло к Лоре, он не уважал ее до того момента, пока она не стала противоречить ему на каждом шагу. Своей цельностью, решительностью, неравнодушием она нашла дорогу к его сердцу. Все окончательно решилось, когда она напомнила ему, что он актер. Она знала, что ему нужно, еще до того, как он понял это сам.
За последние недели он словно родился заново. Иногда он едва держался на ногах, как новорожденный жеребенок, иногда преисполнялся чувства собственной правоты, но в целом был удовлетворен собой и жизнью. Омрачала только тревога за Джорджи и неотвязное беспокойство, что он не сможет преодолеть те очень разумные барьеры, которые Лора стремилась перед ним установить. Но у него был свой план, и сегодня он сделал первый ход, дав ей понять, что их объединяет не только бизнес. Ничего внезапного и поспешного. Он не собирался сразу открывать ей душу. Здесь поможет только терпеливое упорное преследование.
Сумочка соскользнула с коленей Лоры, и, нагнувшись за ней, она ударилась головой о «бардачок». Все планы Пола тут же вылетели из головы, и, как во сне, он услышал собственный голос:
— Лора, я люблю тебя, — произнес он, и был так поражен своими словами, что почти пропустил мимо ушей ее смех. — Понимаю, это безумие и можешь мне не верить, но это правда.
Смех стал еще веселее.
— Никогда не думала, что вы такой прекрасный актер. Неужели воображаете, будто я попадусь на эту удочку?
Все еще смеясь, Лора потерла лоб и взглянула ему в глаза. Постепенно смех замер. Губы ее чуть приоткрылись, и тут она сделала то, что воистину шокировало Пола. Она прочитала его мысли.
— Господи Боже, вы это серьезно?!
Он кивнул, не в силах говорить.
Прошло несколько долгих секунд. Он дал ей столько времени, сколько понадобится, чтобы прийти в себя.
Бретелька лифчика привычно соскользнула с плеча. Лора моргнула.
— Но я не влюблена в вас. Да и как это можно? Я почти вас не знаю. Но Боже мой, я хочу вас и клянусь, если это не сработает, а вам придет в голову уволить меня, я… — Она быстро отстегнула ремень. — Я сделаю так, что все агенты города занесут вас в черный список. Это ясно?
— Ясно, — успел сказать Пол. И едва он это произнес, Лора его атаковала.
И это было великолепно. Она сжала его лицо ладонями и припала к губам. А когда предложила сладкий кончик своего языка, волна нежности сделала его возбуждение еще более мощным. Пол извернулся и сумел положить ногу на ее бедро. Ее растрепавшиеся волосы задели его щеку. Поцелуй стал еще более страстным.
Пол сжал ее крепче. Ее тело под тонким шелком платья было поэмой чувственности.
— Я люблю тебя, — прошептал он, окончательно отбросив свой стратегический план.
— Ты псих.
— А ты — сплошной восторг.
Он с семнадцати лет не занимался ничем подобным в машине, и с тех пор удобнее здесь не стало.
Он нашарил молнию платья и как-то сумел расстегнуть. Руки скользнули по ее спине и коснулись лифчика.
— Это безумие, — застонала Лора.
Джорджи никак не могла решить, что теперь делать. Она лежала на шезлонге из тикового дерева, под солнцем позднего дня, заливавшим белое каменное патио. Сегодня вторник. Она приехала в Мексику ровно шестнадцать дней назад. И заставит себя вернуться в Лос-Анджелес еще до конца недели, вместо того чтобы остаться здесь навсегда, как хотелось бы. Или до тех пор, пока не сообразит, что делать со своей жизнью. Вот только, сидя перед купленным несколько дней назад компьютером, она не могла ни на чем сосредоточиться. Слишком болело сердце.
Парочка гекконов нырнула в тень. Вдалеке белели лодки. Ветровые стекла сверкали на солнце. Становилось слишком жарко, но Джорджи не двигалась с места. Прошлой ночью она приснилась себе в наряде невесты. Стояла у окна, с белыми лентами в волосах, и наблюдала через прозрачную тюлевую занавеску, как к дому идет Брэм.
Калитка скрипнула. Джорджи открыла глаза и увидела, как к дому через патио идет Брэм. Совсем как во сне, только романтический жених мрачно хмурился.
Джорджи ненавидела себя за то, что предательское сердце куда-то покатилось. Брэм был высоким, стройным и крепким. Годы разгульной жизни остались далеко позади. Ее эгоистичный, капризный, склонный к саморазрушению скверный мальчишка давно перестал быть таковым, и никто этого не заметил. Горло сжало так сильно, что Джорджи не смогла ничего выговорить.
Брэм осмотрел ее сквозь линзы очков:
— Наслаждаешься отдыхом?
Мягкий рокот его голоса прокатился над ней как предвестник бури.
Но Джорджи была актрисой и камеры уже заработали, так что она сумела найти слова.
— Оглянись вокруг. Разве это место можно не любить?
Он подошел к ней.
— Тебе следовало бы поговорить со мной перед побегом из дому.
— У нас не такой брак, чтобы откровенничать друг с другом.
Неверной рукой она потянулась к желтому, с фиолетовыми полосами, пляжному халатику.
Брэм выхватил у нее халатик и швырнул через все патио на маленький столик.
— Не трудись одеваться.
— Ну как же!
Она подошла к столику, медленно считая про себя и соблазнительно покачивая бедрами в крохотных трусиках… возможно, в последней отчаянной попытке влюбить его в себя. Но он не влюбится. Такие не влюбляются. Не потому что он эгоист. Просто он не знает, как это делается.
