– Хороший признак, что у него больше нет судорог, – ответила она.
Медсестра посоветовала нам уйти. Мы вышли из палаты и спустились вниз, в больничный буфет. Я не особенно хотела есть, но Гейвин сказал, что нам нужно чем-нибудь подкрепиться, иначе мы ослабеем и заболеем. Я взяла себе горячую овсянку и съела половину, запивая чаем. Затем мы вернулись в комнату для посетителей, где провели большую часть дня, не упуская любой возможности, чтобы зайти в комнату к Джефферсону.
Приходили и уходили родственники других пациентов. Некоторые были разговорчивы, но большинство – нет. Мы с Гейвином то засыпали, то просыпались, листали журналы или просто смотрели в окно на проясняющееся небо. Голубое небо и белоснежные облака согревали мое сердце. Когда мы в очередной раз вошли к Джефферсону, старшая медсестра сказала нам, что с каждым часом его состояние обнадеживает.
– Он еще не совсем выбрался, – сообщила она, – но его состояние не ухудшается.
Одобренные ее словами, мы вернулись в буфет. С появившимся вновь аппетитом мы хорошенько поели.
– Я почти уверен, что Ферн здесь не появится, – произнес Гейвин. – Я не думал, что она настолько низко пала.
– Надеюсь, они не мучают Шарлотту и Лютера сейчас.
– Думаю, что Лютер уже выпроваживает их вон. Когда мы вернулись в комнату для посетителей, то обнаружили там Лютера и Хомера. Хомер был одет в чистые брюки, белую рубашку и галстук и аккуратно причесан. Он выглядел напуганным и печальным, но когда он увидел нас, его глаза повеселели.
– Хомер чуть с ума меня не свел, упрашивая привезти его сюда, – объяснил Лютер.
– Это очень мило с твоей стороны, Лютер. Спасибо, что приехал, Хомер.
– Как он? – спросил Хомер.
– Ему лучше, но он все еще очень болен.
– Я тут принес ему кое-что поиграть, – сказал Хомер. – Когда ему станет лучше, – добавил он и показал нам игрушку из тех, что умещаются на ладони. Это была маленькая игра, в которой нужно было загнать крохотные серебряные шарики в ячейки.
– Это очень старая вещь, антикварная, – похвастался Лютер и подмигнул. Он наклонился к нам и зашептал. – Я подарил ему это, когда он был чуть-чуть старше Джефферсона.
– Спасибо, Хомер, – улыбнулась я. – Я прослежу, чтобы он получил это.
– Как там моя сестра? – спросил Гейвин.
– О, – вздохнул Лютер. – Известие о Джефферсоне мгновенно подрубило ей и ее стручку хвосты.
– Ты хочешь сказать, что они уехали? – изумился Гейвин. – Просто вот так уехали, не узнав о Джефферсоне?
– Они покинули нас так быстро, словно дом был в огне. Полагаю, мы не будем скучать без них.
– Я не верю, – пробормотал Гейвин.
Мы еще раз навестили Джефферсона. На этот раз нам позволили остаться почти на двадцать минут и разрешили войти Хомеру. Он стоял за нами, не сводя глаз с лица Джефферсона. Когда настало время уходить, Хомер подошел поближе к Джефферсону.
– Ты поправишься, Джефферсон. Поправишься, потому что мы еще не докрасили сарай и у нас еще много других дел, – сказал он.
Я взяла Хомера за руку, и мы втроем вышли, опустив головы, молясь про себя кто как может. Но как только мы вышли из отделения интенсивной терапии, мое сердце екнуло. Я должна была это предвидеть и все обдумать. Но мое беспокойство за Джефферсона взяло верх над всеми мыслями, особенно о себе.
Там, возле доктора, стоял дядя Филип со зловещим выражением лица. Я быстро перевела взгляд на доктора, который выглядел также рассерженным.
– Все тоскуют и беспокоятся о тебе, Кристи. – Затем дядя Филип повернулся к Гейвину. – Твои родители тоже не находят себе места.
Я опустила голову, я не могла смотреть на него.
– Лютеру и Шарлотте не нужно было позволять вам остаться, – продолжал он.
Я подняла голову и пристально посмотрела на него ледяным взглядом.
– Уж не обвиняешь ли ты их? – резко спросила я.
– О, нет, – ответил он. – Я уверен, что они и не поняли, что произошло, но дело в том…
– В чем же дело? – перебил его Гейвин.
– Дело в вас, молодой человек, ваши родители совершенно расстроены. У них нет средств, чтобы оплачивать ваше путешествие по всей стране. Я принял меры для вашего немедленного возвращения домой, – жестко проговорил он, вытаскивая авиабилеты из нагрудного кармана. – Я сказал, что позабочусь об этом. Такси, ожидающее у входа в больницу, отвезет тебя в аэропорт. У тебя всего десять минут на то, чтобы спуститься вниз.
– Я не оставлю Кристи, – сказал Гейвин, отступая назад и становясь рядом со мной.
– Кристи тоже уезжает, – улыбаясь, проговорил дядя Филип. – Она поедет домой.
Я закачала головой.
– Нет!
– Ты не хочешь быть рядом с братом? – спросил он. Я взглянула на доктора. – Доктор не возражает, что через день-два Джефферсона можно будет перевезти на машине скорой помощи и отправить самолетом. Мы заберем его в Вирджинию Бич, где я уже распорядился по поводу больницы. Ты же хочешь, чтобы твой брат получил лучший медицинский уход, правда?
– Она не поедет домой с тобой, – прохрипел Гейвин.
Дядя Филип с ненавистью посмотрел на него, а затем, смягчившись, повернулся ко мне.
– Кристи?
– Мне придется ехать домой, Гейвин, – сказала я.
– Нет, ты не можешь. Мы пойдем в полицию, мы им расскажем обо всем, что произошло. Мы…
– Нет, не сейчас, когда Джефферсон так болен. Не волнуйся. Со мной все будет в порядке.
– Конечно, с тобой все будет хорошо, – пообещал дядя Филип. Он посмотрел на доктора. – Дома случилось небольшое недоразумение. Жизнь Кристи стала тяжелой после смерти ее родителей, но…
– Недоразумение! – закричал Гейвин. – Ты называешь то, что ты сделал с ней, недоразумением!
– Успокойтесь, молодой человек, – вмешался доктор. – Вы не на улице.
– Но вы же не понимаете…
– Это не его забота вникать в семейные дела, – быстро проговорил дядя Филип. – Тебе следует побеспокоиться о своих родителях. Твоя мать даже заболела из-за этого, а твой отец…
– Гейвин, пожалуйста, – умоляла я, стискивая его руку. – Не сейчас. Сейчас это бессмысленно, он прав. Поезжай сначала к родителям. Я и так уже причинила достаточно боли и неприятностей многим людям.
– Но, Кристи, я не могу позволить тебе вернуться с ним. Просто не могу!
– Все будет хорошо. Я позвоню тебе при первой же возможности. Все, что сейчас нужно, это быть с Джефферсоном. Он нуждается во мне сейчас, Гейвин. Пожалуйста!
– Но…
– Такси ждет, – напомнил дядя Филип, энергично протягивая авиабилет Гейвину. – Ты можешь пропустить свой рейс, и тебе придется просидеть в аэропорту всю ночь.
– Иди, Гейвин, – попросила я его. – Пожалуйста. Он стоял совершенно расстроенный. Я прошептала одними губами:
