обнимаю ее.
— Мамочка…
— По мужчине страдаешь, я правильно понимаю?
Смотрит на меня с улыбкой.
— Я когда отца твоего увидала, ни есть, ни спать не могла. Как болезнь накрыла. А он на других смотрел, меня не замечал, а потом оказалось, что решил измором взять…
Смеется и обнимает меня крепко, пальцы в мои волосы зарываются.
— Ты расскажи, доча, кто он…
— Все сложно, ма.
— Ну, ты начни с главного.
Дает отмашку, и я киваю собственным мыслям.
— Беременная я… — выговариваю, наконец.
Пауза виснет в воздухе, тягучая.
Мать отдаляет меня, заглядывает в лицо с тревогой, считывает мои эмоции.
А я хватаю ее за руку, и начинаю рассказывать обо всем. Этот груз висит на мне тяжким бременем. И с каждым словом я чувствую, как камень падает.
Признаюсь в том, в чем никому не могла признаться.
Мама же слушает молча, украдкой вытирает слезы, которые скупыми каплями стекают по щекам.
— Девочка моя… Любит он тебя, — наконец, заявляет мать, — иначе не отпустил бы. И ты его любишь. Я что, не вижу тоску в твоих глазах? И ребенок — это благодать. Так что заканчивай хандрить, доча, я праздничный ужин приготовила. Ляльку кормить нужно, а то ты вона какая худющая! Кожа да кости!
Вытираю нос тыльной стороной ладони и улыбаюсь сквозь слезы.
— Вот и умничка, — треплет меня за щеку, — я все твое любимое сварганила, а папаня из подвала вишневку достал, но тебе ни капли не дадим.
Смеется весело, заливисто и я тоже начинаю смеяться, настроение поднимается.
— Мам?
— А?
— Я тебя люблю.
Поднимается и отряхивает юбку.
— Только батю подготовить нужно, так сразу говорить не будем.
— Хорошо.
Встаю с кровати и откладываю мишку, как неожиданно вся комната озаряется ярким светом, а до слуха доходит скрежет автомобильных шин.
Звук очень непривычный для нашей местности. У нас обычно машины скрипят, и драндулеты издают глухие звуки, поэтому мама замирает на месте, а я, наоборот, быстро иду к окну и оттягиваю шторку.
Несколько черных внедорожников останавливаются у нашей калитки. С тонированными стеклами, агрессивные. С ярко горящими фарами.
Свет слепит глаза, а страх заползает в сердце. Вспоминаю ужас, перенесенный совсем недавно, когда люди Асабека похитили меня.
Руки сами накрывают живот, а темные, как сама ночь, машины с обтекаемыми хищными формами не двигаются. Из них не появляются бравые солдаты. Они будто замерли в ожидании.
Сердце отсчитывает гулкие удары, пока, наконец, дверь не открывается с пассажирской стороны, и я цепляюсь за подоконник, впиваюсь в него пальцами, опираюсь, потому что ноги слабеют.
Моргаю, чтобы прогнать видение, но оно не исчезает. Замираю на месте и прищуриваюсь, чтобы сквозь свет фар разглядеть темный силуэт.
Мужчина. Высокий. Широкоплечий. Одетый в безукоризненный костюм. С зачесанными назад смоляными прядями…
Знакомый до боли образ, впечатавшийся в мое сердце…
Мужчина приближается. Тяжелые шаги отбивают ритм моего сердца, которое оживает, и я понимаю, что все это время тосковала.
Дико. Безумно. Скучала…
А сейчас смотрю как ненормальная, впитывая в себя его образ…
С каждым шагом расстояние между нами уменьшается. Смотрю на него во все глаза, как в замедленной съемке калитка открывается, тихонечко звякает колокольчик.
Мне не нужно видеть его лицо. Воображение рисует перед глазами черты. Острые. Жесткие. С хищным носом и темным взглядом из-под смоляных бровей…
Его щетина, острые скулы и губы… порочные, сочные, по-мужски пухлые.
Эти губы пили меня до дна, погружали в пекло и лишали дыхания…
— Что там, Полечка? — спрашивает обеспокоенно мама.
Резко оборачиваюсь и выдыхаю:
— Он… это… он… приехал…
Сердце бьется в груди рвано. С перебоями. А я же не знаю, что делать. Бежать навстречу или закрыться в комнате и спрятаться.
Смотрю на маму и в этот самый момент слышу звонок в дверь. Секунды промедления, и я срываюсь с места и бегу к двери, чтобы отворить, чтобы увидеть его…
Но мама хватает меня за локоть, заглядывает в глаза.
— Погоди, Полина, постой… — проговаривает тихо, — пусть отец откроет, так правильно.
Моргаю. Секунда, другая и слышу поступь отца, тяжелую, он открывает дверь и… мама отпускает меня, а я вылетаю из своей комнаты и замираю.
Поднимаю голову и вижу в дверном проеме Аслана…
Сталкиваюсь с ним взглядом, его глаза темнеют, обрамленные бархатными ресницами, концентрируются на мне.
А у меня по всему телу волна дрожи проносится и какое-то помутнение. Я смотрю в его невероятные чайные глаза и не могу шевельнуться.
Взгляда отвести не могу. Насытиться им не могу! Потому что скучала, тосковала, не жила без него…
Шах стал всем. Покорил, присвоил, отравил собой и сейчас сердце бьется в груди с перебоями…
А мы смотрим друг на друга, пока отец, наконец, не нарушает повисшее молчание.
— Чем обязаны? — спрашивает спокойно, но я слышу напряжение в голосе отца, который отслеживает взгляд Шаха, тоже смотрит на меня, а я сжимаю ладошки на груди.
Шахов переводит взгляд с меня на отца и ухмыляется чувственными губами. Именно он здесь и сейчас хозяин положения. Такова его натура. Суть. Человек, привыкший к власти.
Но он пришел… В наш дом, к простым людям…
— Я — Аслан Шахов, Владимир Ильич, хочу обратиться к вам по очень важному вопросу.
Пауза. Гнетущая. Тяжелая. И взгляд глаза в глаза.
— Относительно вашей дочки, впустите гостя?
Аслан не делает попытки войти и терпеливо ждет, спрашивает позволения, а мне виден кортеж автомобилей за его спиной.
Охранники Шаха как целое войско. Если захочет, все здесь с землей сровняет…
Отец также понимает, что пожаловал к нам человек совсем непростой, но папа сильнее хватается за ручку и бросает вопросительный взгляд на меня.
— Ты знаешь его?
Стоит мне отрицательно махнуть головой, как дверь перед Шахом закроется, но я лишь улыбаюсь самым краешком губ и отвечаю кивком.
Отец шире открывает дверь и отходит в сторону. А Аслан входит в наш дом вальяжной походкой, плавной, подобно хищнику.
— Мы рады гостям, — наконец, появляется мама и кладет руку на спину отца, словно уговаривая, — у нас и стол накрыт, так что все вопросы можно обсудить за вкусностями, которые я приготовила, а то остынут…
Мама щебечет, пытаясь сгладить напряжение.
А я смотрю на Шаха и не решаюсь сказать что-либо, у меня просто голос пропал, в душе цветут эмоции, разные, противоречивые.
До конца не понимаю, почему он здесь, что ему нужно, а может, Аслан приехал, чтобы затолкать меня в свой автомобиль и увезти…
Так много страха, так много сомнений в сердце…
