почти шёпотом.
Это можно было понять, смена у него вышла совершенно сумасшедшая с несколькими крупными и изматывающими пожарами. Но что ответить на это, Вика не знала. Она положила голову ему на плечо, чуть сильней сжав пальцы.
— Я так устал от себя, — продолжил он, — от горстей таблеток, которые забивают голову ватой. Я будто перестаю быть собой, хожу как чучело, набитое чужими эмоциями. А когда они мои собственные, я жалею.
— Не нужно, — тихо ответила Вика.
— Там на аварии, — сказал он спустя долгую паузу, будто точно зная, что она поймёт его, — я застыл. Одно мгновение, вокруг меня Киевское шоссе и бензовоз, в другое — горящий конвой, я на земле и чёрный дым уходит в небо, — на последних словах его голос почти потерял звук, оставляя только выдох, — ослепляющая боль и запах… топлива… металла и… сгоревших тел.
Вика подняла голову и, глотая ком в горле от услышанного, мягко провела свободной рукой по его плечу.
— Это всё в прошлом.
— В прошлом, — согласился Андрей, — только прошлое теперь в настоящем. И я уже не знаю… как его выключить. Если бы Тимур не заметил сразу, что что-то не так и не дёрнул меня… — он покачал разочарованно головой, — я не знаю, что дальше могло бы произойти. Что бы я стал делать, умирать или воевать? Командир этого не видел, но ребята не смогут меня прикрывать, если приступы будут продолжаться. Им и совесть не позволит этого делать, от меня зависят их жизни. Я становлюсь слабым звеном в расчёте. Непростительно слабым. Опасным!
— Тебе нужно вернуться к специалисту, который с тобой работал. Я уверена, он сможет помочь.
— Он тоже думал, что всё прошло, — Андрей кивнул на разорванную упаковку на столе, — что этого достаточно. Что мне сейчас нужна всего лишь лёгкая поддержка для закрепления результата терапии в центре.
— Значит, он ошибся. Но надо продолжить, надо бороться дальше… — Вика понимала, что говорит шаблонные глупости, но что иное она могла предложить?
— С чем бороться? — он повысил голос, — это не болезнь какая-то! Это я! Я теряю контроль! Ты правильно делаешь, что боишься меня.
Так вот как он понял её бегство той ночью из машины, подумала Вика. В груди больно кольнуло, ведь она убегала не от него, а от самой себя и мысли, что это она может причинить ему боль и страдания своим поведением.
Андрей отстранился от Вики и попытался выдернуть свою руку и уйти, но Вика не позволила, сжав её сильней. Он глянул на их сцепленные пальцы, затем резко повернулся к ней, будто что-то собираясь сказать, но Вика положила ладонь на его щеку и опередила его:
— Я не боюсь тебя, — проговорила она, глядя в его едва видные в темноте глаза, — даже таким.
Он замер, а Вика потянулась к нему и поцеловала. И это было правильно. Это, а не тысячи бессмысленных фальшивых убаюкивающих слов, которые должны работать обезболивающим. Никакие слова не могут снять такую боль, никакие обещания.
Андрей медленно расслабился, а потом взяв в ладони её лицо, ответил на поцелуй, нежно, но настойчиво углубляя его. Они развернулись друг к другу, Вика обвила его шею руками, всё сильней прижимая к себе. И все мысли растворялись в темноте, как и страхи исчезли до этого, все желания, кроме одного — быть с ним одним целым. Чувствовать его мягкие губы, его затылок под пальцами и дышать его воздухом.
Но этот бесконечный поцелуй не был таким же, как ночью в машине, не было сводящего с ума адреналина, не было вкуса крови на языке, не было испепеляющего желания сжечь все горести трением тел с одной лишь целью отключиться от мира и забыться, утонуть в страсти без цели и конечной точки.
Всё было иначе. Сердце билось иначе. Дышалось иначе. Его воздухом наполнялись лёгкие, его вкусом хотелось наслаждаться вечно, как сладкой родниковой водой в жаркий день.
Вика потянула его к себе и дальше, с небольшим усилием она уложила Андрея набок на диван и вжалась в него ещё сильней, не ослабляя объятий. Теперь она могла сплести их руки и ноги, спутать их тела, как корни близко растущих деревьев. Он, казалось, забылся, отдаваясь ей полностью, только гладил кожу и волосы, скользил рукой по шее и плечу, но ни на мгновение не разрывал поцелуй. Лишь то ослаблял немного натиск, чтобы покрыть её губы мелкими мягкими прикосновениями, то снова накрывал их целиком и жадно захватывал с языком, превращая поцелуй в танец.
Вика запустила пальцы в его волосы и притянула его ближе, ей хотелось большего, ей хотелось жарче и слаще. Она желала Андрея всем телом, чувствуя, как внутри разгорается огонь. Руки сами собой поползли по его футболке на плечах, потом на бока и спину, сжимая в объятьях его крепкое тело. Его желанное и горячее тело. Она забралась пальцами под его футболку и прошлась рукой по рёбрам и спине, чувствуя, как он реагирует и движется под её руками, как тянется к ней ближе.
Она опустила руку к ремню на его джинсах, но когда она уже почти вытащила конец из пряжки, сверху вдруг мягко легла его ладонь. Вика открыла глаза, потому что Андрей перестал целовать её и немного отстранился. В темноте было сложно разглядеть эмоции на его лице, лишь лёгкий блеск глаз.
— Не так, — прошептал он возле её губ, будто жалея, что оторвался от них, — только не так.
— Всё в порядке, — ответила Вика, кладя руку на его щеку, — я согласна. Я хочу.
Она помнила их уговор и что мяч теперь на её стороне, Андрей говорил, что она сможет прийти к нему, когда сама этого захочет.
— Ты хочешь утешить меня, — он вдруг погладил её по волосам, как хвалят маленького ребёнка за хорошее поведение.
— Нет, — она покачала головой, — нет, это не так, Андрей.
— Это жалость, — продолжил он, отодвигаясь ещё чуть дальше, — прислушайся к себе. Ты хочешь сделать мне приятно, потому что мне сейчас плохо. Я признателен тебе за это желание, но потом жалость иссякнет сама собой.
Вика покачала головой, не соглашаясь с его словами.
— Я не могу излечить тебя, но я могу уменьшить твою боль, — она погладила его по волосам в ответ, чувствуя, как они отросли за последние месяцы, стали мягче, — я могу и хочу сделать тебе приятно. Я знаю как. Я умею! Ты забудешь обо всём на свете!
И произнося эти слова, она начала осознавать, что именно этого она и хочет. И несмотря на то
