пробегал город, ставший мне родным за восемь лет. Но я не видела его из-за стоящей в глазах воды.
Услышала стук в дверь и звук открываемой двери купе.
– Добрый вечер! – поздоровался мой сосед, имя которого я не запомнила, с новым попутчиком. – В нашем полку прибыло, – радовался этот мужчина.
Собеседник ему ничего не ответил. Но жжение на затылке усилилось и в воздухе повисло напряжение. Поддавшись порыву, обернулась на новоприбывшего пассажира и замерла. Казалось, у меня из легких вышибло весь воздух.
– Теперь будет ехать еще веселее, – довольно щебетал юрист.
А я смотрела в голубые, как зимнее небо, и любимые глаза, и казалось, что не дышала. Сморгнула слезы, решив, будто мне все это привиделось, но знакомый образ никуда не исчез.
Он смотрел на меня пристально, напряженно. Сжатые плотно челюсти и играющие под кожей желваки. Но по мере того, как я его рассматривала, видела, как расслабляются могучие плечи. И в глазах читалось столько эмоций, что у меня засосало под ложечкой и горло сжало от нахлынувших эмоций. Он смотрел на меня так, будто наконец-то нашел источник кислорода и смысл жизни. На красивом мужском лице пронеслась тень облегчения, и он незаметно выдохнул, словно сбросив с себя непосильную ношу.
И, глядя на него, я ощущала, как легкие постепенно раскрываются и становится легче дышать.
– А вы надолго планируете на юг? – спросил Державина наш попутчик.
– Навсегда, – ответил Петя, всматриваясь мне в глаза и дав мне одним словом ответ на все вопросы.
Навсегда.
Пётр
– Чему ты улыбаешься? – нахмурилась Ната, а у меня внутри все взрывалось гребаными фейерверками. – Нас высадили с поезда!
– Не нас, а меня, – не мог перестать улыбаться. – И ты бы могла ехать дальше, но решила сойти со мной.
И для меня это пиздец как много значило. Все оказалось не зря. Ни мой разговор с ее мамой, где я рассказал все как на духу, и про спор в том числе. Единственное, о чем умолчал – это видео. Не был уверен, что подобные новости она бы приняла спокойно без негативных последствий для ее здоровья.
Удивился, конечно, что с ней находился какой-то мужик. Но он на время нашего разговора скрылся в единственной комнате Наташиной квартиры.
Я был готов ко всему. К презрению, к тому, что тот самый мужик выставит меня за дверь, и что мать примет сторону дочери, решив не разглашать место нахождения Мотылька.
Когда у нее по щеке скатилась слеза, я думал, что все пропало. Но Светлана Витальевна улыбнулась и попросила дать слово, что я сделаю ее дочь счастливой и никогда ничем ее не обижу. Обняла и, перекрестив на прощание сказала направление, в котором уезжала Ната.
Так быстро я бегал, наверное, лишь когда искал Натку в день слива видео. Очередь на контроле при входе на вокзал казалась бесконечная и совершенно не двигалась, когда я услышал об отправлении ее поезда.
Прибежал на перрон, запрыгнув на ступеньки ,вагона состава тронувшегося с места, под бурные крики проводницы. Сунул купюру, сказав, что если сейчас не успею попрощаться с любовью всей своей жизни, то больше никогда ее не увижу. Женщина сжалилась, пообещав высадить на следующей станции.
Бежал через весь состав, заглядывая в каждое купе, но нигде так и не нашел Моленину. И когда надежда начала меня покидать, отодвинул очередную дверь.
Все мое нутро вмиг откликнулось на знакомый облик раньше, чем ее распознали глаза.
Ссутулившаяся хрупкая фигурка плачущей девушки – еще одно воспоминание, что я пронесу через всю жизнь. Сердце остановилось в ожидании момента, когда наши глаза встретятся.
Медленный поворот головы, столкновение взоров, и весь мир перестал существовать, когда я увидел в наполненных влагой зеленых глазах облегчение. Понял, что Наташе ее побег дался так же тяжело, как и мне.
Под трещание попутчика в купе не могли оторвать друг от друга глаз. И когда пришло время проверки билетов, я лишь протянул руку Натке, дав ей выбрать меня.
Сердечная мышца усиленно качала кровь. Страх покалыванием собрался в животе. Несколько мгновений, растянувшихся на целую жизнь, в ожидании маленькой ладони в своей руке, я балансировал на краю пропасти. Но ощутив ее тепло, будто родился заново.
– Ты же понимаешь, что теперь у тебя нет пути назад и я не дам тебе больше сбежать? – под звук удаляющегося поезда смотрел на нее сверху вниз, прижимая к себе, чувствуя, как паника наконец-то начала отпускать, и к легким снова начал поступать кислород.
– Рядом со мной ты будешь несчастен, – опять наполнились слезами зеленые бездны.
– Почему ты так думаешь, глупая? – улыбнулся, чувствуя, как внутри меня все сжалось от нежности к ней.
– Твоя невеста… Она сказала, что они уничтожат твою карьеру, что ты можешь забыть о репутации….
– И ты считаешь, что это самое главное в жизни?
– А вдруг… – говорила так, будто задыхалась. – Вдруг все это не по – настоящему? – кивнула не меня и себя. – Вдруг ты придумал мой образ и свои чувства? В таком случае, когда рассеется мираж, ты возненавидишь меня.
– Кто вбил все это в твою хорошенькую головку? – хотелось встряхнуть ее, чтобы подобная ерунда навсегда исчезла из ее мыслей. – Я ведь еще тогда готов был все бросить ради тебя. Почему ты думаешь, будто сейчас что-то иначе?
– Восемь лет, Петь! Восемь!
– Твои чувства изменились? Ты больше не испытываешь того, что чувствовала ко мне тогда? – хотел донести до нее то, что для меня было настолько очевидно, как и то, что небо голубое, земля круглая и без воздуха человек жить не может. А для меня Моленина была тем самым воздухом, без которого я загнусь.
– Я очень хотела тебя забыть, очень, – начала плакать она.
– Я знаю, малыш, – притянул ее к себе так, что Наташа спрятала лицо у меня на груди. – Потому что сам пытался… и не смог. Ты одна для меня, понимаешь? Рядом с тобой я живу, чувствую! Черт, да пусть весь мир взорвется, лишь бы ты была со мной.
– Но как я буду жить, зная, что испортила твою мечту? – подняла на меня заплаканные глаза.
– Ты считаешь, что я не смогу готовить, если не стану именитым шефом? – улыбнулся, ощущая прилив нежности.
– Но это ведь твое призвание, – всхлипывала она. – И ты все потеряешь из-за меня, – зарыдала в голос.
– Ты думаешь, встретив тебя снова, я смогу жениться на другой только ради успешной карьеры? – страшно даже представить, насколько циничным она меня считала.
– Я не
