Она возвышалась над Питом Ривкином, мощь ее целеустремленности омывала его, как волны каменистый берег. Он был во власти ее решимости и насквозь пронизан силой ее желания. Джейн физически ощущала могучие перемены, происшедшие в ней. Сейчас ей под силу сдвинуть горы, и это ощущение было замечательным. Если прежде она довольствовалась ролью пассажира, дрейфующего по потоку жизни, то теперь все обстояло иначе. Она стала судьей собственной Судьбы и никогда впредь не позволит кому бы то ни было контролировать свою жизнь. Всей ядерной мощью своей невероятно могучей личности она сокрушит любое препятствие, которое окажется на пути.
– Что ж, это может сработать, – проговорил он, позволяя первым признакам улыбки оживить уголки своих губ.
Джейн почувствовала, как дикая радость просыпается в сердце.
– Ты сможешь, Пит. Устрой ей фейерверк. Только не выходи из себя. Используй свою злость.
Да, в этом-то все и дело. Гнев, грамотно сочетаемый с силой, поможет преодолеть сопротивление противника. Этим сочетанием он пользовался на протяжении многих лет, добиваясь убийственного эффекта.
Двигатель его морального возмущения уже начал набирать обороты. Эта жирная писака с грязными замашками шантажистки собиралась торпедировать созданную им звезду и его сериал. Невозможно включить телевизор, чтобы не наткнуться на слащавые сюжеты. Невозможно вести борьбу на суперрынке без риска оказаться погребенным под грудой ее бездыханных книг. На каждом интервью, виденном им, она твердила одно и то же, словно никогда не слышала о дохлых лошадях; ее медный, надсадный голос действовал на барабанные перепонки, подобно грохоту отбойного молотка. Что ж – кошатница встретила свою Немезиду, своего укротителя львиц.
Пит Ривкин снял трубку телефона. Пока он говорил, глаза его не отрывались от Джейн.
– Соедините меня с Джули Беннет в Палм-Спрингс.
В ее голосе звучала удовлетворенность от того, что он позвонил ей:
– Мистер Ривкин, рада, что вы позвонили. Вы получили мою маленькую посылку? Похоже, вы намерены начать просмотр актрис на роли в ваших новых сериалах, не так ли?
Голос Пита Ривкина звучал надтреснуто:
– Слушай, ты, взбесившаяся крыса, и слушай хорошенько. Повторять я не намерен. Я порвал все эти картинки и забыл о них. Отныне, если ты предпримешь что-нибудь, что напомнит мне об их существовании когда-либо, хоть однажды, знаешь, что я сделаю? Я созову пресс-конференцию и сообщу всем желающим о том, какую роль ты сыграла в этом грязном деле. Каждую неделю в течение месяца в «Издательском еженедельнике» я буду помещать объявление, разоблачающее тебя; другое – в книжном разделе «Нью-Йорк таймс», каждому издателю Америки я направлю копию письма, присланного тобой вместе с фотографиями. И запомни следующее: может быть, это дойдет до выгребной ямы, которую ты именуешь своим разумом, что я пользуюсь некоторым влиянием в телебизнесе. Я обещаю лично позвонить в каждую компанию, чтобы в каждой программе узнали подробности о твоих кознях. К тому моменту, когда я покончу с тобой, на тебя будет такой же спрос, как на использованный презерватив на курортах Майами-Бич, даже эскимосы не купят и копии дерьма, выходящего из-под твоего пера. Я ясно выразился?
– О, – произнесла Джули Беннет.
– Спрашиваю, я ясно выразился?
– Возможно, я неверно рассчитала.
Холодная ярость Пита Ривкина подвела итог:
– Никогда, повторяю, никогда впредь не ошибайся.
– Я поняла, что вы сказали, мистер Ривкин, – произнесла послушная маленькая девочка.
Ее слова были равносильны обещанию.
Сработало. Пит Ривкин вздохнул с облегчением.
Джейн прочитала все в его глазах. Внезапно она почувствовала себя обессилевшей. Исключительно благодаря силе воздействия своей личности ей удалось вырвать победу из зловонной пасти поражения. Она рухнула в кресло. Пит Ривкин встал, обошел стол, подошел к ней и положил руку на обнаженное плечо.
Когда он заговорил, голос его дрожал.
– За всю свою жизнь, – проговорил он, – я не встречал никого, кем бы восхищался так, как восхищаюсь тобой.
В Южной Калифорнии, по крайней мере, семья Анненберг была чем-то вроде законодателей моды, и все преуспевающие люди старались подражать им. На протяжении недель высшее общество Лос-Анджелеса обсуждало выгравированные приглашения принять участие в коктейле на территории знаменитого имения Санниленд, расположенного у пересечения шоссе имени Фрэнка Синатры и шоссе Боба Хоупа – места, где семейство Рейган проводило рождественские праздники, куда удалился Никсон после отставки и где, возможно, находилась лучшая в Америке частная коллекция.
Джули бывала там и раньше, но до того, как Вальтер Анненберг приобрел коллекцию импрессионистов, принадлежавшую его сестре мисс Энид Хаупт, чтобы пополнить интригующее частное собрание картин современных французских художников, в котором находилось и знаменитое плотно Гогена «Сиеста».
Джули Беннет задумчиво потягивала шампанское, не отрываясь глядя на картину. Полинезийская женщина стояла, повернувшись спиной к художнику, и чувствовала себя совершенно непринужденно на красновато-охристой земле; на ней была английская соломенная шляпка с лентой. Обращенная лицом к Гогену женщина, с круглым, как луна, лицом, сосредоточенно гладила белую материю старым утюгом. Там же были изображены еще три фигуры; они смотрели в разные стороны, ничем не занятые на фоне буйного ландшафта, в котором преобладали желтый и зеленый цвета.
За плечом Джули раздался голос, на ужасный звук которого она резко обернулась.
– Неплохо, правда? Тысяча восемьсот девяносто четвертый год, когда Гоген досыта нахлебался нищеты. Может быть, ругал себя за то, что оставил работу на бирже.
В голосе слышались безукоризненные итонские интонации. Он походил на посылку с ароматом «Роял яхт», которым все они пользовались, и был пропитан рафинированной самоуверенностью, которую все они напускали на себя по малейшему поводу. Джули посмотрела на него, как на пса, оказавшегося за обеденным столом, и в его глазах отразился мгновенный интерес, порожденный ее очевидным презрением. Англичане всегда стремятся принадлежать к клубу, который в них не нуждается; генетически их влекло к женщинам, которые могли доставить им много неприятностей. Что ж, этот чопорный пудель с художественным прошлым напал как раз на такую особу. Его голос, изобиловавший носовыми звуками, вернул Джули в дьявольское расположение духа, от которого она не могла отделаться в последнее время.
– Дорогая, о, дорогая! Вы видели картину бедного Кеннета Кларка «Цивилизация», или вы предпочитаете «Ридерс дайджест»?
