подбородок. Смотрит пристально.
– А, может, вернее будет спросить кто ТЫ?
– Я?! Ты, верно, шутишь! Всего лишь девчонка с окраины Сибири, сирота. Я – никто.
– Нет. Ты моя цель.
– Цель?!
Кажется, что мне на голову падает тяжесть всего мироздания.
– Я дал слово твоему отцу. Защищать. И я выполняю свой долг. Больше тебе ничего грозить не будет.
– Не понимаю…
– Ты дочь моего киллера, Катрин. Дочь человека, широко известного в определенных кругах, которого я послал на одно очень важное задание. Вы с братом единственный рычаг давления на Митяя Беспалова.
– Что? Я не...
– Да, Катрин. Моя часть сделки выполнена. Покушение на вас с братом вывело меня на всех, кто причастен. С этой минуты моя защита тебе не понадобится. Вы с братом в безопасности.
Пол уходит из-под ног. Жмурюсь и чуть не падаю. Хотя упала бы, если бы он меня не держал...
Повторяю страшные слова:
– Твоя цель?! Часть сделки?!
Губы дрожат. В неверии смотрю в лицо, отчужденное, холодное и решительное.
Почему так больно?!
Мне воздуха не хватает. В меня играли, мной манипулировали, чтобы держать на крючке очередного убийцу?!
– Знаешь поговорку: хочешь спрятать, поставь на видное место?
Улыбается краешком губ, а зеленые глаза меня вспарывают. Они темнеют, чернеют и его рука на талии давит все сильнее, причиняя боль.
– Это жестоко… – сипом.
– Жестокость в моей крови, Катрин, неотъемлемая часть меня.
– Ты все продумал… Предвидел. Заставил подписать… И так и не дал прочесть договор…
– Смышленая Катрин. Контракт, по которому я буду держать цель рядом с собой двадцать четыре на семь, добровольно, обеспечивая защиту – это лучше, чем запереть вас с братом где-то в подвалах. Согласись.
– Умно, господин Кац, и русский ты знаешь… ты ведь… в ту ночь, нашу ночь... я ведь на русском... а ты... ты понял все, что я кричала…
– Конечно, Катрин, я не могу не знать свой родной язык. Мой отец Иван Кац. Русский.
Фраза, произнесенная на чистейшем русском. Без акцента.
Во всем ложь. Во всем какая-то дикая гениальная игра беспринципного злодея.
Смотрю в яркие кислотные глаза своего первого мужчины, того, кто вошел в мою жизнь, кто взял все, что можно и...
Почему мне кажется, что ему сейчас больно?!
Так же, как и мне?!
Почему в его взгляде вспыхивают странные блики. Они горят, как если бы у Димитрия был жар.
Тянусь, чтобы приложить ладонь к его лбу, но мою руку перехватывают, не дают коснуться.
Глупая. Я просто хочу видеть чувства. Его чувства...
Но их нет.
– Все решилось, и я перестаю тебе быть нужной…
Голос у меня ровный, все выцветает, теряет краски. Наверное, так и ломается сердце, вдребезги от слов, из-за равнодушия того, кому оно напрочь не нужно.
Надо принять действительность. Я для Димитрия всего лишь пункт договора. Залог.
Картинка, наконец, сплетается воедино.
– Я для тебя всего лишь средство достижения цели, Димитрий… Я же сказала... Я – никто.
Боже, почему мне так плохо?!
Сжимает зубы, глаза экранируют, в них вспыхивает что-то зловещее, но я слишком подавлена, чтобы реагировать.
Боль пульсирует в венах, она несется по жилам и скручивает тело в болевом спазме.
Я для него никто.
А он стал моим единственным…
Видно, судьба такая у нас, у Елецких…
– Вы с братом теперь богатые наследники, свободные от всего. Этот дом по документам принадлежит вам. Плюс открыты счета на ваше имя, сумма там приличная. Несколько миллионов долларов…
Слова… слова… ненужные… пустые…
Меня уничтожили и заплатили за неудобства.
Голова раскалывается.
Ничего не хочу. От него ничего не возьму.
О другом мечтаю, о том, что он никогда мне не даст...
Наивная Катрин, ты знала, кто такой Кац, но ты поверила в чудо…
– Мне ничего не нужно, Димитрий! Ненавижу тебя! И отца своего ненавижу! Видеть тебя не могу!
Кричу, не замечая, как слезы текут градом, захлебываюсь своим отчаянием и любовью, больной, односторонней…
Меня еще не отпустило.
– И деньги свои забери, не нужны они нам! Жили без них и проживем! Не продаюсь я, понял?!
Бьюсь в истерике, меня потряхивает, все плывет.
Я ведь полюбила его… всем сердцем полюбила…
Смотрит все так же равнодушно…
Красивый мужчина, которым управляет только расчет.
– Ненавижу!
Кричу и обливаюсь слезами.
Внутри все клокочет и нет благодарности. Совсем нет. Есть ревность. Злоба и ощущение, что меня использовали.
Больно. От понимания, насколько он равнодушен ко мне…
Прибивает меня к себе. Обнимает. Лишая возможности пошевелиться.
Огненные пальцы глядят меня по спине и истерика затухает. Он меня обездвиживает.
Под моей щекой перевязь. Его ранили?! Кожа под майкой горит.
– Больше тебе и твоему брату угрожать ничего не будет. Я клянусь тебе. Катрин.
– Я должна тебя поблагодарить?!
Закусываю дрожащие губы. Выть я буду потом. Не сейчас.
Смотрит на меня все так же, и я в ответ глаз оторвать не могу. Молчание длится и длится. Моя душа кричит о многом, пытается достучаться, пробить броню, и в какой-то миг мне вдруг чудится, что Димитрий сдерживается, как зверь, сжавший зубы и терпящий мучительную агонию.
Шальная мысль длиною в целую секунду.
– Мистер Кац, машина подана, гостья может уезжать, – учтивый голос мажордома за моей спиной как раскат грома.
Моргаю и наваждение развеивается.
– Уходи, Катрин. Тебе пора.
Димитрий Кац
Ранее
Ее дрожь. Трепет.
Гул в моих ушах и звук ее сердцебиения.
Тонкий выдох на грани слышимости.
Катрин трясет.
– Не беспокойтесь, господин Кац. Угрозы жизни нет. Она проснется. Это реакция на случившееся. Температура уже спадает.
Врач уходит.
Остаюсь с ней.
Я запомнил ужас и непонимание в ее глазах, когда Катрин утаскивали из моего дома.
Насквозь меня прошила. В руках похитителя она боялась меня. Смотрела широко открытыми глазами, как я одну за другой уничтожаю преграды, возникающие на моем пути. Ничто и никто не может встать между мною и моей целью. Нет. Не так. Между мною и Катрин.
Точка кипения достигнута. Один выстрел и проблема в ее лице будет решена, но ее взгляд…
Остановил.
Малышка узнала меня до конца, без прикрас. Того, кто живет во мне, кто был взращен с самого детства.
Сын Ивана Кровавого не мог быть другим.
Безвольная хрупкость в моих руках. Вожу пальцами по коже, ласкаю венку на шее, отслеживая ток крови.
Тихий стон-вскрик доходит до
