— Пришлите их мне по почте.
— Не могу.
— Тогда привезите, — раздраженно буркнула Сэм.
Она устала, а он еще звонит ни свет ни заря! И тут, сонно поморгав, Саманта сообразила, что сегодня воскресенье…
— Норм, а почему вы звоните мне в выходной?
— Да я просто не успел сделать это перед уик — эндом. Послушайте, Сэм, я понимаю, что так делать не полагается, вы тоже заняты, но… вы не могли бы оказать мне любезность? Приезжайте сегодня.
— В воскресенье? Но почему?
— Пожалуйста. Сделайте это для меня. Я вам буду очень благодарен.
Сэм испугалась.
— Что‑то с Тимми, да? Он нездоров? Может, она его снова избила?
Сердце Саманты уже было готово выпрыгнуть из груди, но адвокат поспешил ее успокоить:
— Нет — нет, ничего такого! С ним все в порядке. Мне просто хотелось бы разделаться сегодня с нашими делами раз и навсегда.
— Норман, — Сэм со вздохом посмотрела на часы, — лично я думаю, что у вас не все дома. Но вы мне так помогали, так старались, чтобы все было хорошо, и поэтому я пойду вам навстречу, но только один раз. Вы понимаете, сколько времени нам придется до вас добираться?
— Вы возьмете с собой Джоша?
— Наверное. Где мы встретимся? В вашей конторе? И какие бумаги я должна подписать?
— В них говорится, что вы отказываетесь от апелляции.
Черт побери, что все это значит?
— А почему вы не можете послать их по почте?
— Я слишком мало беру за работу, мне не на что купить марку.
Сэм засмеялась:
— Вы сумасшедший.
— Я знаю. Когда вы приедете?
— Понятия не имею. — Сэм зевнула. — Может, после полудня?
— Почему бы не покончить с делами пораньше?
— Вы хотите, чтобы я явилась к вам в ночной рубашке, Норман?
— Это было бы очень мило. Давайте встретимся в одиннадцать.
— Проклятье! — Сэм снова вздохнула. — Ладно. Но только ненадолго. У меня здесь полно дел.
— Договорились.
Сэм позвала Джоша и рассказала ему о звонке Нормана. Джош разозлился не меньше ее.
— Какого черта?! Почему он не может послать все по почте?
— Не знаю. Но раз уж нам придется этим заняться, то лучше в воскресенье. А то у меня вся неделя забита очень плотно. Придется много заниматься с детьми. — Сэм ожидала одиннадцать новых ребятишек из разных штатов.
— Хорошо. Ты сможешь выехать через полчаса?
— Давайте лучше через час.
Джош согласился, и через час Сэм села в машину; она надела джинсы и красный свитер, перехватила волосы красной лентой и обулась в свои любимые красные ковбойские сапоги.
— Ты нарядилась так, словно сегодня Валентинов день, Сэм. Как будто на свидание едешь.
— А у меня такое чувство, будто сегодня Хэллоуин и мне устроили какой‑то розыгрыш. Не понимаю, какого черта нам надо тащиться в воскресенье в Лос — Анджелес?!
Когда же они доехали до дома Нормана, то увидели, что он страшно нервничает. Норман заявил, что нужно поехать в суд, потому что, оказывается, у него нет всех необходимых документов.
— В воскресенье? Норман, вы что, напились? — Сэм не на шутку рассердилась.
— Ну поверьте! Ради Бога!
— Если бы я вам не доверяла, меня бы здесь сейчас не было, — ответила Сэм.
Джош лишь подозрительно покосился на адвоката, и они поехали на машине к зданию суда, находившемуся в противоположном конце города. Но добравшись туда, Норман вдруг повел себя как человек, который твердо знает, что ему нужно делать. Войдя в вестибюль, он показал охраннику пропуск; тот кивнул и разрешил им войти.
— Седьмой этаж, — сказал Норман дежурному лифтеру, и, выйдя из лифта на седьмом этаже, они повернули налево, потом направо, потом снова налево и внезапно очутились в очень светлом помещении, где за письменным столом сидела матрона в униформе, с которой любезничал полицейский. И туг Сэм вдруг издала сдавленный вопль и рванулась вперед. В инвалидном кресле сидел Тимми со своим неизменным медвежонком: он снова был жутко чумазым, но зато в нарядном костюмчике, купленном Самантой. Тимми радостно улыбался.
Он обнял Сэм и долго не отпускал. Она чувствовала, что он дрожит. Мальчик не произносил ни слова, а Сэм повторяла лишь одно:
— Я люблю тебя, Тимми… Люблю, дорогой… Все хорошо.
Она не знала, как долго сможет продлиться это свидание: минуту, час или день, но сейчас это было не важно. Она отдаст ему все и будет отдавать, пока это будет можно… пока ей позволят…
— Все хорошо.
— Моя мама умерла. — Он внимательно посмотрел на Сэм и сказал это с таким видом, словно не понимал значения своих слов.
Только тут Сэм заметила, что под глазами у Тимми синие круги, а на шее — синяк.
— Что случилось? — Сэм ужаснулась увиденному не меньше, чем услышанному. — Что ты хочешь этим сказать?
Однако Норман вышел вперед и ласково взял Сэм за руку.
— Сэм, она скончалась два дня назад. Вчера вечером полицейские обнаружили Тимми дома одного.
— Она была там? — Глаза Сэм расширились, она сжала ручонку Тимми.
— Нет, где‑то в другом месте. Тимми был в квартире один. — Адвокат шумно вздохнул и улыбнулся женщине, к которой успел проникнуться дружеской симпатией. — Вчера вечером полицейские позвонили судье, чтобы посоветоваться насчет Тимми. Они не знали, стоит ли его отправлять к малолетним… в приют для малолетних, — тут же пояснил он Саманте. — А судья позвонил мне. Он пообещал встретиться здесь с нами сегодня утром и пересмотреть дело Тимми. Сэм, все вот — вот будет решено! — В глазах Нормана стояли слезы.
— Прямо сейчас?
Норман кивнул.
— Неужели он может?
— Да, из‑за того, что случилось, он может пересмотреть свое решение. Тимми будет избавлен от волокиты, суду не придется временно брать над ним опеку. Он ваш, Сэм! — Норман обернулся и посмотрел на маленького мальчика в инвалидном кресле, держащего Сэм за руку. — Вы получили своего сына.
Две недели назад кричащего Тимми отобрали у нее и увезли из зала суда, а теперь он снова был с ней… Сэм посадила мальчика на колени и, громко всхлипывая, смеясь сквозь слезы, принялась целовать Тимми и гладить по голове. Постепенно и
до его сознания дошло, что происходит. Он обнял Сэм, поцеловал, а затем дотронулся до ее лица замызганной ручонкой и сказал:
— Я люблю тебя, мама.
Эти слова Саманта мечтала услышать всю жизнь…
Через час пришел судья; по дороге на седьмой этаж он забрал из своего кабинета дело Тимми, подписал несколько бумаг, потом попросил Саманту расписаться, матрона заверила документы. Джош заплакал. Норм заплакал, Сэм заплакала, судья улыбнулся, а Тимми, когда его везли в креслице к лифту, помахал судье плюшевым медвежонком и расплылся в улыбке до ушей.