Анджей расхохотался и, схватив девицу в охапку, звонко поцеловал в обе щеки.
– Покойнички, говоришь? Ну-ка, давай поглядим. Черт, мне с каждой минутой становится все интересней жить, хоть я уже, считай, достиг этого нужника в заоблачных высотах.
Молодая красивая женщина лежала на груди у мускулистого загорелого парня, голова которого упиралась в боковое стекло.
– Они словили славный кайф, – констатировал Анджей. – Счастливчики. И почему, спрашивается, мне никогда не приходило в голову выбрать этот беспроигрышный вариант вместо того, чтобы с ослиным упрямством лезть в гору? Как жаль, что у меня в юности не оказалось такой подружки, как ты, мадемуазель Хапай Что Дают.
– Так ты думаешь, они под балдой? – разочарованно протянула девица. – А я-то думала… Но зачем богатым людям ездить по таким плохим дорогам? Папуля, как ты думаешь, что им здесь нужно?
– То же, что и нам, – сказал Анджей. – Ищут забвения. Каждый своего, хоть они и вдвоем. Идеальная парочка одиноких особей.
– И что мы будем с ними делать? Эй, может, у них осталась травка? Папуля, давай поглядим. И тогда мы с тобой…
– Отменяется, – перебил ее Анджей. – Взбираться всю жизнь на эту проклятую гору только для того, чтобы поспать на пороге нужника и с рассветом двинуться в обратный путь? Нет уж, поищи другого идиота. Коль я все-таки очутился здесь, я не хочу пропустить самое интересное. И тебе советую глядеть в оба. А этих голубков мы растормошим.
Он открыл дверцу с той стороны, где была женщина, и осторожно поднял ее на руки.
– Мальчишку можешь взять себе, – бросил Анджей девице. – Когда он снова очутится на земле, будешь первой, кого увидят его глаза. Не упусти свой шанс.
Он пошел со своей ношей в сторону темневшего неподалеку дома. Длинные волосы женщины цеплялись за высокую давно не кошенную траву лужайки. Анджей смотрел на ее лицо, освещенное скудным светом полумесяца. Оно, казалось, каждую секунду меняло выражение, поочередно примеряя маски греческой трагедии.
– Не хватает только бога из машины,[68] – рассуждал вслух Анджей, поднимаясь по ступенькам на крыльцо. – Они часто скрываются вот в таких уединенных домах, хозяева которых либо сошли с ума, либо переселились в мир иной. Что, впрочем, одно и то же. Ау, бог из машины, ты только не опоздай с появлением. Небось, твой интеллект тоже сгубила цивилизация, превратив в аппендикс компьютера-всезнайки.
Он открыл ногой несколько дверей, пока не очутился в большой комнате с окнами во всю стену. Оглядевшись, Анджей положил женщину на низкий диван возле стены. Он стоял и смотрел на ее расслабленное тело, находившееся в полной и безоговорочной власти земного притяжения. Он думал о том, что сопротивление притяжению Земли столь же бесполезное занятие, как и подъем на ту самую заоблачную вершину.
Ему вдруг пришло на ум, что подобные мысли посещают человека на краю могилы.
– Но я не хочу. Не хочу. Хотя и понимаю, что разочарованность, которую я пережил, хуже смерти. Я понял это еще в молодости. Но лишь разумом. Моя душа все время спорила с моим разумом, каждый раз признавая его правоту, но прежде, чем смириться с этим, устраивала бунт. Таков удел всех слабодушных – сперва побить окна в доме, где собираешься поселиться, а потом заняться вставкой стекол. – Он усмехнулся. – Правда, я поступал и наоборот.
Он ходил из комнаты в комнату, бесшумно открывая и закрывая за собой двери. В одних пахло очень знакомо, и он спешил покинуть их, в других царили чужие запахи. В этих комнатах Анджей задерживался чуть дольше. Но как только эти запахи обживались в нем, он бежал и от них.
В эркере большой комнаты стоял рояль-миньон. Его крышка оказалась запертой. Анджей поднял верх рояля и коснулся пальцами струн. Их звук был ему совсем незнаком – никогда в жизни не трогал он натянутых на деку струн, ибо по ним обычно ударяли молоточки, которые приводились в движение его бегающими по клавишам пальцами. Это была сложная механика, и Анджей сроду не вникал в нее. Сейчас он подумал о том, что клавиши рояля всего лишь холодный кусок пластмассы, такой же, из какой делают дешевую посуду, вставные челюсти, детские игрушки, бомбы, пули и так далее.
Он прогнал эти мысли. Он всегда любил музыку. Она казалась ему чем-то нематериальным. Как любовь к женщине. Как деньги, за которые он мечтал купить для себя свободу. Через его руки прошло много женщин, которых он любил, и денег, за которые ему так и не удалось купить для себя свободы.
Он подошел к светильнику в виде шара и нажал носком ботинка на выключатель.
Вместе со светом комната наполнилась музыкой. Она была незнакома Анджею, хоть и состояла из знакомых мелодий. Тут были Лист, Шопен, Бетховен, Шуберт, Рахманинов, Моцарт и Россини, изрубленные на кусочки и смешанные в одной большой миске под острым соусом современных ритмов.
– Нет, мне уже, кажется, не под силу вписаться в этот интерьер, – пробормотал Анджей, усаживаясь в кресло и закуривая сигарету. – Вместо меня придет кто-то другой. Он погрузит руки в эту кучу по локоть и отделит зерна от плевел. Вполне возможно, то, что я считал зернами, он назовет плевелами, и наоборот… И будет прав. Или же неправ. Какая разница?..
Анджей невольно отдался этому новому для него ритму. Он воображал, будто плывет на большом ярко освещенном корабле в компании веселых молодых гуляк. Он не знал, куда держит путь этот корабль, но был готов плыть в этой компании куда угодно.
– Эй, папуля. – Перед Анджеем стояла девица. – Этот мальчишка проснулся. Он говорит на каком-то тарабарском языке. Я ни слова не поняла. Может, эти двое свалились с летающего блюдца?
Анджей с трудом заставил себя подняться. Он шел следом за девицей по пустынному дому, все еще чувствуя в себе ритм этой странной музыки. «Вот тебе и бог из машины, вмешательства которого ты так жаждал», – подумал он и криво усмехнулся.
Парень уже успел переколотить окна в комнате, где на диване все в той же расслабленной позе лежала обнаженная женщина. Сейчас он стоял посреди комнаты и размахивал над головой саблей.
– Папуля, я боюсь… Ой, он к нам идет!
Парень сделал шаг в их сторону, покачнулся, но устоял на ногах.
– Она не умерла, – произнес он по-русски. – Она спит. Слышите, она спит? Ей снятся сны… А ты обманщица. – Парень смотрел на девицу. – Ты пообещала, что отвезешь ее в шалаш. Я тебе поверил. Я забыл: шалаша уже тогда не было. Я сам сломал шалаш. Инга, Инга, прости меня…
– Что он сказал? Он индеец, да? – шепотом спросила девица. – У меня был как-то один дружок индеец…
– Он марсианин, – перебил ее Анджей. – Надеюсь, у тебя не было приятелей-марсиан?
Девица обиженно поджала губы.
