– Да, – ответил он, слегка приподнимая завесу таинственности. – Только близкий человек.
Кэрол подошла к столу, чуть заметно улыбнулась.
– Как твой глаз? – спросил он.
– Хорошо, спасибо. Если бы ты не извлек это насекомое, то оно обязательно ужалило бы меня. Удивительно, как ему удалось не погибнуть в хлорированной воде. Спасибо, доктор Форд.
– Будешь завтракать?
– Да, но у меня сейчас творческий подъем. Хочу только кофе с тостом – и сразу же назад.
– Рисуешь гору?
– Да. Надо поторопиться, не будет же она неподвижно стоять на месте и дожидаться меня, – засмеялась Кэрол.
– Нет, на это даже не надейся, – подхватил ее шутку Чарльз.
Он сел за стол. Кэрол подошла сбоку, налила себе кофе и лишь склонилась над столом, не желая усаживаться основательно. Посмотрела на Чарльза. Что-то явно его тревожит. Неужели это творит с ним любовь?
– С тобой все в порядке? – осторожно поинтересовалась она.
– Да. Все хорошо. Просто немного досадно, что пришлось возвращаться в этот хаос.
– Наверное, когда владеешь таким хозяйством, это неизбежно. Непогода, болезни животных, всякие несчастные случаи.
– Да, – кивнул Чарльз.
Кэрол видела, что мысли его далеки от ранчо.
Она подумала о своем портрете. Сейчас, вот в эту самую минуту, посылка находится у него в квартире на Манхэттене. Стоит там нераспакованная, поэтому предложение ее так и не сделано. Сказать ему о ней сейчас? Нет. Тогда не будет элемента неожиданности. Она так гордится этой своей картиной. Чарльз увидит картину в свое время. И, как она надеялась, по достоинству оценит ее. Может быть, даже и лучше, что это произойдет не сейчас, когда на душе у него так неспокойно.
Кэрол все-таки села. Что-то подсказало ей, что он хочет выговориться. Такое с ним бывает редко.
– Я был на яхте не один, – вдруг сказал он.
– Я так и думала.
Чарльз не мог скрыть своего удивления.
– Женская интуиция, – улыбнулась Кэрол.
– Ах да, уж что-что, а она-то у женщин очень развита, не так ли?
– И замечательно провел время?
– Да. В общем-то, я влюбился. – Чарльз произнес эти слова неожиданно для себя и с заметным усилием, точно опасаясь, что вообще не сумеет выговорить их, если не заставит себя сделать это быстро.
– Чарльз, но это же великолепно! Я так рада за тебя!
Кэрол вслушивалась в свои ощущения. Отчасти она действительно рада, но вместе с тем как ужасно, что он говорит это. Какие же чувства испытывает она к нему? Миллион самых разных, которые лучше всего переданы на картине и в том письме. Проклятие! Кто мог предвидеть, что так получится.
– Да, в какой-то степени это радостно, но примешивается некая тревога. Видишь ли, она исчезла.
– Что ты имеешь в виду под «исчезла»? – непонимающе уставилась на него Кэрол.
– Я расстался с нею в аэропорту в пятницу вечером, и все было хорошо. А в субботу она как в воду канула. И сегодня утром ее по-прежнему нигде нет.
– Срок невелик, Чарльз, и ведь она только что вернулась домой, проведя две недели с тобой. Она работает? – спросила Кэрол, подразумевая: «Есть ли у нее какая-то своя жизнь?»
Чарльз натянуто рассмеялся, скрывая неловкость. К подобным разговорам он не привык. Они были совершенно не в его характере.
– Да, на телевидении.
– Тогда все ясно. Вернулась, а на студии куча всяких неурядиц и неувязок, как у тебя на ранчо. Подумаешь, велика беда! Ничего серьезного, скоро она объявится.
– Да, конечно.
Кэрол попыталась опять перевести разговор на Чарльза и его любовницу.
– На телевидении? – начала было она, однако тут же поняла, что он и так поведал ей много личного и не намерен открывать дальше свою душу.
– Да, – сдержанно произнес Чарльз, и ей стало ясно, что никаких подробностей не последует.
Кэрол встала.
– Ну что ж, мне нужно возвращаться к своей горе.
– Удачи тебе, – рассеянно проговорил он.
– И тебе, Чарльз, – пожелала она.
Луи позвонил ему из Нью-Йорка в воскресенье, в середине дня.
– Мистер Форд, – нерешительно начал Луи, – я подумал, вам нужно знать, что мисс Ричардсон только что покинула вашу квартиру со всеми своими чемоданами и с картиной, которую доставили вам в пятницу. Я сомневался, правильно ли она поступает, забирая картину, но она заверила меня, что все в порядке. Мисс Ричардсон показалась мне какой-то странной.
– Правда? – переспросил Чарльз.
Он ничего не понимал, и это было хуже всего. Что могло случиться в Нью-Йорке за этот уик-энд? О какой картине говорит Луи, тоже оставалось для Чарльза загадкой.
– И что же она сказала?
– Да фактически ничего. Просто: «Я уезжаю». Вызвала лимузин, в нем было двое мужчин, они и погрузили в него ее вещи и картину.
– Какую еще картину? Ни о какой картине мне ничего не известно.
– Мисс Ричардсон расписалась за нее в пятницу вечером. Пришла срочной почтой. Я даже не знаю откуда.
– И куда она поехала? – продолжал допытываться Чарльз, испытывая растущее беспокойство.
– Мисс Ричардсон ничего не сообщила, сэр. Хотите, я поднимусь в квартиру и посмотрю там. Может, она оставила записку.
– Да, пожалуйста, Луи. Не кладу трубку.
Никакой записки там, конечно же, нет. Он знал это. Что-то произошло. Весь вопрос в том, что же именно? Таинственная картина или что-то в упаковке, похожее на картину. Может быть, сама Рейчел ее и послала? Было ли это подарком от нее, который она по какой-то причине передумала ему дарить? Стала сомневаться? Испугалась? Никаких вразумительных ответов на ум ему не приходило.
Как только Луи подтвердил, что никакой записки в квартире для него нет, Чарльз сразу же позвонил ей на студию.
Когда Чарльз назвал себя, секретарша, получившая от Джейка строгие указания, сменила тон на сухой и официальный:
– Сегодня мисс Ричардсон будет у себя, но у нее беспрерывные совещания. Как только смогу, сразу же сообщу ей о вашем звонке, но я знаю, что она ужасно занята.
– Послушайте, мы с Рейчел только что отдыхали вместе. Я ее близкий друг.
– Я в курсе, сэр.
Чарльз понял, что имеется в виду. Все ясно. Секретарше приказано не соединять его с Рейчел.
– Пожалуйста, попросите ее позвонить мне в Санта-Фе как можно быстрее. Это срочно!
– Я передам ей, сэр.
Рейчел села на край кровати. Ее вновь охватила ярость. Господи, до чего же изболелась душа. Она больше не в силах есть, не в силах спать. Почему на долю людей выпадают такие страдания? На стене, прямо у нее над головой, висит теперь картина Кэрол. Она будет висеть здесь всегда как напоминание о том, что же в действительности представляет собой жизнь. Измена! Предательство! Лживые душонки! Она попалась на удочку внешнего обаяния и прямиком угодила в змеиную яму, в гадючник. Обезумев от своей тоски по любви, исконном праве женщины в этом извращенном мире, она поплатилась за это невыносимой болью.
