Ознакомительная версия.
Теперь я уже взрослая и все об этом понимаю, а тогда ужасно переживала, потому что не могла понять, как это – боль, никакого удовольствия, и вот я уже беременна, я женщина и в самом скором времени мать. Валентин, когда я ему сообщила о беременности, очень испугался, стал меня избегать. С того дня я стала сама не своя: такое его отношение меня шокировало, я много переживала, и с того времени я испытывала только душевную боль и стыд.
Одноклассницы подсказали, что нужно сделать – все-таки мы были будущими медиками. И я поехала делать аборт в Кишинев, чтобы никто из знакомых о моем позоре не узнал. Конечно, пройдя эту процедуру, я, как вы сами понимаете, дополнительно к своим переживаниям получила очень сильную моральную травму. Кроме того, я потратила в Кишиневе все свои деньги, и Валентин, правда, помог деньгами перед поездкой, но после этого ни разу не появился, и в больницу он за мной не приехал, из чего я сделала вывод, что он меня не любит. И тогда мне впервые захотелось умереть, и в особенности оттого, что мой любимый человек, как я считала, меня предал, бросил.
Однако шло время, и душевная травма начала заживать, затягиваться. Валентин больше не появлялся, да и желания видеть его у меня не возникало; а секса мне с тех пор и вовсе не хотелось. А вскоре наши общие знакомые сказали мне, что его забрали в армию. Спустя год, или что-то около того, я почти забыла свое горе, успокоилась, и летом, на каникулах, загорая на пляже у озера, познакомилась с одним парнем и, как дура недоделанная, пошла с ним на родничок. Водички попить захотелось. Он позвал, а я не отказалась. А у родничка нас, оказывается, поджидали двое ребят, его дружков, только слишком поздно я об этом догадалась. Они схватили меня за руки и потащили в кусты, а мне даже кричать было стыдно, когда они разложили меня там, словно распяли на траве. Вот и повеселились они, трое кобелей, меня насилуя, а я лишь чувствовала боль, стыд и ужасно боялась вновь забеременеть.
Когда они ушли, бросив меня в траве у родника, я села прямо в тот родник с ледяной водой и с ожесточением все там повымывала, моля бога, чтобы не было никаких последствий. К счастью, я не забеременела. Зато, как оказалось, я от них подхватила и затем целых две недели лечилась от гонореи или, говоря по народному, триппера, тут холодная вода не помогла. А потом, когда я пошла с подружкой в кино на индийский фильм, у кинотеатра нам повстречались те же самые трое кобелей, что насиловали меня на озере. Жалею теперь, что не подала на них в милицию заявление об изнасиловании, сейчас бы сидели они в тюрьме как миленькие, и драли бы их там в задницу, аж дым бы шел – говорят, насильников в зоне очень уважают, им даже новые ласковые имена дают, причем исключительно женские.
Я, завидев этих парней, решила их стороной обойти, сделать вид, что не узнала. Так они сами подошли ко мне, обозвали вафлисткой, хотя у меня в жизни ничего такого ни с кем не было, и триперной сукой, после чего отхлестали по лицу. А за что, спрашивается? За то, что сами же меня и наградили этой гадостью. Ох, и рыдала же я тогда от обиды. Подружка, кстати, когда попробовала их остановить, за компанию со мной тоже получила пару пощечин. Так после этого она со мной целый год не разговаривала, считала, что зря пострадала, раз те «козлы» меня так называют, значит, «всю правду» обо мне знают.
В прошлом году я окончила училище, и твердо решила уехать из этого города, где меня постоянно преследовали несчастья. Однако, как вскоре выяснилось, судьба еще не все испытания мне отвалила. Мне было уже 19, некоторые подружки уже повыходили замуж, другие хвастались своими похождениями и успехами у ребят, а я нормальная и симпатичная девушка, как считали многие, и даже говорили мне об этом, стыдно сказать, толком еще с парнем не встречалась, не говоря уж о половых отношениях. Ведь с Валентином во время этих отношений я кроме боли ничего не чувствовала.
Я работала в городской поликлинике медсестрой, когда меня познакомили с парнем 26 лет, который закончил в Кишиневе институт и приехал работать в этот город на консервный завод. Он был высокий, чернявый и симпатичный, его звали Ваня, по национальности он был гагауз, или, как тут у нас еще говорят, турок. Встречались мы недолго, месяца полтора, и пару раз на его предложения переспать я отвечала отказом – боялась, что ничего путного из этого не получится. Подружки мои напели ему, что я девушка скромная и ни с кем до сих пор не встречалась. Удружили они мне – Ваня и предложил выйти за него замуж. Мы так и не спали до свадьбы – я уже и рада была, но он меня берег, называл «мой цветочек», а о своих злоключениях я, конечно же, ему не рассказала.
На свадьбе была и моя мама со своим милиционером, который, наверное, все губы себе искусал, жалея, что не смог в свое время добраться до такого «лакомого кусочка». Свадьбу отыграли в селе, у Вани на родине под Комратом, к нам пришли гулять почти все его односельчане, еще и из других мест съехались – их семью там знают и уважают. Гуляли весело и интересно, одновременно по русским, украинским, молдавским и гагаузским свадебным обычаям. А под утро, когда мы, наконец, легли в постель, подвыпивший Ваня полез ко мне и… сразу слез. И вкатил мне такую оплеуху, что у меня в голове зазвенело. И сказал: «И что это ты из себя целку корчила, надо было сказать, что женщина!» Дура я, ведь говорили мне подруги, что у гагаузов есть по этому поводу всякие дурацкие обычаи и условности. Оказывается, поутру надо было выносить на всеобщее обозрение окровавленную простыню. А я не верила, говорила подружкам, что это было принято раньше, в прошлые века, теперь такого нет.
Прошло три месяца со дня свадьбы – все это время мы жили в общежитии, где Ване, как специалисту, дали комнату и даже обещали квартиру через какое-то время. Мой муж приходил с работы домой поздно вечером усталый, часто выпивший – у них на заводе есть цех, асептика называется, там вина немереное количество. Он бросал меня на кровать и насиловал: грубо и больно, видно, нежности и ласки я у него не заслужила. Быстро кончал и сразу засыпал. Как чувствовала при этом себя я, моего мужа не интересовало. А потом Ваня взял на заводе открепление и уехал на Север. Завербовался. Ни слова не сказав и не попрощавшись. И я опять осталась одна. И снова я хотела покончить с собой, и в собственный день рождения, когда мне вовсе стало нестерпимо от душевной боли, решилась и выпила целую кучу таблеток. Впоследствии врачи меня чудом откачали, подружка одна догадалась, что я заперлась в комнате, и позвонила в «скорую». Дверь взломали и меня увезли. Едва успели, как сказали потом врачи. А вскоре после этого прошел слушок, что я ненормальная, на основании чего вскоре меня выгнали из общежития; короче, решили поскорее от меня избавиться, тем более что я на заводе не работала и, соответственно, на комнату права не имела. Тогда я вновь стала снимать комнату в частном доме, как и до замужества.
Ознакомительная версия.
