по всей видимости, подхватила, как вирус, в туалете. Больше негде. – Все об этом только и гудят!
Она снова оживлена и весела. Предвкушает танцы в клубе. Ей срочно нужно сбросить лишнюю энергию.
– Дана, мы об этом уже сегодня говорили, – я пытаюсь, чтобы голос мой звучал ровно. Стефан сидит впереди, я не могу видеть его лицо. Водитель у нас тоже как из камня. Или глухонемой.
Я вдруг думаю, что это может быть правдой. Моя беременность. Стефан больше не предохранялся. С тех пор, как вернулся ко мне в загородный дом. Но сейчас ещё рано о чём-то таком думать. Позже. И уж точно я не буду обсуждать это с Даной. Наверное, надо поговорить со Стефаном.
– Об этом мы с тобой не говорили! – возражает она мне. – Так это правда? Если да, то почему Стефан на тебе не женится?
Вот эти вопросы нужно ему задавать, а не мне. Но я знаю ответ. Поэтому делаю вид, что оглохла. Иногда это спасает, оказывается.
– Устала? – спрашивает Стефан, когда длинный вечер остался позади и мы наконец-то вернулись домой.
– Немного, – почти не кривлю душой. В этом бесконечном марафоне был небольшой плюс: Дана ощущала себя счастливой. Мне нравилось, как горят её глаза, словно она действительно наконец-то вырвалась на волю из темницы.
Стефан ведёт губами по моим волосам. Я закрываю глаза. Он стоит за спиной. Я касаюсь его груди. Руки его обнимают меня бережно. За такие мгновения можно продать душу. Только я её давно заложила и не знаю, смогу ли вернуть назад.
Нейман не делает попыток меня соблазнить. А поэтому это какое-то другое единение. Не совсем понятное и тревожащее.
В сексе всё проще. А когда вот так – сложнее и запутывается ещё сильнее. Он ничего не говорит. Я ничего не спрашиваю. Кажется, это хорошее мгновение, но мне почему-то всё равно тревожно.
Наверное, это из-за тайн. Из-за того, что я молчу. Может быть, это совесть. Бьётся во мне, требует выхода, а я никак не могу отпустить. Боюсь потому что. Не хочу ничего разрушать и терять, но всё равно однажды это случится.
В тот день я не знала, что черта, за которую я не хотела переступать, очень близко. Непростительно близко.
Дана поселилась за стенкой на четвёртый день.
Я уломала Неймана позволить ей заниматься танцами на пятый после нашего возвращения.
Два дня мы мотались с ней в поисках счастья: ей всё не нравилось, никак не могла остановиться. Я ей не мешала, понимая, что должен произойти щелчок – контакт, который поможет ей определиться и остаться.
– Если всё пойдёт хорошо, если не перегоришь и не надоест, на следующий год поступишь в хореографическое училище. Или в институт культуры. Туда, где тебе действительно будет нравиться.
– Скажешь тоже, – крутила она головой. – Я ведь танцами почти не занималась. Папа считал, что это баловство. Вот математика – это царица наук! А экономика – ваще улёт и высший пилотаж. Только из меня математик и финансист как из говна пуля. К счастью, папа этого так и не узнает никогда.
Страшно видеть, когда на такое жизнерадостное лицо набегает тень. Это тоже тень прошлого.
Каждый из нас терял близких. Всем пришлось что-то пережить, о чём не всегда расскажешь. Судьба сталкивала нас вместе, будто пыталась подсказать верное решение, но мы не умели читать её мудрёный язык.
Шли наугад, добирались на ощупь, спотыкались и падали, набивая шишки, разбивая коленки и лбы. Зато мы приобретали опыт. Учились прятать боль, скрывать порывы души и тайны, что однажды начинали тяготить.
Студию для Даны мы нашли. Такую, как ей хотелось: немного с сумасшедшинкой, но полную энтузиазма, как и сама Дана.
Это было правильное решение. На несколько дней в доме воцарились мир и покой. Дана то пропадала в студии, то тренировалась, то лежала на кровати, пялясь в потолок со счастливым выражением лица. Она улыбалась так, что невольно сжималось сердце. Даже болтать стала намного меньше. Да и приходить ко мне – тоже. Ей стало хватать собственных эмоций и переживаний.
– Как ты себя чувствуешь? – спросил меня Стефан в тот день. И смотрел пристально, чтобы не солгала.
– Прекрасно, – ответила я ему.
Я знала, почему он интересуется. Кажется, Нейман ждал. Как и я. Критических дней не было. У меня намечалась задержка. Я решила: ещё три дня и куплю тест. А потом уже будь что будет.
Нейман не говорил ничего. И я вдруг стала опасаться, что он отправит меня на аборт. Логики в моих умозаключениях не было. Никакой.
Если бы он не хотел этого ребёнка, то предохранялся бы, как и раньше. Нейман не из тех, кто не контролирует себя и забывается настолько, чтобы не натянуть вовремя презерватив. А раз так… то он сделал это намеренно и осознанно.
Но молчал он, молчала и я. Мы словно стали ближе за всё это время и оставались всё так же далеки, потому что каждый из нас боялся раскрыться. Я так уж точно.
В тот день снова падал снег, искрился на зимнем солнце, хрустел под ногами, становился настом, обласканном обжигающим в своей ледяной холодности ветром.
Стефан уехал, как всегда, с утра. Чуть позже умчалась Дана, унося на хвосте часть охраны. А я решила выйти в магазин ближе к обеду.
Мне нужно было подышать воздухом, а всё остальное не имело значения. Маленький ритуал, чтобы убить время.
Я столкнулась с ней на втором этаже. Хельга. Ольга. Та, что стояла перед Нейманом на коленях. Красивая до невозможности. Выбивающая дух своим утончённым стилем и шлейфом духов, что обещали блаженство, сулили загадку, манили грехом.
Я встретилась с ней глазами. Почувствовала себя бедной Золушкой-замарашкой. Хотела отвести взгляд и пройти мимо, но она шагнула мне навстречу, и я поняла, что если сейчас развернусь и уйду, это будет похоже на бегство.
Я ничего ей не должна, – твердила сама себе, но понимала: что бы я ни
