Встретившись с подругой, мы привычно бродили по магазинам в «нужном» районе. Кто бы знал, как тяжело улыбаться и делать вид, будто всё хорошо, когда внутри всё обрывается от безысходности, в голове идёт отсчёт последних минут перед началом Ада.
Непросто оказалось затащить Ирму в нужное кафе. Выбирая её для прогулки, я совсем забыла, что она фанат здоровой еды. Но всё же мне это удалось. Переступая порог заведения, я находилась в полуобморочном состоянии, при этом нужно было вести себя непринуждённо и естественно. Оказавшись внутри, я обвела взглядом зал, как бы выискивая столик для нас и… увидела их. Адриана и Оливию.
В укромном уголке они сидели в обнимку, рука в руке. Казалось, будто они не замечают мир вокруг, погружённые в блаженное единение. Сердце сжалось, дыхание спёрло. Нужно доиграть отведённую роль до конца, только разве мне придётся играть? Боль и отчаяние настоящие, а слова… Много ли в наше время стоят слова?
Ирма заметила мой взгляд, избавляя от необходимости тратить секунды на объяснения. Я подошла к ним, Адриан встал. На какое-то миг, время словно замерло. Мы просто смотрели друг другу в глазу, прощаясь на время, а может и навсегда. Я не знала. Понятия не имею, что было в моём взгляде, а в родных глазах плескались вина, мольба и страдание.
В итоге я плохо помню происходящее в кафе. Я говорила заученные слова, получая в ответ давно заготовленные фразы. Оливия смотрела на меня с торжеством, празднуя победу. А я просто задыхалась, захлёбывалась в своём горе. Убеждения, что всё это не по-настоящему и временно, не спасали. Мне было слишком плохо, и я видела отражение собственных чувств в голубом взгляде. Со стороны же, наверное, сцена выглядела эффектно: крики, претензии, оправдания и, как апофеоз действа, Оливия, требующая убираться и больше не досаждать, признать поражение.
Домой добиралась молча. Не было слёз, вообще. Ни в кафе, ни в такси. И хоть я заживо умирала, глаза были сухими, лицо спокойным. Дома я оставила Ирму в гостиной и пошла собирать вещи, которые ещё со вчерашнего вечера были упакованы в сумки. Зайдя в ванну, я достала из корзины с грязным бельем рубашку Адриана, вдохнула до боли знакомый аромат. И взвыла. Только получив столь желанную передышку в одиночестве, я ненадолго дала волю эмоциям. Кровь в венах кипела, в груди разрасталась чувство невыносимой, невосполнимой потери.
Как бы мне хотелось ничего не чувствовать. Отключить на время все эмоции, отдать власть холодному рассудку, который требовал быть сильной и просто ждать. Ждать… Одно осознание того, что я вынуждена сидеть и ничего не делать, пока эта дрянь развлекается с моим мужчиной, вызывало боль и бешеную ярость. Несмотря на всю мою нетерпимость к насилию, я жаждала крови этой женщины. Можно ли ненавидеть сильнее, чем я ненавижу Оливию Уайт?
Понимая, что долго засиживаться нельзя, я утёрла слёзы, ополоснула лицо холодной водой, подхватила сумки и вышла в гостиную. Покидая квартиру Адриана, я в очередной раз оставляла часть своей души. Подруга помогла мне освоиться в моей квартире и, дав обещание никому пока не рассказывать о произошедшем, ушла. Всё это время я чувствовала поддержку девушки, которая выражалась во взглядах и ободряющих прикосновениях. Она не говорила банальных «всё будет хорошо», за что я была ей благодарна.
У меня не было аппетита и желания лезть в воду, поэтому, застелив постель, я сразу легла. Конечно же сон не шёл, несмотря на приличную дозу снотворного. В голове метались отчаянные мысли. Фантазия ядом отравляла кровь, выводя перед внутренним взором картинки досуга Адриана с Оливией. Во тьме ночи мне казалось, я окончательно лишилась рассудка. Воспоминания и воображение, прошлое и настоящее, всё смешалось в моём сознании, заставляя кусать губы от отчаяния и страха будущего. Сколько бы я не цеплялась за сказанные Адрианом слова, за все его клятвы, обещания и заверения в любви, у меня не было уверенности что мы — именно мы, а не я и он, — сможем пережить этот Ад. Я боялась не выдержать, потому что уже сейчас чувствовала, как под гнётом реальности рассыпаются в прах надежда и вера в совместное будущее и счастье.
Адриан.
Синеватый сигаретный дым причудливым узором клубился в воздухе. Блаженно вдохнув порцию никотинового яда, я продолжал безразлично смотреть на стену. Оливия плескалась в душе, смывая следы грязного грехопадения, давая мне несколько минут вожделенного одиночества. На душе было невообразимо гадко, тоскливо и темно. Я не мог отделаться от ощущения грязи, и источником этой дряни был я сам. Который раз я убеждался, что я источник боли и бед для тех, кто имел глупость полюбить меня. Не желая зла, я мучаю окружающих, более того, даже самые благие из моих намерений, всегда оборачиваются для кого-то кошмаром. Как сейчас, например. Желая избавить мир от сумасшедшей бабы, я вверг любимую женщину в настоящее чистилище. А ведь столько раз обещал, что больше не причиню боли, и каждый раз нарушал обещание. Нарушаю и сейчас из-за собственной глупости и преступных ошибок. Будет ли этому конец? Или я до конца жизни обречен приносить страдания окружающим?
Перед глазами постоянно возникало лицо Кристы. Её глаза — бездонные озёра, полные безысходности, жгучей боли и неимоверной горечи. Мольба во взгляде, немой призыв прекратить всё, на который я так хотел, но, увы, не мог откликнуться. И сейчас я испытывал удушающее чувство беспомощности и безотчётный страх, что происходящее сейчас станет последней каплей. Окончательной точкой, гранью, после которой не останется ничего. И так хотелось просто взять и свернуть тонкую шейку бывшей жены, избавляясь от необходимости иметь с ней дело. Нельзя. Оливия наделала шума, привлекла внимание к своей персоне. Ей сочувствуют, ей восхищаются, её любят. Наивные глупцы! Они даже не подозревают, какая уродливая тварь скрывается за маской невинной жертвы. Так всегда — за самой миловидной внешностью скрывается самая гнилая начинка.
Взгляд упал на пол, где лежали использованные контрацептивы, заставляя скривиться от отвращения. Все последние дни я досадовал на Кристу, чувствуя её молчаливый протест при намёке на близость, и вместе с тем понимал её. Как я могу судить девушку, если мне на самого себя в зеркало смотреть противно?
Снова затянулся горьким дымом. Да когда же эта сука освободит ванную? Так отчаянно хотелось в душ, хотя бы на несколько минут почувствовать себя чуточку чище, без удушающего запаха Оливии на своей коже. И, словно в ответ на мои чаяния, дверь открылась, и показалась сыто улыбающаяся брюнетка.
