Губернатор взглянул на Дуэйна и беспомощно пожал плечами, потом принялся энергично махать рукой людям, столпившимся у здания суда. После чего машина резко наклонилась и повернула обратно на север. Вскоре она превратилась в темную точку.
Дуэйн следил за удаляющимся вертолетом со смешанным чувством. Было огорчительно лишиться на празднике губернатора, но кто станет сожалеть об отсутствии Рэнди?
Ветер достиг своей кульминации, и на расстоянии десяти шагов ничего не было видно. Джон Сесил перестал бороться с перекати-поле, сковавшим его ноги, и стоял спокойно, тяжело дыша. Еще один ком из перекати-поле размером с малогабаритный автомобиль промчался под светофором, а за ним целый ряд помельче – ни дать ни взять курица-мать со своим выводком.
Внезапно Дуэйн почувствовал необъяснимую гордость за родные края. Эта земля, которая разорила двух мистеров Браунов, не растратила своего дара проявления силы и способности преподносить сюрпризы. В который раз она показала свои зубы, прогнав губернатора и временно приостановив празднование городом своего столетия.
– Мне кажется, губернатору не по вкусу пришлась наша погода, – заметил он.
– А мне на него наплевать, я все равно за него не голосовал, – откликнулся Джон Сесил.
В последующие сорок пять минут ветер угомонился, и перекати-поле прекратили свое наступление. Люди вышли из-за здания суда и в немом изумлении смотрели на неузнаваемо изменившийся город. Стены из перекати-поле возвышались перед каждой витриной магазина, перед каждой изгородью, перед рядами машин.
Те, у кого были фото– и киноаппараты, принялись снимать. Три телеоператора, приехавшие из Уичита-Фолс, чтобы запечатлеть визит губернатора, принялись лихорадочно запечатлевать необычное явление природы. В магазины Джона Сесила и Сонни были посланы официанты, которые скупили все имевшиеся там бумажные тарелки. Появились вилы, и вовсю закипела работа по очистке дворов и улиц. Не прошло и часа, как город был готов к продолжению праздника. Люди бродили с тарелками мяса и с гордостью смотрели на побежденное растение.
Почти невозможно оказалось встретить человека, у которого не было бы весело на душе. Любой округ может справить столетие, но сколько отыщется округов, которые могли бы похвастаться нашествием перекати-поля? Джуниор Нолан и Билли Энн, пережившие стихийное бедствие за общим матрасом, решили, что их борьба за нефтяное эмбарго и справедливый развод началась очень успешно. Дж. Дж. Роули тоже пребывал в приподнятом настроении. По его мнению, Всевышний послал городу первое, но вместе с тем и недвусмысленное предупреждение. Отличаясь отменным аппетитом, он уплел несколько тарелок с шашлыком, успевая одновременно твердить окружающим, что если они не останутся трезвыми в течение всего праздника, то в следующий раз их ждет более суровое наказание.
Всех возмутил поступок губернатора, не пожелавшего переждать небольшой ураган. Бобби Ли, которого из кучи колючих растений и сорняков пришлось извлекать с помощью бензопилы, негодовал больше всех. Он призывал отправить делегацию в Остин, которая занялась бы пикетированием Капитолия с плакатами, где красовалась бы одно слово: «ТРУС!»
Сообщение, переданное через Тутса Бернса, о том, что губернатор бросился в Остин по той причине, что хотел немедленно организовать помощь округу, никого не обмануло.
– Какую помощь? – удивился Эдди Белт. – Самое страшное, что у нас случилось, – это женщина выиграла марафон.
Дуэйн поел немного мяса и пошел в банк, чтобы положить на текущий счет двадцать тысяч долларов. Даже более скромные суммы заметно поднимали па-строение Лестера Марлоу, но на этот раз все было иначе. Лестер сидел в своем офисе, тупо глядя на компьютерные распечатки. Волосы у него еще больше растрепались; сидел он в спортивном костюме. Взяв чек вялым жестом, он положил его на стол.
– Здесь двадцать тысяч, – на всякий случай решил напомнить ему Дуэйн. – Смотри, не забудь.
– Его найдут, когда меня не будет? – проговорил Лестер.
– А ты куда отправляешься?
– Сводить счеты с жизнью. Праздник начался хорошо, так что меня больше ничто не удерживает.
– Давай прокатимся на мою буровую, – предложил Дуэйн. – Глядишь и взбодришься.
Лестер согласился, но решил сначала переодеться. Пока он переодевался, Дуэйн взял свой чек и отдал его кассирше. Все служащие банка в честь знаменательного дня надели ковбойские шляпы. Кое-кто был даже при оружии. Вскоре вернулся Лестер. На нем была рубашка с галстуком-шнурком, а также неизменная ковбойская шляпа и пугач.
– На буровой тебе галстук ни к чему, – заметил Дуэйн.
– Он придает мне уверенность в правильности сделанного выбора, – парировал Лестер.
За последние два года Лестер часто заводил разговор о своем самоубийстве, но дальше слов дело не шло. Город привык к его угрозам и жалобам, а вместе с ним и Дуэйн, но сейчас, глядя на Лестера с взъерошенными волосами, вооруженного, пусть и игрушечным, пистолетом, с отсутствующим взором, он пришел к выводу, что город может и ошибаться. Лестер способен на отчаянный шаг. Он может медленно и расчетливо взять самого себя на мушку.
Когда они ехали в машине, Дуэйн перебирал в голове всевозможные доводы, которые могли бы удержать Лестера от безумного поступка. На площади их взору предстала группа тесно сцепившихся мужчин. В первый момент Дуэйн решил, что драка возникла между белобаптистами и любителями выпить, но затем он заметил Джо Кумса в центре свары и понял, в чем дело. Группа из участников празднества пыталась макнуть безбородого маленького Джо. Нападавших было человек десять, но пока что маленький Джо Куме держался.
– Этот Джо крепко стоит на ногах, – сказал Дуэйн.
Лестер равнодушным взглядом скользнул по дерущимся. На его большом подбородке была кое-какая растительность. Не Бог весть что, но угроза очутиться в воде не висела над ним.
– Джанин счастлива, – проговорил он. – По крайней мере, я кого-то осчастливил.
– Это правда, – согласился с ним Дуэйн.
– Я почти двадцать пять лет прожил с Дженни, и ни один день она не была счастлива с мной, – принялся бичевать себя Лестер. – Я никогда не думал, что настанет день, и я сделаю кого-нибудь счастливым. Честное слово.
– Но это тебе удалось.
– Может быть, поэтому я хочу покончить жизнь самоубийством немедленно. Нет, я абсолютно уверен, мне надо уйти из жизни, чтобы больше не отравлять жизнь окружающим.
Дуэйн хотел было сказать Лестеру, что его смерть может очень осложнить жизнь Джанин и двум его милым дочерям. Она может не только осложнить жизнь Дженни, но и сделать ее невыносимой. Может даже самым решительным образом изменить жизнь в Талиа в целом. Люди, никогда не питавшие особой любви к Лестеру, могли бы обвинить себя в его смерти. Весь город мог бы погрузиться в эмоциональный упадок, подобный экономическому кризису, в котором сейчас пребывал весь край. Впрочем, такая участь могла быть вполне уготована краю и при живом Лестере.
