Цвет греха. Чёрный - Александра Салиева

— Иначе что? — прищуривается. — Прирежешь меня им? Он даже нихрена не острый, вредина, — укоряет в довершение все мои умственные способности.

Усмехаюсь в ответ с таким же ехидством.

— Ты сам предложил, идти нам коротким путём или же длинным. И я всё ещё склоняюсь совсем не к первому варианту. А раз так, вот тебе первый пункт остановки на другом пути: уборная, Каан. Не будь придурком. Просто отпусти и сделай, как я говорю. Может, этот нож и действительно тупой, прям, как ты, и я им тебя, к сожалению, не смогу реально прирезать, но это не значит, что будет менее некрасиво, если будешь и дальше упираться, как упрямый баран рогами в новые ворота, — язвлю нахально. — Там даже окон нет. Сквозь стены я ходить пока не научилась, — припечатываю уже мрачно.

Да, прекрасно знаю, что он ещё больше взбесится от таких моих высказываний. Но мне банально всё равно. Главное, срабатывает. Злобно прищурившись, парень ругается сквозь зубы при моём упоминании о рогах. Всё-таки отпускает. Пользуюсь выпавшей возможностью, тут же поднимаясь на ноги. Ухожу.

Окон в уборной в самом деле нет. Но я же и собираюсь сбегать. Не хватает ещё ко всему прочему быть похищенной, если у Каана окончательно поедет крыша, а я окажусь на улице, где не будет ни одного свидетеля тому, что может происходить дальше. Достаточно просто запереться там. Выиграть столь нужное драгоценное время. И мне даже почти удаётся. По крайней мере, до нужной двери я добираюсь. Не успеваю только её открыть. За считанные мгновения до того, как я дотянусь до ручки, оказываюсь перехвачена тем же Кааном в узком коридоре.

Как назло, и здесь тоже нет ни одного свидетеля…

— Не так быстро, вредина, — врезается в мой разум ощущением жуткого дежавю, в то время, как его крепкие руки ловят меня за плечи.

Впечатывают меня спиной в стену не менее крепко. В карих глазах напротив — всё тот же гнев и мрачная решимость. Но не только они. Есть что-то ещё. Тёмное. Глубокое. Что-то, чему я никак не могу дать определение. Возможно, и не захочу никогда узнать, что именно.

— Если думаешь, что я жестоко с тобой сейчас поступаю, уверяю тебя, это не так. Из нас двоих ты сама — куда более жестока, Асия, — произносит, сомкнув одну из своих ладоней в кулак. — Иначе…

Его последнее слово разбавляет глухой удар. Тем же кулаком. Об стену. Чуть выше моей головы. Нет, не вздрагиваю. Но внутри всё замирает в напряжении. Словно не по стене, мне в самый центр солнечного сплетения ударяет. Не только своей рукой. Но и всем тем, что говорит следом:

— Иначе какого, мать твою, хера, Асия? Ты нарочно меня изводишь? Почему ты так упрямишься? Почему, что бы я ни сделал, всё равно воротишь нос? Что тебе ещё нужно? Что я, мать твою, должен ещё сделать, чтобы ты начала воспринимать меня всерьёз? — спрашивает, но ответа не ждёт.

Да и вряд ли услышит от меня хоть что-нибудь новое.

— Я тебе давно всё сказала, — выдавливаю из себя едва слышно.

Его последующий выдох — куда более шумный. Как и новый удар кулаком об стену. Ещё ближе ко мне. Один. Второй. Третий. До тех пор, пока на сбитых костяшках не проступает кровь. Каан болезненно морщится. Но не от своих физических ощущений. От моей фразы.

— Даже не смей мне снова втирать о том, как ты неровно дышишь к своему названному папочке, — цедит сквозь зубы. — Он тебя на сколько лет старше? На пятнадцать? У вас же нет ни хрена никакого будущего. Что он может тебе дать? Свой богатый опытом член? Который лет через пять будет страдать импотенцией.

А вот это он зря…

Или же я.

Ведь я едва ли отдаю себе отчёт в том, что делаю, когда слышу все эти намёки на мерзость. Реагирую моментально. Врезав хаму от всей души. Хлёсткий звук пощёчины остаётся красным следом на чужом лице. Возможно, пробуждает всё то, что может быть гораздо хуже всего предыдущего. Но мне и тогда плевать.

— Мне и того сполна хватит. Он и тогда будет лучше тебя, — выплёвываю с отвращением.

Ничуть не меньшее отражается и в нём. Хорошо бы, по отношению ко мне. Но нет. Не ко мне, на меня у него другие виды.

— В самом деле? Лучше меня? Берёшься сравнивать? — жёстко ухмыляется Каан, а я оторвана от стены. — Будешь утверждать после того, как попробуешь.

Дверь в уборную всё же открыта. Не мной. Им.

Внутри неё мы и остаёмся.

Совсем как тогда, в спортивном зале, где нет совершенно никого, кто мог бы вмешаться и помочь, когда Каан Дикмен вновь пересечёт все дозволенные границы...

Адем

Моё полицейское сопровождение выглядит настолько внушительно, словно они за отъявленным мафиози или же контрабандистом приходят. Не могу их в этом винить. Всё-таки последовавшей за мной охраны ничуть не меньше. Кажется, парочка-другая молодняка из тех, что в форме, даже слегка напрягается, когда осознаёт, что заберут они меня одного, а в участок нас прибудет на две дюжины больше. Что сказать, старательный у меня глава службы безопасности. Тем более, ему не впервой.

Привозят не в камеру…

Кабинет шефа полиции выглядит столь же сухо и устало, как и его худощавая физиономия, когда меня туда доставляют. Те самые полицейские остаются за дверью, и только после этого самый главный из них начинает говорить:

— Добрый вечер, господин Эмирхан, — кивает с видимым почтением. — Надеюсь вам удобно, — явно имеет в виду кресло, в которое я усаживаюсь без приглашения.

— Вполне, — соглашаюсь с ним.

Если не засовывают за решётку, значит, либо на самом деле не хотят, либо хотят, но не могут. Даже на мгновение интересно становится, первое или второе? То, что дальше нас всех тут ждёт небольшое представление, это наверняка, с учётом, что внятной формулировки о причине задержания мне так и не предоставляют, да и допрос устраивать явно не начальнику управления.

— Приношу свои извинения за столь радикальные меры, будь