– Но ведь вокруг п-полно и других, так же хорошо воспитанных, только н-намного красивее! – нервно заламывая руки, возразила Феба.
– У тебя есть перед ними то, что его светлость со всей очевидностью полагает преимуществом, – внушительно ответила леди Марлоу. – Прав он или нет – не мне судить, хотя, считаю… Впрочем, нет, сейчас я предпочту промолчать. Твоя мать была близкой подругой матушки герцога, вот почему он выделяет тебя среди прочих. Я говорю тебе об этом исключительно для того, чтобы ты не вознеслась в своем самомнении, моя дорогая Феба. Ничто не может внушить большего отвращения к молодой женщине, чем это, уверяю тебя.
– Вознестись в своем самомнении! Никогда в жизни! – поспешно заявила в ответ Феба. – Он решил сделать мне предложение только потому, что его мать дружила с моей? Никогда… Никогда не слыхала большей нелепости! Особенно при условии, что он едва знаком со мной и даже не пытался понравиться мне!
– Именно с этой целью он и едет к нам, – терпеливо пояснила леди Марлоу, словно разговаривала со слабоумной. – Он желает ближе познакомиться с тобой, и я надеюсь, ты не окажешься настолько глупой или неблагодарной, чтобы своим поведением заставить его передумать.
Мачеха сделала паузу, пристально вглядываясь в лицо Фебы. То, что она увидела, заставило ее изменить тактику. Девушка, в целом вполне внушаемая, иногда демонстрировала поистине ослиное упрямство. Леди Марлоу нисколько не сомневалась в том, что способна добиться от нее полного послушания, но при этом прекрасно сознавала: стоит Фебе вбить себе в голову какую-нибудь глупость, как она может отпугнуть герцога, прежде чем удастся воззвать к голосу ее благоразумия и подчинить своей воле. Посему мачеха принялась перечислять преимущества столь выгодного союза и снизошла даже до того, что заявила, будто Феба станет хозяйкой собственного дома. Не добившись иного ответа, кроме пустого и невыразительного взгляда, миледи в ярких красках обрисовала будущее, ожидающее Фебу в случае, если она не пожелает стать герцогиней Солфорд. Это включало в себя унылое и безрадостное существование в немилости в Остерби (вряд ли можно было ожидать, что лорд Марлоу, имея еще четырех дочерей на выданье, сочтет возможным и далее тратить деньги на свою неблагодарную старшую дочь), упреки со стороны сестер, к грядущему счастью коих она продемонстрирует полное пренебрежение, и множество иных наказаний, многие из которых выглядели еще ужаснее, оставшись неназванными вслух. Всего этого было бы в избытке, дабы привести в чувство и куда более непокорное создание, нежели Феба. Она и впрямь выглядела бледной и напуганной, поэтому леди Марлоу позволила ей удалиться, чтобы обдумать свое положение.
Феба со всех ног бросилась в классную комнату. Там она застала не только Сюзанну, но и еще двух своих сестер: тринадцатилетнюю Мэри и безгрешную Элизу. Сюзанна, заметив, что Фебу буквально распирает от каких-то важных новостей, пожелала быстрей спровадить Элизу в детскую, а когда оскорбленная юная леди вздумала демонстрировать непослушание, попросту выставила ее за дверь, посоветовав отправляться к мамочке и наябедничать на них, но потом, по возвращении в свою спальню, не обижаться. Столь зловещее предостережение умерило гнев Элизы, поскольку воспоминание об отвратительном слизняке, коего она недавно обнаружила под одеялом в собственной постели, было еще свежо в ее памяти, и она удалилась в детскую, дабы присоединиться там к своей младшей сестре, на прощание обозвав Сюзанну самым ужасным чудовищем на свете, для чего ей пришлось склониться к замочной скважине. К несчастью, в этот самый момент по коридору проходила мисс Бэттери, которая и повелела девочке уйти в свою спальню за использование выражений, неподобающих поведению молодой леди. Элиза захныкала и пожаловалась на Фебу с Сюзанной, не желающих делиться с ней секретами, но тем лишь навлекла на себя выговор в потворстве греху любопытства. После чего мисс Бэттери отвела ее в спальню, а сама направилась в классную комнату.
Она вошла в нее как раз в тот момент, когда Мэри, скромная и застенчивая девочка, собрав свои книжки, поинтересовалась у сестры, не уйти ли заодно и ей.
– Нет, если только этого не захочет Феба, – ответила Сюзанна. – Ты не побежишь ябедничать маме!
– О нет! – сказала Феба. – Разумеется, я не хочу, чтобы ты уходила, Мэри! Кроме того, здесь нет никакого секрета. – Быстро оглянувшись на звук открывающейся двери, она воскликнула: – О, Сибби, ты знала? Мама уже обо всем рассказала тебе?
– Нет, – ответила мисс Бэттери. – Я просто случайно услышала кое-что из того, что говорил ей твой папа. Это вышло не нарочно. Я решила, что было бы неправильно пересказывать услышанное, но, узнав, что тебе велено прийти в гардеробную, догадалась, к чему это. Твой папа получил предложение руки и сердца для тебя.
– Нет! – взвизгнула Сюзанна. – Неужели это правда, Феба?
– Да – по крайней мере, я так думаю… Впрочем, не знаю, но мама, похоже, полагает, что именно так он и поступит, если только я буду вести себя прилично!
– Ой, как здорово! – провозгласила Сюзанна, хлопая в ладоши. – Кто он такой? И как могло получиться, что ты ни разу о нем и словом не обмолвилась? Ты встретила его в Лондоне? Он что же, страстно влюблен в тебя?
– Нет, – без обиняков ответила Феба.
Столь неутешительный ответ явно охладил восторг Сюзанны. Мисс Бэттери с некоторой тревогой взглянула на Фебу, а Мэри неуверенно предположила, что знатные люди не влюбляются друг в друга.
– Так мама говорит, а я знаю, что это неправда! – с нескрываемым презрением заявила Сюзанна. – Не так ли, мадам?
– Ничего не могу сказать по этому поводу, – уклонилась от ответа мисс Бэттери. – Как не должны, кстати, и вы обсуждать данную тему. В вашем возрасте еще рано думать о подобных вещах.
– Фу, да мне уже почти шестнадцать, и, чтоб вы знали, я намерена выйти замуж так быстро, как только смогу! Феба, перестань жеманиться и расскажи нам, кто он такой!
– И вовсе я не жеманюсь! – негодующе возразила Феба. – Я в отчаянии, а он – герцог Солфорд!
– Ч-что? – ахнула Сюзанна. – Феба, негодница ты этакая, да ты, наверное, смеешься над нами! Подумать только: ты станешь герцогиней!
Феба ничуть не обиделась на последовавший за этим взрыв веселого смеха, а вот Мэри решительно заявила:
– А я думаю, из Фебы получится замечательная герцогиня!
При этих ее словах Феба тоже рассмеялась, но мисс Бэттери согласно кивнула и сказала:
– Вот именно!
– Как вы можете так говорить? – возмущенно возопила Феба. – Я совершенно не разбираюсь в моде, решительно не знаю, что обсуждать с незнакомыми людьми, и…
– Он светский человек? Следит за модой?
– Да, даже слишком! То есть я не знаю, но подозреваю, он просто обязан это делать. Он всегда одет безупречно, бывает на всех модных приемах, а в Парке катается в коляске, запряженной великолепной парой серых в яблоках лошадей. Не удивлюсь, если в своих конюшнях герцог тратит не меньше ста фунтов ежегодно на одно только мыло.
– Видишь, уже лишь за это он должен тебе понравиться! – заметила Сюзанна. – А как он выглядит? Он молод? Симпатичен?
– Не знаю, сколько ему лет. Но, пожалуй, стариком назвать его нельзя. Что до привлекательности, то Сильвестра полагают симпатичным, однако лично я так не думаю. Собственно говоря… – Она оборвала себя на полуслове, заметив, что Мэри глядит на нее с невинным интересом во взгляде, и закончила свое описание герцога тем, что сказала: по ее мнению, он весит[16] двенадцать стоунов[17].
Мэри, обладавшая хорошей памятью, с надеждой заметила:
– В молодости папа тоже весил двенадцать стоунов. Он сам так сказал, а еще добавил, что это лучший вес для охоты на пересеченной местности. Герцог охотится на пересеченной местности, Феба?
Но тут в разговор с весьма простительным нетерпением вмешалась Сюзанна:
– Да кому какое до этого дело? Феба, не будь такой врединой! Почему ты не хочешь, чтобы он сделал тебе предложение? У него что, несносный характер? Могу сказать, например, что если бы он был богат и немножко вежлив и воспитан, то все остальное меня ничуть не волновало бы. Подумать только! У тебя будет собственный дом, сколько угодно новых платьев и, скорее всего, целая куча драгоценностей, не считая того, что ты сможешь делать все, что захочешь!
Мисс Бэттери, с неодобрением взглянув на свою воспитанницу, заметила:
– Сюзанна, если ты не можешь удержаться от того, чтобы не выражать свои мысли таким образом, который иначе как вульгарным я назвать не могу, то вынуждена просить тебя замолчать. В любом случае тебе настало время упражняться в исполнении сонатины[18].
Столь мастерски избавившись от Сюзанны, мисс Бэттери порекомендовала Мэри уделить хотя бы полчаса вышивке, которую девочка готовила маме в подарок на день рождения, и вышла из комнаты, уводя Фебу. Плотно закрыв за собой дверь классной комнаты, гувернантка, понизив голос, сказала:
