– Стой!
Неумолимые глаза впились в нее.
– Я велел тебе принять ванну, и ты это сделаешь.
Девушка воздела над головой зеркало в черепаховой оправе.
– Не подходи! Учти, я намеренно промахнулась, когда кинула бутылкой в миссис Симмонс, но на этот раз не промажу!
– Тебе давно пора вырасти, – перебил он чересчур спокойным тоном. Сердце Кит тревожно сжалось.
– Я не шучу, янки. Ни шагу ближе!
– Тебе восемнадцать. Ты достаточно взрослая, чтобы вести себя как женщина, а не как уличный мальчишка. Одно дело – нападать на меня, и совсем другое – на человека, который ничего тебе не сделал.
– Она потихоньку раздела меня, когда я задумалась! А… а потом поволокла сюда.
Кит до сих пор не понимала, как миссис Симмонс удалось залучить ее в ванную. Наверное, она просто оцепенела, услышав о продаже «Райзен глори». Только когда пожилая дама принялась стягивать с нее одежду, Кит пришла в себя.
Он снова заговорил тем едва слышным голосом, которого Кит боялась куда сильнее его рева.
– Тебе следовало бы вспомнить о хороших манерах, но поскольку этого не случилось, я сам суну тебя в ванну.
Она швырнула зеркало об стену, чтобы отвлечь внимание Кейна, а сама метнулась к двери. Но не успела сделать и трех шагов, как он нагнал ее.
– Значит, не хочешь ничему учиться?
– Отпусти!
Не обращая внимания на стекло, хрустевшее под подошвами сапог, он подхватил ее и вместе с полотенцем бросил в ванну.
– Ты грязный, вонючий…
Прежде чем она успела договорить, он нажал на ее макушку, так, что голова ушла под воду. Девушка, отплевываясь, вырвалась и со злостью крикнула:
– Ты грязный…
Он снова толкнул ее под воду.
– Ты…
Кейн в очередной раз окунул ее с головой.
Кит не могла поверить, что такое происходит с ней! Он держал ее под водой недостаточно долго, чтобы утопить, но дело было не в этом. Унижение – вот что жгло сильнее всего! А если она не придержит язык, Кейн не уймется. Она ненавидяще уставилась на него, но все же решила промолчать.
– С тебя довольно? – мягко осведомился он. Девушка вытерла глаза и с достоинством объявила:
– Твое поведение по меньшей мере инфантильно!
Кейн расплылся было в улыбке, но тут же, забыв обо всем, зачарованно уставился куда-то вниз. Слишком поздно Кит сообразила, что потеряла полотенце, и поспешно притянула колени к подбородку, пытаясь закрыться.
– Проваливай, да поскорее! – приказала она, тщетно пытаясь выудить полотенце со дна. Вода плескалась через край ванны. Кейн попятился к двери, наблюдая, как Кит борется с намокшим полотенцем. Неловко откашлявшись, он осведомился:
– Сможешь… гм… сама помыться?
Кит почувствовала, как по ее щекам расползается багровый румянец. Смущенно кивнув, она потянулась к полотенцу.
– Сейчас принесу тебе свою рубашку. Но если после того, как выйдешь из ванны, я найду на тебе хоть песчинку, клянусь, мы все начнем сначала.
Он исчез, не позаботившись закрыть за собой дверь. Кит скрипнула зубами и представила, как стервятники клюют его глаза.
Она вымылась дважды, потревожив грязь, столь уютно расположившуюся во всех изгибах и впадинках ее тела, выполоскала волосы и наконец, удовлетворенная результатом и посчитав, что даже Матерь Божья не сможет ни к чему придраться, встала и потянулась за сухим полотенцем. И тут обнаружила, что ванна окружена битым стеклом, словно средневековый замок – рвом.
Ругаясь, она закуталась в мокрое полотенце и крикнула в открытую дверь:
– Эй, янки! Мне нужно, чтобы ты принес сухое полотенце, но попробуй только открыть глаза – и я зарежу тебя во сне, а потом освежую и съем на завтрак печень!
– Как приятно сознавать, что мыло и вода не испортили твоего нежного нрава, – объявил Кейн, появляясь в дверях с широко распахнутыми глазами. – А я уже начал было беспокоиться.
Он взял с полки полотенце, но вместо того, чтобы отдать ей, обвел взглядом разбитое стекло.
– «Всякий дар получать удовольствие превращается в наказание, если его оскорбить». Ралф Уолдо Эмерсон – на случай, если не узнала, откуда цитата.
Дождавшись, пока он отдаст полотенце, девушка ехидно откликнулась:
– Мистер Эмерсон также написал: «Всякий герой рано или поздно становится занудой». Не знай я, как все было на самом деле, подумала бы, что именно ты вдохновил его на эти слова.
Кейн хмыкнул, почему-то довольный тем, что характер девчонки не сломлен. Господи, до чего же она тощая: сплошные кости! А ноги длинные и тонкие, как у жеребенка. Даже темный пушок внизу живота, который он успел заметить, когда полотенце упало, был еще совсем детским.
Но, отворачиваясь, он вспомнил маленькие груди с коралловыми вершинками. Они выглядели не так уж невинно.
Он почему-то смутился и проворчал более сердито, чем намеревался:
– Ты уже вытерлась?
– Да, насколько это возможно в твоем присутствии.
– Прикройся. Я поворачиваюсь!
– Жаль, а я как раз подумала, до чего же хорошо хоть иногда не видеть твою уродливую рожу!
Взбешенный Кейн шагнул к ванне.
– Следовало бы заставить тебя босой идти по стеклу!
– Уж лучше терпеть боль, чем твое надоедливое общество!
– Черт бы тебя побрал! – прогремел Кейн и, выхватив ее из воды, унес в переднюю и почти отшвырнул от себя. – Я положил рубашку в твоей комнате. Завтра миссис Симмонс повезет тебя в магазин и купит приличную одежду.
Девушка с неприкрытым подозрением уставилась на него.
– И что ты считаешь «приличной одеждой»?
Зная, что последует за этим, Кейн приготовился к буре.
– Платья, Кит.
– Да ты спятил! – взвилась Кит.
У нее был такой свирепый вид, что он едва не улыбнулся. Но не такой он глупец, чтобы подливать масла в огонь! Пора натягивать поводья.
– Делай как велено. А пока меня не будет, слушайся миссис Симмонс. Если станешь пререкаться, Магнусу приказано запереть тебя в комнате и выкинуть ключ. Я не шучу, Кит. А когда вернусь, хочу услышать, что ты вела себя пристойно. Я намереваюсь передать тебя новому опекуну чистой и одетой, как подобает девушке из респектабельной семьи.
На лице Кит сменился целый калейдоскоп эмоций, от растерянности до гнева, пока верх не взяло нечто напоминающее отчаяние. Вода, стекая с кончиков волос, падала, словно слезы, на хрупкие плечи, а голос стал совсем тоненьким.
– Ты вправду собираешься это сделать?
– Найти для тебя другого опекуна? Разумеется. Ты должна быть счастлива, что больше не придется иметь дело со мной.
Она с такой силой сжала край полотенца, что костяшки пальцев побелели.
– Я не про это. Ты в самом деле продашь «Райзен глори»?
Ее страдание было почти физически ощутимым, и Кейн поморщился, как от удара, но устоял. Он вовсе не намеревался обременять себя разоренной плантацией, но разве она поймет?!
– Я не собираюсь оставлять деньги себе, Кит. Все пойдет в твой трастовый фонд.
– Плевать мне на деньги! Ты не можешь продать «Райзен глори»!
– Придется. Когда-нибудь тебе все станет ясно.
Глаза Кит потемнели, как штормовое море.
– Что же я наделала? Нужно было сразу разнести тебе голову – меньше осталось бы забот!
Вся ее маленькая, закутанная в полотенце фигурка выражала странное достоинство. Прошествовав мимо, она громко хлопнула дверью спальни.
– Вы хотите сказать, что во всей проклятой округе нет человека, который согласился бы опекать мисс Уэстон? Даже если я оплачу все расходы? – взорвался Кейн, пристально глядя на преподобного Роулинса Эймса Когделла из Радерфорда, Южная Каролина.
Тот, в свою очередь, внимательно изучал гостя.
– Это вполне естественно, мистер Кейн. Все мы знали Катарину Луизу куда дольше, чем вы.
Роулинс Когделл молил Бога простить его за удовольствие, которое он испытывал от разговора с этим янки. Герой Мишинери-Ридж, фу-ты ну-ты! Подумаешь! До чего же противно принимать у себя в доме этого человека! Но что поделаешь? Время такое. Куда ни обернись, всюду синие мундиры, и даже служителю Божьему приходилось осторожничать, чтобы не оскорбить власти.
В дверях появилась жена священника Мэри с подносом, на котором красовались четыре крошечных сандвича, намазанных прозрачным слоем клубничного варенья.
– Я не помешала?
– Нет-нет. Входи, дорогая. Мистер Кейн, моя супруга принесла вам редкостное угощение. Она славится своим клубничным вареньем.
Варенье доставалось со дна последней банки, которую Мэри запасла два года назад, когда еще был сахар, а хлеб отрезали от каравая, которого должно было хватить на всю неделю. Все же Роулинс был доволен, что она накормит гостя. Он лучше будет голодать, чем даст понять этому человеку, как они бедны.
– Я не буду, дорогая, не то перебью аппетит. Пожалуйста, мистер Кейн, берите два.
Кейн вопреки мнению преподобного Когделла был далеко не глуп и сразу сообразил, какую жертву приносят ему, предлагая это угощение на выщербленной фарфоровой тарелке с синим узором в китайском стиле. Он взял сандвич, которого вовсе не хотел, и произнес все требуемые комплименты. Пропади они пропадом, эти южане! Шестьсот тысяч лежат в могилах из-за их надменной гордости.
