– Присаживайся, мой мальчик, – предложил Пенуорти. – Это отличный французский коньяк, и я не хочу, чтобы ты его расплескал, если лишишься чувств.
– Я не лишусь чувств! – возразил обиженный до глубины души Маркус.
– Конечно нет, – согласился старик, наблюдая за Маркусом, который послушно опустился в кресло. – Мы с Фантиной заключили необычную сделку. Стали обмениваться информацией. Она хотела знать обо мне, а я – о ней. Поэтому между нами состоялся весьма интересный диалог. Правда, на это понадобилось несколько месяцев необычных визитов, которые по меньшей мере стоили половины моих съестных припасов, – и я наконец по крупицам узнал горькую правду.
Впервые за время этой странной беседы Пенуорти вздохнул, выдав сожаление, которое прятал в глубине души.
– Я был молодым человеком, а мать Фантины – красивой актрисой. Габриэлла Делярив. Хрупкая, удивительно живая женщина. Она недолго находилось под моим покровительством. – Пенуорти поднял голову. – Понимаешь, ее содержание обходилось слишком дорого.
Маркус кивнул. Пенуорти всегда славился тонким вкусом. Любая женщина, которой он увлекался, стоила значительно дороже, чем мог позволить себе молодой повеса.
– Я даже не знал, что она забеременела. Во всяком случае, не знал до тех пор, пока не стало слишком поздно. Похоже, я успокаивал себя тем, что отцом мог быть любой джентльмен, который был с ней близок.
– А вы уверены, что это не так?
Пенуорти пожал плечами.
– Фантина утверждает, что ее мать назвала отцом меня. И этого достаточно. – Он посмотрел на Маркуса, губы его надменно изогнулись. – Кроме того, у нее мои глаза. И моя самоуверенность.
Маркус мысленно представил лицо Фантины, сравнивая ее черты с чертами своего друга. Возможно, между ними и было фамильное сходство. Ее глаза бронзового оттенка были точно такими живыми и яркими, как у Пенуорти.
– У меня сразу же возникло желание окружить ее заботой. Не могу передать тебе, как мне хотелось ребенка. Мне всегда была невыносима мысль о жене, но я хотел иметь детей. Фантина… она словно ответ на мои молитвы.
– А где ее мать? – поинтересовался Маркус.
– Умерла. От оспы. Фантине было всего десять, когда после смерти матери она оказалась на улице.
– В десять лет? – Маркус с трудом мог осознать услышанное, хотя и знал, что подобное случается каждый день.
– Уже тогда она была умной. И понимала, что у проститутки нет будущего. – Старик посмотрел на Маркуса и пояснил: – Ее слова, не мои. Поэтому она одевалась как мальчишка, чистила карманы, чтобы выжить, но даже это было не так уж просто. Она не могла примкнуть к какой-то банде из-за страха, что ее разоблачат. Поэтому она оставалась независимой, настраивая одного главаря банды против другого.
Маркус кивнул.
– Вчера вечером мне довелось посмотреть на ее методы. Она упомянула имя Херди только для того, чтобы вывести Балласта из равновесия.
– Эти двое уже много лет борются за главенство на территории порта. Очень легко сыграть на этой вражде.
Маркус заерзал в кресле, не желая быть втянутым в обсуждение событий минувшей ночи.
– Вы позволили Фантине здесь жить?
Пенуорти поднял голову, и на мгновение Маркусу показалось, что его взгляд полон неизбывной мýки.
– Я не мог привести ее сюда. Ты же понимаешь, как бы это выглядело, как повлияло бы на мою репутацию.
Маркус нахмурился, предавшись воспоминаниям. Много лет назад Пенуорти внезапно стал пользоваться влиянием в политических кругах, получил настоящую власть. Если бы он признал ребенка и стал воспитывать его как родного, случилась бы катастрофа. Все бы узнали, что Фантина незаконнорожденная. Скандал разрушил бы его карьеру.
Пенуорти вновь вздохнул, этот вздох вырвался откуда-то из глубины души.
– Под вымышленным именем я отослал ее в школу. Знал, что тамошняя директриса снисходительно отнесется к не особо отточенным манерам Фантины.
– И?
Пенуорти уныло заглянул в пустой бокал.
– Фантина ненавидела школу. Терпеть ее не могла. Она два года жила сама. Вероятно, ежедневно делала выбор между жизнью и смертью. Слишком самонадеянно было ожидать, что она молча смирится с жизнью избалованной барышни.
– Она сбежала?
– И снова в трущобы…
Маркус покачал головой. Он понимал, что переход был бы слишком сложным. Но если бы ей удалось, она могла бы удачно выйти замуж, иметь надежный дом, детей – все, чего хочет любая женщина. Но она выбрала полную опасностей жизнь, погрязнув в нищете и преступлении.
– Не суди ее слишком поспешно, – негромко попросил Пенуорти. – Даже ты, рожденный в достойной семье, злишься на постоянные запреты. Нельзя было ожидать, что она с готовностью окунется в жизнь более замкнутую, чем ваша собственная.
Маркус вздохнул, признавая правду сказанного. И все-таки…
– Вы должны были опять предложить ей учиться.
– Я предлагал. И не раз. Но ни один замóк не может ее удержать. И ни одна школа не смогла ее удержать. Она всегда возвращалась в знакомый ей мир, и любые мои усилия были тщетны. – Он запнулся, и Маркус подумал, что у Пенуорти такой вид, будто он несет на своих плечах вселенский груз. – Я даю ей столько денег, сколько она принимает. Я щедро плачу ей за информацию. Делаю все, о чем она просит. Я даже предложил признать ее своей дочерью, но она гордячка. Вся в мать. Она не верит пэрам. Даже мне.
Маркус в этом нисколько не сомневался.
– Любой, кто вырос за кулисами, видит только неприглядные стороны аристократии.
– За кулисами жизни любой актрисы царят порок и распущенность.
– Тем не менее… – начал Маркус, но наставник перебил его:
– Именно поэтому я и вынудил тебя работать с ней. Ты должен мне помочь. Тебе я доверяю больше всех.
Маркус встретился с пристальным взглядом ясных глаз Пенуорти, в которых читалась мольба о помощи.
– Что угодно, – без раздумий ответил он.
– Не могу умереть спокойно, пока она на моей совести.
Слова Пенуорти эхом разнеслись по тихой библиотеке, Маркус весь похолодел, хотя мысль еще не оформилась. Не хотелось думать о болезни друга, но правда была известна обоим. Пенуорти может не дожить до следующего Рождества. Но как можно помочь человеку, который не хочет принять помощь или не нуждается в ней? Особенно такая своенравная, вздорная и красивая женщина, как Фантина?
Впрочем, отвечать ему не пришлось. Едва его мысль начала формироваться, как дверь распахнулась и на бумаги, разложенные у Пенуорти на столе, вновь закапал воск.
– Не сомневалась, что застану вас за коньяком! – воскликнула Фантина голосом благовоспитанной леди.
Маркус обернулся, мысленно готовясь увидеть ее в очередном вызывающем наряде. И девушка его не разочаровала.
На ней было скромное серое платье, причем с таким высоким воротом, что он едва ли не закрывал ей рот. Светлый тон ткани оттенял ее бронзовые глаза, изгиб темных губ и розовый румянец на щеках. Поэтому даже бесформенное платье, казалось, только еще больше подчеркивало соблазнительные формы, делая ее живым воплощение смелых фантазий любого школьника.
Но ужаснее было другое. Ужаснее всего было то, что она вошла в библиотеку под руку с одним из самых влиятельных джентльменов в мире – Уильямом Уилберфорсом.
Маркус едва сдержал стон.
– Добрый день, Уильям, – приветствовал его Пенуорти, вставая. – Проходите.
Маркус тут же последовал примеру Пенуорти, вскочил, освобождая кресло для хромого Уилберфорса. Гость дружески кивнул, тряхнул редкими тусклыми седыми волосами и, прихрамывая, двинулся вглубь комнаты. Фантина шла рядом с ним, явно готовая прийти на помощь в любую секунду, если он споткнется. Он не споткнулся. И садиться не спешил, а терпеливо ждал, когда присядет Фантина. Она с готовностью села, уютно устроившись в кресле, которое еще минуту назад занимал Пенуорти.
А Пенуорти тем временем устроился за письменным столом.
– Вижу, вы уже познакомились?
– Да, – вежливо ответила Фантина. – Когда мы встретились у вас на пороге, мне показалось, что так будет лучше. – Она повернулась к старику: – Вам принести чаю или предпочитаете напитки покрепче?
Маркус поморщился от ошибки Фантины. Они с Пенуорти уже отставили свои бокалы из уважения к религиозным убеждениям гостя.
– Господин Уилберфорс не пьет, Фантина, – мягко произнес он. – Считает, что пить – грешно.
Он заметил, как от невероятного изумления у Фантины округлились глаза.
– Прошу прощения…
– Пустое, пустое, – перебил ее Уилберфорс. – Откуда вам было знать. Кроме того, – подмигнул он, – вы так соблазнительно это предложили, что я едва устоял.
Любая светская девица сразу же покраснела бы от такого тонкого комплимента, и, к чести Фантины, стоит сказать, что она выдавила улыбку, но Маркус видел, что подобное поведение ей не присуще. Уилберфорс уже отвел ей роль пустоголовой мисс. Но если член парламента будет продолжать говорить таким снисходительным тоном, то реакция Фантины могла быть непредсказуемой.
