– Я, между прочим, надеялась, что в этом году ты приедешь домой, – надулась Луиза. – Ходить беременной хуже некуда: я толстая, плаксивая, совершенно трезвая. Представляешь Рождество без спиртного? Мои мать с отцом, родители Тима, Господи, я уже боюсь, твои приедут, а мне даже «Бейлиса» нельзя!
– Это лучший аргумент в пользу стерилизации, какой мне доводилось слышать, – отозвалась я. – А я собираюсь в Вегас. Ты все еще будешь с пузиком, когда я вернусь?
– Может, я все же выпью, – продолжала Луиза, постучав по животу кулаком. – Посмотрю, как ей понравится пара сладких вишен. Мое грудное молоко все равно на девяносто процентов будет состоять из совиньона.
– Моя мать поделится с тобой понюшкой крэка, – предположила я. – Или укольчиком метадона. По случаю Рождества.
– Нет! – Она отшатнулась от экрана. – Не верю, что твои мама с папой курят травку. Моя малышка тоже не верит, что твои родители курят анашу, а у нее еще и сознания нет!
Как – малышка? Я вскочила на ноги. Так у Луизы будет девочка? Как же я пропустила письмо?
– Малышка? – Я готова была постучать по экрану, чтобы привлечь внимание подруги. Иногда я забываю, что скайп не совсем то же самое, что соседский кот, вылизывающий задницу за моим окном: я разговариваю с женщиной, которая сидит за тысячи миль отсюда. – Значит, УЗИ показало у тебя девочку?
– Она никогда не была кем-то бесполым! Ты одна называешь ее дитем, – язвительно сказала Луиза. – Нет, мы УЗИ не делали и точно не знаем, просто материнская интуиция.
М-да. Я даже огорчилась.
Но ведь пока нет фотографии в фейсбуке, дите остается дитем, не правда ли?
– А признаки появились? – спросила я. – Симптомы всякие?
Беременность меня искренне ужасала, и я исподтишка забавлялась состоянием Луизы. Я считала беременность чем-то вроде изнурительного девятимесячного похмелья – тошнота, капризы, желание полежать и посидеть – и нападения лицехвата из «Чужих». Нечто живое внутри тебя! То, о чем ты не просила! Ну хорошо, признаю, с последним можно поспорить, но вы меня поняли. Никто не просыпается с мыслью: «Хочу, чтобы сегодня из моей вагины вылезло девятифунтовое орущее чудовище и два года цеплялось мне за сиськи». Дамочки думают – о-о, прелестные крошки. Им кажется, что они светятся счастьем. Они считают себя вправе занять последнее свободное место в метро. Они не задумываются о нескольких месяцах от и до – по крайней мере не так, как я. По мне, менструации – ежемесячное благословение, а не проклятие.
– Да. – Луиза сморщила нос. – Грудь жутко болит, и геморрой начинается. Но я все равно рада: через четыре месяца у меня будет настоящий младенец!
– Боже!..
– Я знаю.
Секунду мы пялились друг на друга в глазок. Я не знала, о чем думает Луиза, но готова была поспорить на кругленькую сумму, не о том случае, когда она завернула в одеяльце школьную морскую свинку, как ребенка, катала целый день в коляске, а потом уронила в пруд, пытаясь убаюкать.
– Так когда ты приезжаешь? – нарушила она молчание. Луизу невозможно заставить молчать дольше минуты, разве что закатить на ее свадьбе сцену и сломать руку жениху. В свою защиту добавлю – я сделала это всего однажды. – Я очень соскучилась.
– Если не улажу с визой, вернусь очень скоро и надолго, – пообещала я, связывая волосы в хвост – верный знак, что пора стричься, – и снова распуская их по плечам. – Помочь мне друзья не могут. Никто не хочет, чтобы я уезжала, но… По-моему, они относятся к моей проблеме не так серьезно, как могли бы.
Луиза изо всех сил старалась изобразить сочувствие, скрывая радость от перспективы заполучить дешевую няньку. Хотя младенца мне в жизни не доверят, даже через год. Вообще не доверят ничего ценного, даже коробку «Скай плюс» или айфон.
– Ты Алекса имеешь в виду? – спросила она. Я закусила губу. Луиза кивнула. – А ты с ним говорила?
Я молчала.
– Энджел, – Луиза строго посмотрела на меня, – тебе необходимо с ним поговорить и прямо сказать, какие мысли роятся в твоем крошечном мозге. Не ограничивайся невзначай брошенными намеками в надежде, что он уловит и все поймет. Что ты ему сказала?
– Что мне нужна новая виза.
Это была правда.
– А чего не сказала?
– Что я не подхожу ни под одну категорию тех, кому дают визу, а без нее меня в два счета вышвырнут из страны.
– То есть ты фактически с ним еще не говорила?
Как ни противно, это тоже было правдой.
– Отчего же? – весело соврала я. – Мы все время говорим.
Конечно, блин, мы не обсуждали это. Я думала о разговоре и пыталась завести беседу, но с самой вечеринки у Дженни Алекс либо спал, либо где-то шатался. Вряд ли стоило, сунув голову за дверь спальни, с веселой улыбкой выпалить: «Ой, дорогой, я еду в Вегас, а по возвращении у нас будет малюсенький разговор о том, как через четыре недели меня депортируют».
– Алекс не выносит принуждения, – попыталась оправдаться я. – Он только хочет знать, что все будет в порядке. Значит, все так и будет. Он сказал: «Поговорим об этом после Рождества». Нет смысла сейчас его волновать. Ему знать не обязательно.
– По-моему, ты пытаешься сказать, что это ты не выносишь принуждения, – отозвалась подруга. – Что будет, если тебе не дадут визу?
– Тогда мне конец.
– О, Энджел… – с досадой покачала головой Луиза, – Да, тебе хана. Давай уже возвращайся.
– Согласна, мне хана. – Высунутый язык – нормальный взрослый ответ, правда же? – Алекс всегда получает гастрольные визы и, видимо, не считает это большой проблемой. Честно говоря, я намного меньше волновалась до его отъезда в Японию, не сомневаясь, что работа обязательно подвернется прежде, чем начнутся проблемы, но вот…
В животе что-то резко оборвалось – как упавшая в пруд морская свинка.
– Знаешь, это мало поможет, но я верю, что у тебя все будет в порядке, – произнесла Луиза, сверкнув улыбкой, поддерживавшей меня в трудных ситуациях двадцать восемь лет. – Ведь речь идет об Энджел, которая неожиданно переехала в Нью-Йорк и поселилась там совсем одна, об Энджел, встретившей столько классных подруг, к которым я безумно ревную, об Энджел, на чью сумку я променяю любимого мужа. Так и знай, он весь твой, если согласишься.
– Ты не отдала бы мне Тима за сумку, если бы увидела ее сейчас, – сказала я, мрачно поглядев на потертую торбу, печально лежавшую на диване. – Да и не поможет тебе «Марк Джейкобс» с ночным кормлением.
– А Тим поможет? – саркастически осведомилась подруга.
– Убедительно, – признала я.
На компьютерном экране роскошная, сияющая Луиза обкусывала уже неровный ноготь.
– Эндж! – Она зажала рот рукой.
– Лу?
– Я очень боюсь заводить ребенка.
– О, замолчи! – Мне захотелось ее шлепнуть. – Ты будешь лучшей в мире мамочкой. С чего это у тебя сомнения?
– Ну, это… – Она быстро оглянулась назад, проверяя, что горизонт чист, и подалась к глазку веб-камеры. – Помнишь, как в школе я уронила в пруд морскую свинку?
– С Луизой говоришь? – Алекс, взъерошенный после дневного сна, вошел в гостиную в одних трусах и старой футболке с «Лед Зеппелин». После недавнего перелета и смены часовых поясов он спал когда попало. На секунду он остановился, прикидывая, как пройти через эпическую гору журналов, стикеров и маркеров, разбросанных по полу. Вместе с растущим беспорядком росла моя уверенность в получении визы, и, Боже, что за бардак царил в комнате! Вырванные страницы с выходными данными журналов, каракули моих пробных заголовков и целый сонм обведенных кружочком пар обуви, которые мне, конечно, работу не найдут, но эффективно мотивируют.
Через пару секунд он сдался, поцеловал меня в макушку и потопал к елке. Я вздохнула. Алекс дома всего пару дней, а конфет на елке почти не осталось. Я пыталась намекнуть, что леденцы с елки не едят до Рождества, но у него были железные аргументы: в мусорном ведре он видел два пустых шоколадных рождественских календаря от «Кэдбери» и целый ворох оберток от шоколадных елочных игрушек. Что ж, придется докупить полосатых леденцов. Доллар девяносто девять центов из принципа возьму из суммы на подарок Алексу.
– Да, – сказала я, закрывая макбук. – Не могу поверить, что она ждет ребенка. Она сама еще как маленькая.
– Люди все время рожают детей. – Он зубами сорвал обертку с сахарной вкуснятины зубами, на цыпочках прошел по моему «офису» и присел рядом. Как хорошо, что он дома. Настолько хорошо, что в животе защекотало и на язык просилось умильное «я тебя люблю». В животе лучше щекотка, чем леденцы, – меньше калорий. – С ней все хорошо?
– Да, – кивнула я. Мне казалось очень странным, что два таких важных для меня человека до сих пор не знакомы лично. – Завидует, что я лечу в Вегас без нее. А по-моему, все честно: ребенка-то она тоже без меня завела.
– Ну, с этим ей твоя помощь не требовалась, – засмеялся Алекс, положив голову на диван и глядя на меня. – Тебе разве мама не рассказывала о пчелках и цветочках?
