Усмехнувшись, в знак согласия он кивнул головой.
– Разумеется, леди Розамунда. Прошу меня извинить, если я забылся и нарушил приличия.
Капитан лукаво посмотрел на нее. Розамунда удивленно воззрилась на него.
– Но ведь эта новость не стала для вас сюрпризом, – продолжал он тем временем. – Вы же знали о том, что Трегарт в Лондоне.
– Да… – смутилась она, – знала.
Разговор зашел в тупик, и Розамунда почувствовала себя в чем-то виноватой. Но разве она поощряла его? Разве давала понять, что его общество ей очень приятно? Вовсе нет. Какие, однако, странные создания мужчины: порой им кажется, что предмет воздыханий отвечает взаимностью.
Лидгейт так стиснул зубы, что желваки заходили на скулах.
– А что, лорда Трегарта здесь нет?
– Вот именно, его здесь нет.
Капитан рассмеялся.
– Какой же он доверчивый малый. Будь я графом, ни за что не выпускал бы вас из виду даже на минуту.
– Его доверие вполне оправданно, – холодным тоном произнесла Розамунда.
Уклоняясь от дальнейших расспросов и намеков, она попыталась перевести разговор на другую тему.
– Лучше скажите, сэр, как вы себя чувствуете? Рана больше не беспокоит?
– Она зажила – по крайней мере так считают врачи, – ответил Лодердейл. – Мне уже пора возвращаться в полк.
Ей стало страшно. На горизонте опять маячила война с Наполеоном, который, по слухам, собрал немалые силы. Конечно, она не любила Лодердейла, но относилась к нему чисто по-дружески. Правда на какой-то миг ей стало досадно, почему у него рана не столь тяжелая, чтобы помешать приступить к исполнению его воинских обязанностей. Однако она не подала виду, что тревожится за его жизнь.
– Вы скоро уезжаете?
– На следующей неделе. – В его голосе явственно слышалось сожаление. – Трегарт приехал за вами, не так ли? Все же приехал. Его следовало бы высечь за выказанное пренебрежение. – Он с нежностью посмотрел на нее. – Вы брильянт чистейшей воды.
У Розамунды от волнения перехватило дыхание.
– Простите, мне непонятна ваша восторженность. Более того, мне не хочется это слышать.
– А мне, напротив, очень приятно говорить об этом, – перебил он ее. – Я рад, что вы наконец выходите замуж.
– Рады? – От удивления она часто заморгала.
Он придвинулся к ней поближе, так что она уловила запах вина в его дыхании.
– Неужели вы не догадываетесь, к чему я клоню, леди Уэструдер?
– Нет, не догадываюсь. Даже не могу представить себе, почему вы так обрадовались.
– Розамунда, дорогая, неужели вы не понимаете? Все так просто. Наконец-то мы сможем быть вместе, настолько, насколько могут быть вместе настоящие влюбленные.
Розамунда чуть не поперхнулась – настолько поразило ее это признание.
– Что?
Если бы у нее было больше воздуха в легких, недоуменное восклицание прозвучало бы как крик, но вместо этого с губ слетел еле слышный шепот.
– О, разумеется, вы должны будете исполнить свой долг перед ним, – горячо зашептал в ответ Лодердейл. – Мне ненавистна сама мысль о том, что вы можете оказаться в чьих-то объятиях. Увы, мы оба знаем, что это неизбежно. Если все будет складываться хорошо, то к моему возвращению у вас, вероятно, родится ребенок. И тогда мы сможем смело…
Он запнулся. Его возбужденный взгляд сперва остановился на губах, затем скользнул вниз и уперся в высокую грудь.
Наконец-то она поняла, что он имел в виду. Его намек привел ее в такое смятение, что она даже утратила дар речи. Наверное, она ослышалась или что-то неправильно поняла? Нет, его слова, его взгляд не позволяли усомниться в откровенности его намерений.
Столь бесстыдная наглость шокировала ее. Тошнотворный комок застрял в горле. Ужас и отвращение охватили ее, слезы выступили на глазах.
Но разве в глубине души она не догадывалась о его подлинных намерениях? Как было глупо с ее стороны сидеть сейчас рядом с ним и выслушивать его непристойные предложения, она даже не предполагала, что они могут быть такими гнусными. Как все-таки была права ее мать!
Лодердейл поднес к губам ее руку и поцеловал. Прежде чем она успела вырвать ее и вскочить, он уже выпустил ее ладонь.
Осознание того, что они находятся на вечере, среди многочисленных гостей, заставило Розамунду сдержать свой гнев. Едва слышно она произнесла:
– Не стоит обольщаться, капитан Лодердейл. Смею вас уверить, что не собираюсь вступать с вами в любовную связь.
Ее слова не произвели должного впечатления на Лодердейла. Нисколько не смутившись, он понимающе улыбнулся в ответ.
– Посмотрим, посмотрим. Боже, Розамунда, разве этот олух знает, что такое любовь. – Опять взгляд его темных глаз прожег Розамунду насквозь. – Но поверьте, дорогая, что я умею любить. Через несколько месяцев после замужества вы будете сами умолять меня сделать это.
Он явно увидел по глазам, насколько она шокирована, и, нахмурившись, заметил:
– О Боже, не стоит изображать праведное возмущение. Может быть, я и поверил бы, будь на вашем месте какая-нибудь другая леди. Но дочь незабываемой леди Стейн? Ну полно, полно, дорогая. Боюсь, вы слегка переигрываете.
Розамунда буквально кипела от негодования, и в то же время ей хотелось смеяться над собой. Какая наивность! Как же она заблуждалась, когда переживала из-за этого наглеца, и более того, боялась обидеть его. А ведь он не любил ее, а испытывал лишь физическое влечение. Он любил ее лицо и тело, как и все мужчины.
Она вскочила на ноги. Гнев, злость, возмущение душили ее.
Лодердейл тоже встал, но не успел ничего сказать, поскольку рядом, словно из-под земли возник Эндрю и предложил своей кузине бокал шампанского.
Ей хотелось броситься ему на грудь и расплакаться. Боже, как хорошо, что рядом с ней Энди!
Розамунда дрожащей рукой взяла бокал и сделала глоток.
Эндрю напрямую обратился к Лодердейлу:
– Дружище, кажется, у вас назначена встреча…
Несмотря на дружескую манеру обращения, в его словах слышалось столько твердости и металла, что из них можно было ковать гвозди.
– Совершенно верно, дорогой Лидгейт.
Лодердейл непринужденно поклонился, не упустив возможности бросить на Розамунду взгляд, полный страстного желания.
– Увидимся позже, на суаре у леди Бакэм.
«Напрасно надеешься», – злобно подумала Розамунда.
Она смотрела на Лодердейла. Как он уходил прочь, божественно прекрасный, неотразимый в своем военном мундире. Само совершенство! Хотя в действительности он был самовлюбленный хлыщ и наглец. Ей стало горько и обидно от всех тех красивых глупостей, которыми она тешила свое сознание. Оказывается, он не испытывал к ней никаких чувств, о которых так любил распространяться, им владело одно лишь похотливое вожделение.
– Ты чем-то расстроена. Что-то случилось? – Эндрю еле заметно кивнул в сторону ушедшего Лодердейла.
– Нет-нет, ничего.
Увидев проходивших вблизи знакомых, Розамунда поспешно изобразила улыбку, но улыбка получилась натянутой.
Энди не унимался:
– Он приставал к тебе? Может, вызвать его на дуэль и убить? Что скажешь, дорогая?
Хотя слова звучали, как всегда, легкомысленно, в его глазах не было и тени шутки, они были мрачны и серьезны.
Она покачала головой:
– Не стоит, Энди. Просто я…
Ее улыбка погасла и рассыпалась на мелкие кусочки, едва заметные в уголках губ, которые предательски подрагивали. Притворяться у Розамунды больше не было сил.
– Энди, будь так добр, отвези меня домой.
Предсказание Лидгейта, что «у Лиммера» всегда беспокойно, даже по ночам, сбылось полностью. Шум, пьяные крики, доносившиеся с нижнего этажа, не давали сомкнуть глаз. Невыспавшийся, измученный Гриффин оплатил счет и тут же выехал из гостиницы.
Чуть ранее Лидгейт прислал ему записку, в которой сообщалось, что согласно договоренности он подтверждает приглашение герцога остановиться в его доме. Только когда Гриффин поднялся следом за старым дворецким в отведенные покои, он поверил: все, что с ним происходит, – происходит на самом деле. Он спросил, где Монфор, но герцог отсутствовал и обещал вернуться поздно вечером. Лидгейт спал; не было никаких сомнений, что раньше полудня он вставать не привык.
Когда Гриффин вчера попал в дом Монфора, он не слишком пристально разглядывал внутреннее убранство особняка. Теперь же, шагая следом за дворецким, он внимательнее смотрел по сторонам.
«Грандиозно» – вот то слово, которое, по его мнению, лучше всего подходило для описания обстановки дома Монфора. Он нисколько не походил на обычные городские дома – это действительно был особняк, окруженный настоящим парком.
Холл при входе поражал величественной высотой и воздушным пространством, очень напоминая храм. Здесь было просторно, а гулкое эхо от шагов, ударяясь о стены, уходило вверх, под сводчатый купол. Холл украшали греческие статуи между колоннами, резные капители которых также были выполнены в греческом стиле.
