Кое-что привлекло мое внимание: — Как ты узнал, что агента зовут Дюпон? — спросила я. — Я никогда не называла его имени.
Алессандро выглядел слегка позабавленным: — На каждую информацию, которую они имеют на нас, у нас в десять раз больше информации на них. К тому же, Оскуро узнал его. Дюпон суетится с тех пор, как три года назад поступил на работу в ФБР.
Я слабо улыбнулась и пробормотала: — Конечно.
— Еще что-нибудь помнишь о встрече? — спросил он.
Я пробежалась по событиям. Дюпон выглядел так, будто действительно хотел убедить меня сдаться в полицию. Он назвал меня по девичьей фамилии. Он знал о моем браке с Алессандро и о его репутации. Он даже знал, что женщин не учат сражаться. Хотя, все это может быть общедоступной информацией.
— Нет, — пробормотала я. — Мы не разговаривали очень долго. Даже минуты.
Алессандро пристально посмотрел на меня: — Я надеюсь, что ты говоришь правду, София. Я уверен, что мне не нужно рассказывать тебе, что случается с предателями Наряда .
— Я бы никогда...
— Оставь это, — перебил он. — Я слышал эти слова тысячи раз, и они никогда не оказывались надежными.
Я не знала, что на это ответить.
Алессандро внезапно поднялся. Такой грациозный и хищный. Он обошел стол и склонился надо мной, поддерживая себя одной рукой. Его присутствие окружило меня.
Мое сердце начало громко стучать в груди.
— Ты уверена, что можешь сказать, что никогда не предашь меня? — спросил он. Алессандро приблизил свое лицо прямо к моему, наши носы почти соприкасались. Мне показалось, что я сейчас упаду в обморок. — Разве ты не почувствовала искушения? Готов поспорить, ты представляла себе это. Жизнь вне мафии. Ты могла бы пойти в колледж, выбрать себе мужа. Ты могла бы найти работу, ходить без телохранителя.
По собственной воле мои глаза опустились к его губам, а затем снова поднялись к его темным глазам. Они были слишком напряженными, слишком знающими. Я громко сглотнула: — Я живу только для того, чтобы быть хорошей женой для тебя и хорошей матерью для твоих детей.
На его лице появилась медленная улыбка: — О, ты идеальна, не так ли. Настолько идеальна, что, держу пари, ты даже не думала об уходе. — Алессандро наклонился ближе, наши носы соприкоснулись. Пот выступил на моей шее. — Просто скажи мне. Я никому не скажу. Ты когда-нибудь думала об уходе? — я открыла рот, но он прервал меня. — И никакой чуши, жена. Соври, и я не буду счастлив.
Алессандро загнал меня в угол, и, судя по его выражению лица, он тоже это понял. Я могла либо дать свой обычный покорный ответ и рисковать его гневом, либо дать свой правдивый ответ и тоже рисковать его гневом. Его выражение лица стало более интенсивным, словно он мог читать мои мысли.
Я сглотнула: — Это все в шутку... на самом деле я бы никогда не ушла.
Его глаза вспыхнули: — Скажи мне. Не было ли у тебя искушения принять предложение Дюпона?
— Не Дюпон, нет, — мой голос был мягким.
— Тогда кто?
Просто будь честной, но не до такой степени, успокаивающе сказала я себе. Не успела я опомниться, как слова сорвались с моих губ: — Моя сестра. В выпускном классе средней школы она очень хотела поступить в колледж, но папа сказал — нет. Тогда у меня был соблазн... я думала о том, чтобы уехать с ней. Но это было много лет назад.
На лице Алессандро появилось странное выражение: — Твоя сестра, — его тон был жестким. — Твоя умершая сестра.
Я посмотрела вниз на свои колени. Боль охватила мое сердце: — Да, моя сестра.
Алессандро еще не закончил со мной: — Почему вы тогда не уехали?
— Мы были молодыми девушками, что мы знали о мире? У нас никогда не было работы или даже банковского счета. И бросить семью? — я покачала головой. — Это были просто молодые девушки, представляющие себе что-то другое. За словами не было никакого веса.
— Конечно, нет, — в его голосе снова звучала злость. — Ты бы никогда не сделала ничего такого бунтарского. Не моя идеальная жена.
Я не сводила глаз со своих коленей. Фрикаделька снова посмотрел на меня.
Алессандро отступил назад. Я снова начала нормально дышать.
Он не сел обратно, а просто облокотился на стол. Я подняла голову и увидела, как он пробежал своими темными глазами по дорожке. Тишина тяготила меня: — Оскуро упомянул, что трасса снова откроется в марте.
— Если погода будет хорошей. — Алессандро перевел на меня взгляд. — Почему твоя собака носит обувь?
— О! — я подняла Фрикадельку, демонстрируя его ботинки. — Это его зимние ботинки, чтобы защитить его маленькие лапки от холода. Разве они не очаровательны?
Алессандро выглядел так, будто хотел назвать их многими другими словами, но только не милыми: — Он выглядит нелепо.
— Это не так, — я почесала живот Фрикадельке. Он тут же перевернулся на спину, обнажив живот.
Алессандро подошел к другой части стола: — У меня встреча с моими людьми. Оскуро проводит тебя домой.
Я знала, когда меня выгоняли. Я поднялась с Фрикаделькой на руках и начала выходить из кабинета. Когда я дошла до двери, Алессандро окликнул меня.
— София?
Я остановилась и обернулась, чтобы посмотреть на него. Он не смотрел на меня. Все его внимание было приковано к компьютеру, стоящему перед ним.
— В следующий раз ты сразу же позовешь Оскуро. Не утруждай себя небольшой беседой. Я понятно объяснил?
Несмотря на то, что он не смотрел на меня, интенсивность команды была очевидна: — Конечно. Этого больше не повторится. — я ушла, прежде чем он успел отдать еще больше команд.
Похороны Паолы Олдани, Тони Скалетте и Николы Риццо состоялись в течение трех дней. Это были самые депрессивные семьдесят два часа в моей жизни.
Все эти смерти произошли на моей свадьбе. Они были невинными гостями, и это привело к их смерти. Они не были на поле боя или на линии опасности. Они просто сидели на церковной скамье во время брачной церемонии.
Меня мучило чувство вины. Я старалась быть идеальным гостем. Я принесла еду для семьи в своей лучшей посуде и поговорила с каждым членом семьи по отдельности.
Но я знала, кем я была для них. Возможно, не причиной смерти их близких, но определенно способствующим фактором.
Вдобавок ко всему, церковь была отремонтирована, благодаря щедрому пожертвованию Наряда и в ней проходили похороны. Каждый раз, когда я оглядывалась вокруг, в моей голове проносились воспоминания о дне моей свадьбы. К теплой крови на моей шее, к огнестрельной ране в боку. Страх, запахи.
Ощущение конца жизни.
Алессандро не проявлял никаких эмоций... как и другие Роккетти.
Я стояла и сидела с Роккетти во время каждой церемонии. Люди избегали нашу маленькую группу, глядя на них с благоговением и страхом. Какая-то маленькая часть меня почувствовала приступ самодовольства, власти. Но я подавила это чувство.
— Такой ужасный день, — сказал Дон Пьеро. Он сидел справа от меня, а Алессандро слева. Все остальные были немного раздражены тем, что я сидела так близко к Дону, но он настаивал, что ему нужно «мягкое» присутствие для такого дня. — Такая бессмысленная смерть, — мы все выразили свое согласие.
Мне было трудно не думать о похоронах моей сестры. Всякий раз, когда я смотрела на море черного цвета, слышала проповеди священника или даже слышала, как земля падает на гроб, мои мысли возвращались к сестре. Я помню, как Кэт опускали в землю, как она исчезала от меня навсегда.
Когда я видела ее в последний раз, она была такой здоровой и яркой. Я отказалась посмотреть на тело, не желая омрачать свои воспоминания о ней. Но, возможно, мне следовало бы. Возможно, это помогло бы мне разорвать связь между нами, помогло бы мне двигаться дальше в мире живых.
Теперь это в прошлом, подумала я. В марте исполнится два года.
Когда священник отошел от помоста, Дон Пьеро поднялся. Он ничего не сказал на других похоронах. Его сыновья, Сальваторе и Энрико, тоже встали вместе с ним. На лицах всех Роккетти были спокойные маски, в то время как остальные были слегка растеряны.
