– А твой отец не вмешивался?
– Недавно он сказал Девлину, что ни о чем не догадывался. Он много работал и редко бывал дома. Он просил у Девлина прощения. И мы вроде бы его простили. Но эмоциональный ущерб, который был нанесен нам троим, компенсируется не сразу. Мы уважаем нашего отца. Но между нами нет теплых дружеских чувств.
– Мне очень жаль. – Уинни не знала, что еще сказать. Ей хотелось плакать от сочувствия малышу Ларкину. Но не в присутствии взрослого Ларкина Волффа.
Ларкин вгляделся в лицо Уинни. Шелестящие листья отбрасывали на ее щеки пятнистые тени. Она сидела, поджав ноги, и он вспомнил, что в такой же позе увидел ее вчера в спальне.
Любуясь изящной красотой Уинни, он чувствовал, что испытывает к ней нечто большее, чем обычное вожделение. Бледная кожа, стройные руки и ноги, пышная грудь, красивые светлые волосы, завязанные в хвост, выбившиеся прядки вокруг лица.
Молчание затянулось, и Уинни склонила голову:
– Зачем ты мне об этом рассказал? Я не ожидала от тебя такой откровенности. Ведь мы познакомились совсем недавно.
Ларкин пожал плечами:
– Я хочу, чтобы ты знала, почему я одержим ответственностью. Только последние два года, когда Девлин и Анна-Лиза наконец создали счастливые семьи, я почувствовал, как с плеч упал тяжелый груз. И это чувство мне нравится. Невыносимо видеть, как страдают любимые люди. Я пытался им помочь, но у меня ничего не получалось. Я не смогу пройти через это снова. А долгосрочные отношения с женщиной подразумевают ответственность.
– Ты не должен ничего мне объяснять.
– Может, и не должен. Но я хочу, чтобы между нами не было недомолвок.
– Спасибо тебе, – сказала Уинни, опустив взгляд.
Он сел рядом с ней:
– Сегодня слишком хороший день, чтобы грустить. Надеюсь, я не испортил тебе настроение.
Она поморщилась:
– Не испортил. Но я не могу не сопереживать тебе.
– Ты сама пережила довольно страшную потерю. И ты восстановилась.
– Я надеюсь.
Уинни была сдержаннее обычного. Ларкин задался вопросом, осуждает ли она его за неудачи, или думает о том, не унаследовал ли он материнские недостатки. Он взял ее за подбородок:
– Посмотри на меня, Уинни.
Они сидели так близко друг к другу, что он мог сосчитать веснушки на ее щеках, если бы захотел. Но на самом деле он хотел ее поцеловать. Когда Уинни его целовала, он чувствовал себя непобедимым или выигравшим редкий приз.
Она обняла его за шею:
– Мы играем в Тарзана и Джейн?
– Я представил, что ты завернулась в шкуру леопарда.
– Ах, мужчины! Какие же вы фантазеры.
– По-твоему, Тарзан не сексуален?
– Он охотник-собиратель. А женщинам нравится, когда о них заботятся. – Она коснулась его носа. – Мне нравится этот дом на дереве. Пожалуй, я не вернусь в Нэшвилл, а останусь здесь, где меня никто не найдет.
– Но ты не сможешь забыть о своей пастве.
– Верно. Однако не считай мою работу благородным начинанием. Мне нравится быть нужной. По сути я эгоистка.
Ларкин усмехнулся:
– Никогда в это не поверю. Кстати, возвращаясь к Тарзану…
– Да?
Он прижался щекой к ее щеке:
– Ты сказала, что женщинам нравится, когда о них заботятся. Но кто заботится о тебе?
– Обо мне позаботились мои родители.
– Я говорю не о деньгах. А твои родственники?
– Мои родители были в зрелом возрасте, когда я родилась. Когда я училась в начальной школе, умерли все мои бабушки и дедушки.
– Тети, дяди?
– Мои родители были единственными детьми в семье. Я всегда считала, что именно поэтому они сошлись. Будучи подростком, я замечала, что они не особенно увлечены друг другом. Они больше походили на друзей. Они очень дорожили своим сотрудничеством в работе.
– А твои друзья?
– Скажи, разве братья, сестра и двоюродные братья не лучшие твои друзья?
Ларкин нахмурился:
– Да. Ну и что?
– Мне не очень повезло, у меня не было кучи братьев и сестер. У меня, как и у тебя, было много репетиторов на дому. В университете мне не особенно нравилось, потому что я была слишком неуклюжей и застенчивой, чтобы общаться со студентами из богатых семей, и чересчур богатой, чтобы дружить со студентами из малообеспеченных семей. Я человек замкнутый. У меня есть знакомые женщины, которыми я дорожу и которым доверяю, но мы общаемся только по работе. Но я не жалуюсь. Я сама о себе позабочусь. Я рано этому научилась.
У Ларкина сдавило горло. Ему захотелось дать Уинни все, чего она была лишена. Общение необходимо даже сильным людям.
Ларкин медленно и нежно поцеловал ее в губы. Затем, не дожидаясь разрешения, он расстегнул ее бюстгальтер и снял его и топ через голову.
– Ларкин! – запротестовала она. – Что ты делаешь?
– Расслабься, – сказал он, коснувшись ее груди. – Нас никто не увидит.
Уинни закрыла глаза и учащенно задышала. Наклонив голову, Ларкин поцеловал ее малиновый сосок. Вчера ночью он едва ее рассмотрел. Его руки дрожали, во рту пересохло.
– Встань, дорогая.
Уинни смотрела на него широко раскрытыми глазами, пока он ее раздевал. Затем он быстро разделся сам.
Она смотрела на него как завороженная. Ларкин достал из кармана презерватив и надел его.
– Иди сюда, Джейн, – произнес он с усмешкой.
Это что-то новенькое! Уинни вызывает у него желание шутить, хотя он изнемогает от желания.
Она выгнула бровь:
– Здесь негде прилечь.
– Ложиться мы не будем. – Он притянул ее к себе и стоя вошел в нее. – Ох, Уинни, мне никогда тобой не насытиться.
Ларкин начал медленно двигаться. Уинни тут же подстроилась под его ритм и резко вздохнула, когда он чуть отклонился назад.
– Тебе нравится? – спросил он.
Она молча кивнула.
Уткнувшись лицом между ее грудей, он вдохнул теплый аромат ее кожи. Ни с одной женщиной он не чувствовал себя таким молодым и беззаботным. Ему казалось, что несчастливое прошлое исчезло и существует только прекрасное настоящее…
Уинни замерзла, ее ноги дрожали. Она лежала, растянувшись поверх Ларкина. Она не могла пошевелиться. Уинни чувствовала щекой сердцебиение Ларкина, размеренное и сильное.
Эйфория от физической близости испарилась, когда Уинни осознала горькую правду. Она влюбилась в одиночку Ларкина Волффа. Обнимая его сейчас, когда их никто не видит, она испытывает самое изысканное удовольствие в жизни. Все в нем замечательно. Его любит семья. Его уважают сотрудники компании, которые на него работают.
Как же ей теперь с ним расстаться? Хотя выбора у нее нет. Ведь она не может остаться и бороться за свою любовь. Ларкин предупредил ее с самого начала, что любит свободу и ничего не хочет менять в жизни. Если он действительно ей дорог, она поступит правильно, то есть уйдет. И не нужно ни о чем сожалеть. Человек, переживший столько горя, заслуживает мира и покоя.
Ларкин поигрывал с ее волосами, наматывая пряди на палец. Когда он коснулся пальцами ее шеи, Уинни вздрогнула.
– Нам не пора одеться? Вдруг нас обнаружат? – сказала она.
Он пощекотал ее:
– Я не могу пошевелиться. – Судя по явному удовлетворению в его тоне, Ларкин тоже ощущал их невероятное единение.
Под его взглядом она одевалась долго и неуклюже. Наконец он встал, надел трусы и брюки, зевнул и потянулся.
Присев на диван, чтобы обуться, Уинни посмотрела на Ларкина:
– Мы обещали помочь с оформлением праздника. Мне не хочется, чтобы твоя сестренка отправляла за нами поисковую группу.
– Ты права. – Он надел рубашку и пригладил рукой короткие волосы. – Раз обещали, пойдем помогать. – Он потянулся к Уинни и поцеловал ее в лоб. – Но сегодня ты ночуешь у меня, да?
Уинни с сожалением рассмеялась:
– Неужели ты думаешь, что после случившегося я тебе откажу?
Лукаво улыбнувшись, Ларкин сжал ее ягодицы:
– Кто знает? Женщины – существа капризные.
Ларкин спускался первым, придерживая Уинни.
Когда они спустились на пролет, он одарил ее горящим взглядом:
– Я не могу ждать до вечера. Давай прямо сейчас?
Уинни поняла, что Ларкин не шутит. При виде его желания она затрепетала.
Прежде чем она успела ответить, снизу послышался мужской голос:
– Я знаю, что вы там. Спускайтесь! Анна-Лиза изрыгает пламя, потому что мы не успеваем.
Уинни посмотрела вниз и увидела Кирана.
– Мы идем! – крикнула она, таща Ларкина за руку к следующей лестнице.
– Принесла его нелегкая, – тихо проворчал Ларкин.
– Веди себя прилично, – прошептала Уинни. – Идем помогать. Будет весело.
Открытый шатер для празднования дня рождения Сэма украшали всей семьей. Погода была великолепной, прогноз на субботу тоже был замечательный. Следовало надуть воздушные шары, завязать атласные ленты и развесить в шатре черно-белые фотографии Сэма: малыш Сэм со своим папой в Волфф-Маунтин, Сэм на вручении диплома в университете, Сэм с детьми Волфф на фоне фасада замка. На последней фотографии Анна-Лиза стояла с краю, глядя на человека, за которого в один прекрасный день выйдет замуж.
Несмотря на то что Анне-Лизе на фото было всего шестнадцать или семнадцать, выражение ее лица было совершенно как у взрослой. Уинни отлично понимала тоску в ее взгляде. Фотография так растрогала ее, что она ушла в противоположный конец шатра, чтобы побыть в одиночестве. Она составляла небольшие букеты из белых роз и расставляла их в лакированные вазы из черного дерева, когда к ней подошел Девлин Волфф. К ее удивлению, Девлин стал помогать ей, хотя он скорее сминал цветы большими руками.
