Сегодня утро пятницы, и в салоне все места заняты. И теперь так будет до самого Рождества.
Миссис Норман сидит в кресле и ждет меня. Ей назначено на десять часов. Кристал уже вымыла и расчесала ее волосы. Я выдавливаю улыбку, приветствуя одну из моих любимых клиенток.
– Как ваши дела, миссис Норман?
– Все хорошо, дорогуша.
– Все как обычно?
– Да, – говорит она. – Сделай сегодня поплотнее. Прическа должна продержаться весь уик-энд.
Разделив волосы на пряди, начинаю их наматывать на розовые бигуди, и миссис Норман задает мне все тот же вопрос:
– Как твоя любовная жизнь, юная Дженни?
– Отлично, миссис Норман, – говорю я слишком громко. – У меня замечательная личная жизнь!
Все перестают работать и смотрят на меня. В зеркало я вижу, что миссис Норман потрясена, поскольку слышит что-то новое, а не обычный невразумительный ответ «Да все по-прежнему, все по-прежнему».
– Я встретила чудесного мужчину, когда была в отпуске, – продолжаю я к удовольствию всех прислушивающихся. – Он добрый. Веселый. Красивый. – Фотография Доминика лежит у меня в кармане, и я кладу ее перед миссис Норман. Она едва не подпрыгивает от неожиданности. – Вот он!
И пока я накручиваю ее волосы на бигуди, миссис Норман надевает очки и всматривается в фотографию.
– Это он в красном платье? – спрашивает она.
Поскольку на фотографии только два человека, и один из них я, то, думаю, это правильное предположение.
– Да, – отвечаю. – Это он.
– Он здоров как бык, – звучит приговор миссис Норман.
– Конечно!
– Я не глухая, – указывает миссис Норман. – Нет нужды так кричать, Дженни, дорогая.
Но я думаю, что есть нужда так кричать. Я думаю, есть нужда кричать об этом со всех крыш.
– Он заставляет меня чувствовать себя так, как никто и никогда раньше, – говорю я так громко, как только могу. – Когда я в его объятиях, я теряю себя. И тогда больше нет чертова скучного парикмахера из Бакингема, и я становлюсь той, кем хочу быть. И если это не любовь, то я не знаю, что это.
– Это хорошо. – У Миссис Норман немного испуганный вид.
– Я люблю его, – объявляю я. – И мне плевать, устраивает это остальных или нет! Это моя жизнь, и я делаю с ней все, что хочу!
Я заканчиваю наматывать волосы миссис Норман на бигуди и плотно обвязываю их сверху розовой сеточкой для волос. Внезапно я понимаю, что тяжело дышу, а в салоне такая тишина, что будет слышно, если упадет булавка. Ножницы замерли в воздухе. Если не ошибаюсь, прохожие остановились и заглядывают к нам в окна.
– Чашечку чаю? – говорю я в звенящей тишине.
– Да, пожалуйста, – кротко отвечает миссис Норман.
– Хорошо! – Я хлопаю в ладоши. – Одна чашка чая и два ваших любимых карамельных печенья сейчас будут поданы!
Оставшуюся часть дня и весь следующий все ходят вокруг меня на цыпочках. Кристал делает все, что я ни попрошу, без протестов и жалоб. Она даже сметает волосы прежде, чем я успеваю сказать ей. Им всем, конечно, кажется, будто они имеют дело с психопаткой. Ну и пусть!
В обеденный перерыв я не выдерживаю и делаю попытку примирения, предлагая сбегать за сэндвичами. Я беру ручку, блокнот и встаю.
– Фрукты, – говорит Нина, – любые.
– Ветчина и сыр с салатом. Без майонеза. – Кристал боится взглянуть на меня, как бы я опять не сорвалась.
– Копченый лосось, – произносит Тайрон, для поддержки хватая Клинтона за руку. – Пожалуйста.
– Что-нибудь еще?
Он качает головой, и я делаю короткую пометку.
Он кивает.
– Клинтон?
– Клюква и багет бри, пожалуйста, Дженни.
– Праздничное блюдо, – комментирую я.
– Да, – тихо соглашается он. – Пытаюсь поднять себе настроение.
– Стеф?
– Мне коронационного цыпленка[54] на тосте с салатом.
Я обвожу всех взглядом.
– Это все?
Все молча кивают.
Келли сидит у стойки и подпиливает ногти.
– Что-нибудь принести из кафе?
В ответ она поднимает диетический батончик.
– Все хорошо?
– Да, – говорю я. – Все пришло в норму.
– Тот парень тебе, должно быть, и вправду по душе.
– Да. – Конечно, «по душе» – это преуменьшение. – Уверена, что ничего не хочешь?
– Нет, спасибо, дорогая. Филу не нравится, если я слишком толстею.
Честно говоря, Келли весит вряд ли больше 56 килограммов, да и то, если насквозь промокнет. А ее жирдяй-бойфренд просто гад.
Со списком в руках вылетаю из салона и направляюсь в кафе. Рождественские огни сияют во внутреннем дворе, раскачиваясь под порывами ветра. Опустив голову, я собираюсь перейти переулок, когда кто-то хватает меня за руку и тянет назад.
В двух дюймах от меня – Льюис Моран.
– Привет, бэби, – говорит он, дыша мне в лицо.
Да, именно так и говорит. Я не выдумываю.
– Ты не отвечаешь на мои звонки, – жалуется он. – Не хотелось бы думать, что ты избегаешь меня.
– Но я избегаю вас, – отвечаю я. – Потому-то и уехала в Африку. А это для меня намного сложнее, чем выпрыгнуть из окна туалета в объятия радушных лесбиянок, и все только ради того, чтобы избежать общения с вами.
Он смеется в ответ.
– Посещение другого континента можно считать серьезным способом избегания, – указываю я.
– Я легко не сдаюсь, – продолжает Льиюс.
– А теперь я вернулась и люблю совсем другого.
Я вижу, как в его лице что-то дрогнуло.
– Но мы с тобой созданы друг для друга, – возражает он мне.
– Нет, не созданы. Уж в этом-то я абсолютно уверена.
– Если бы только ты дала мне шанс, то…
– Я так и сделала, – перебиваю я его. – Но вы были ужасны. На самом деле ужасны. Если бы вы хоть чуточку понимали, что происходит, вы бы уже давно сдались.
Он тычет в меня пальцем и усмехается.
– Ты будешь моей, я обещаю.
– А я вам обещаю, что не буду. – Я показываю ему список сэндвичей. – А теперь, извините, у меня важное дело, которым я должна заняться.
Льюис отступает, и я опять пытаюсь перейти через дорогу.
– Я не собираюсь сдаваться, – кричит он вслед. – Вот увидишь.
Но я, кажется, больше не боюсь его. Он просто невысокий, толстый, заблуждающийся человечек, а во мне появилась новая храбрость. Я могу раздавить Льюиса Морана, как надоедливую муху.
В конце концов, я женщина воина масаи!
Миссис Сильвертон пришла уложить волосы.
– Ну, и как ты провела отпуск? – спрашивает она.
Все делают быстрый вдох, разговоры прекращаются, а ножницы испуганно замирают в руках.
– Все прошло прекрасно, – сладким голосом говорю я. – Правда, прекрасно.
Все выдыхают. Разговоры и стрижки возобновляются.
– Я же тебе говорила, – подмигивает мне миссис Сильвертон. – Я знала, что тебе понравится.
– О таком можно было только мечтать.
– А мы опять туда едем, – говорит моя клиентка. – Теперь уже не можем удержаться. Я заказала короткую поездку на Рождество. Только мы с мужем. Вдвоем. Жутко дорого. Представь себе, у нас перелет из Найроби прямо в Мара. И мы управимся за уик-энд.
– Вы летите прямым рейсом?
Она кивает.
– На несколько тысяч дороже, но оно того стоит. Избежим бесконечно долгой поездки. В прошлый раз у меня чуть не растрясло почки. – Миссис Сильвертон делает паузу, чтобы вздохнуть, и смотрит на меня. – Что ты делаешь на Рождество, Дженни?
– Я? Ну… ничего.
Моя клиентка будет развлекаться в двух шагах от моего возлюбленного, а я опять должна сидеть дома в полном одиночестве, если не считать сварливого кота. На ужин будет индейка и рождественский пудинг в кастрюльке на одну порцию. И придется самой тянуть за оба конца хлопушки с сюрпризом[55] – ведь я одна. Внезапно меня окутывает невыносимая печаль. Даже не знаю, смогу ли я заставить себя украсить рождественскую елку, не говоря уже о чем-нибудь другом.
– Мы ждем не дождемся отъезда, – продолжает миссис Сильвертон.
И я перестаю ее слышать. Моя клиентка щебечет о том, где они остановятся и что будут делать, но я могу думать только о том, что так быть не должно. Я не должна быть несчастной и одинокой. Я тоже могла бы поехать в Масаи-Мара на праздники и провести с Домиником пару дней. Я могла бы полететь прямым рейсом прямо к нему.
Были бы деньги.
Я заканчиваю прическу миссис Сильвертон. Она, конечно, даже не заметила, что я погрузилась в свой собственный мир, поскольку дает мне очень большие и очень желанные чаевые.
За стойкой я записываю дату ее следующего визита и поворачиваюсь к Келли.
– У меня еще осталась неделя отпуска, – говорю я ей. – Есть ли у меня шанс получить свободные дни между Рождеством и Новым годом?
Пальцем с отличным маникюром Келли пролистывает на компьютере экраны назначений.
– У тебя не так много заказов, – признает она. – Кто-нибудь из твоих клиенток будет возражать?
– Большинство из них записано на двадцать третье.
В канун Рождества мы больше не работаем. Раньше мы записывали клиентов на этот день, но многих гораздо больше привлекал паб, и они отменяли заказы. Если Келли скажет «да», то я смогу улететь двадцать четвертого.
