На следующее утро я проснулся рано. Мама и Леонард еще спали, как и Натали. Я сделал то, что, очевидно, не прибавит у них доверия и не улучшит мою репутацию: взял без спроса грузовик Леонарда, оставив записку, что вернусь позже, что буду осторожен и прошу прощения — просто не хотел никого будить.
Я поехал в то самое кафе на Венис-Бич, где собирал сообщение из татуировок для Дафны — ПОЗВОНИ МНЕ, — и заказал кофе с бутербродом. Презентация Тадеуса Дина на конференции по взаимосвязанности и разрешению конфликтов в Бартон-центре начиналась в одиннадцать. Времени было достаточно.
Думаю, с той самой минуты, как я увидел его в расписании конференции — ухмылка, квадратные очки, руки сложены на груди, стоит, прислонившись к кирпичной стене, — я знал, что отправлюсь на эту встречу. Может, подойду к нему после лекции, пока у него все еще работает гарнитура с этим дурацким маленьким микрофоном. Может, он взглянет на меня как на очередного молодого, честолюбивого предпринимателя, который надеется научиться у него премудрости. «Да? — скажет он. — Что бы вы хотели узнать?»
А может, посмотрев на меня, он узнает свои собственные черты, протянет ко мне руки или даже раскроет объятия. «Ривер! — воскликнет он. — Мой мальчик! Мой сын! Посмотри, как ты вырос!»
Я не знал, чего ожидать, когда увижу его лицом к лицу. Но ни один из сценариев, которые я проигрывал у себя в голове, не включал ситуацию, где я стоял в одиночестве у Бартон-центра, потому что все билеты на конференцию давным-давно были распроданы.
Охранник, чья задача была отшивать мне подобных, не испытывал никакого сочувствия. Он с бесстрастным лицом преградил мне путь.
— Мне… мне надо поговорить с Тадеусом Дином. Пожалуйста. Это очень, очень важно.
Толпа позади меня была огромной и продолжала расти; люди шли с пропусками, повесив их на шею за шнурок.
— Извини, приятель.
— Вы не извиняетесь.
Охранник уставился на меня.
— Я имею в виду, что это не похоже на настоящее извинение. Когда вы извиняетесь, то признаете, что причинили кому-то боль… а сейчас вы явно не понимаете, что причинили боль мне.
— Отойди.
Я отошел на полшага. Может, стоило войти в другую дверь, попытать счастья с другим охранником, но я стоял, как скала среди бурного прилива. Когда все исчезли в здании, охранник вновь повернулся ко мне.
Он оглядел меня сверху донизу:
— Этот парень действительно тебе так нужен?
Вопрос был хороший. Это и был тот самый ВОПРОС. Так ли нужен мне Тадеус Дин?
— Он мой отец.
— Тогда почему у тебя нет пропуска?
— Потому что он не видел меня лет двенадцать.
Охранник был изумлен:
— У тебя есть какие-нибудь документы?
Я показал ему новенькие водительские права:
— Видите? Моя фамилия тоже Дин. По крайней мере, сейчас. Я собираюсь ее менять.
Охранник взял их, потом протянул обратно, пожал плечами и открыл дверь:
— Входи.
Аудитория была переполнена; некоторые сидели на полу, скрестив ноги, как нетерпеливые дошкольники. Я стоял позади всех. Наконец свет погас, и прожектор осветил пустую сцену. Когда на ней показался Тадеус Дин, зал наполнился громом аплодисментов.
— Спасибо. Спасибо. Большое спасибо. — Руки к груди. Легкий наклон головы. — Спасибо. Большое спасибо. Когда я был маленьким, — начал отец, — у меня были большие мечты.
Он продолжил говорить, а я подумал: «Когда я был маленьким… то не понимал, куда ушел мой отец.
Когда я был маленьким… меня водили к терапевту в грязных очках, чей кабинет пропах пачулями.
Когда я был маленьким… то отказался от предложения Мэгги одолжить ее отца, потому что считал, что у меня есть мой собственный».
Если наследственность — лучший индикатор того, что происходит с тобой в жизни, мои дела налаживались. Я мог ускользнуть от наследственности. Скоро я стану Ривером Энтони Марксом. Тем, кто в глубине души верит в силу настоящих человеческих взаимоотношений.
Я не был похож на своего отца. Он ничему не мог меня научить. И мне нечему было у него учиться. В самый разгар речи Тадеуса Дина я ушел. Этим утром путь из запутанной ситуации лежал под знаком «выход». Я покинул аудиторию, распахнув тяжелые двери и оставив их закрываться самостоятельно. Я надеялся на громкий хлопок, но услышал только тихое «ш-ш-ш».
Глава двадцать третья
Секунду мои глаза привыкали к полуденному солнцу, а в следующий момент я осознал, что вижу перед собой…
Дафну.
В одиночестве отреченно сидящую на бетонной скамье.
Она неторопливо встала и махнула рукой; на солнце блеснули ногти, выкрашенные в серебристый цвет.
Я подбежал к ней и задал самый очевидный вопрос:
— Ты что здесь делаешь?
— У меня было предчувствие, — сказала она. — Я знаю тебя, Ривер, и я знала, что ты не сможешь не прийти. Поэтому я подумала, что тебе может кто-нибудь понадобиться. После.
— Но откуда ты…
— У меня тоже есть Гугл.
Я вздохнул и опустился на скамейку, внезапно растеряв все силы.
Дафна села рядом, но не взяла меня за руку. Случись это год или даже несколько недель назад, я бы решил, что Дафна пришла сюда сказать, что тоже меня любит, что важна только наша любовь и у нас все будет хорошо. Я бы представил, как мы садимся в мой грузовик, пристегиваемся и я везу ее к закату. Две кинозвезды в великолепной концовке.
Но с тех пор я повзрослел.
— И как там было?
Я подумал, прежде чем ответить.
— Было хорошо.
Я посмотрел на Дафну. В ее прекрасные темные глаза.
— Дафна, я не пытался вернуть Пенни. Я…
— Знаю, что не пытался, и в любом случае это не важно. Мы… произошла путаница. И когда мы все это начали, я понимала, что напрашиваюсь на неприятности. И ты тоже это понимал. Нам надо было слушать свой внутренний голос. Нашу лучшую часть. Которая говорила, что ничего начинать не следует. Хоть мне и неприятно это признавать, листовка Эверетта права.
Я смотрел на татуировку с розами, оплетавшими ее прекрасное запястье.
— Мама говорит, ты действительно хороший парень. Она сказала, что ты хороший, хотя и совершал ошибки.
— А кто захочет встречаться с парнем, который нравится маме?
Дафна покачала головой:
— Я не хочу встречаться с зависимым, чем бы твоя зависимость ни была — наркотики, любовь, ложь. Я не могу быть с тем, кому я нужна, чтобы он был собой доволен. Хватит с меня заботы о других. Сначала нам нужно разобраться с самими собой. Так вот, Ривер, чего я хочу, так это быть твоим другом. Хочу, чтобы ты был моим другом. И в конечном итоге… мы станем лучше. Я надеюсь.
— Дафна, я…
— Знаю, ты извиняешься. Я слышала это вчера вечером. Я тебе верю. И знаю, что ты скучал по мне, потому что… я тоже по тебе скучала. Но это не значит, что все нормально, и это не значит, что мы должны быть вместе. Это значит, что тебе надо найти другую группу или хотя бы того, с кем можно поговорить…
Спустя минуту я кивнул.
Наконец Дафна взяла меня за руку, но только чтобы пожать.
— Друзья? — улыбнулась она.
Мне хотелось схватить ее руку, как ту веревку в Эхо-Парке. Но я отпустил ее:
— Постараюсь.
— Постараешься?
— Да. Это лучшее, что я могу предложить, — правду. Я постараюсь быть тебе другом. Хорошим другом. Но не откажусь от мысли, что однажды… ты увидишь меня другими глазами. И когда это произойдет, потому что…
— Ты начнешь качаться? Накачаешь свои тонкие ручонки?
— Нет! — Я толкнул Дафну плечом и прислонился к ней. — Потому что я это заслужу.
Она улыбнулась.
— И я буду рядом. Я собираюсь в Калифорнийский университет. Не потому, что хочу сберечь деньги Тадеуса Дина, поскольку ты права — он мне должен. И не потому, что боюсь уезжать. И не из-за тебя. Я собираюсь туда, потому что хочу там быть. Как говорит Эверетт, здесь. Я хочу быть здесь. Я хочу этого. Сейчас.
— Молодец! — засмеялась Дафна.
