Эмма посмотрела на мать.
– Мама, ничего она не пыталась.
– Эта женщина – Сидни Уэверли? – Он протянул им фотографию. – Вы совершенно уверены? У нее есть ребенок? Маленькая девочка?
– Да. Ее зовут Бэй, – подтвердила Ариэль.
– Мама, – предостерегающе одернула ее Эмма: такие вещи посторонним людям не говорят.
Незнакомец немедленно ослабил напор, почувствовав, что Эмма заподозрила неладное. Да, он был хорош.
– Спасибо за помощь. Доброго вам дня, дамы.
Он подошел к дорогому внедорожнику и уселся в него. После его отъезда небо потемнело еще сильнее, как будто он имел к этому какое-то отношение.
Эмма нахмурилась; ее не оставляло какое-то странное чувство. Она вытащила рукоять шланга из бака и повесила его на место. Она никогда особенно не жаловала Сидни, это верно. Но здесь определенно что-то было не так.
– Я заплачу за бензин, мама, – сказала Эмма в надежде добраться до сумочки, где лежал ее сотовый телефон.
Но Ариэль уже вытащила кредитку.
– Не говори глупостей. Я расплачусь сама.
– Не нужно. Я схожу.
– Вот, держи. – Ариэль вложила кредитку в руку дочери и уселась обратно в машину. – Прекрати спорить и иди заплати.
Эмма вошла в здание заправки и протянула кассиру кредитку. Незнакомец никак не шел у нее из головы. Дожидаясь, пока банк подтвердит платеж, она сунула руки в карманы ветровки и нащупала что-то твердое. На ладони у нее лежали два четвертака. Она была в этой куртке в тот день, когда Эванель дала ей деньги.
– Простите, – сказала она кассиру. – У вас здесь есть таксофон?
* * *
Ветер не утихал весь день. Сидни и Клер пришлось привязать углы скатерти к ножкам стола, а свечи решено было не ставить вовсе, потому что ветер задувал огонь. Вместо свечей Клер принесла прозрачные пакеты янтарного, малинового и бледно-зеленого цветов и вставила в них фонари на аккумуляторах из своих запасов, отчего они стали похожи на светящиеся свертки с подарками, расставленные на столе и вокруг яблони. Яблоне они пришлись явно не по вкусу, и она упрямо сшибала их, когда никто не видел, так что пришлось поручить Бэй держать строптивое дерево в узде.
В этом саду никогда не водилось ни птиц, ни мошкары – с ними расправлялась жимолость, – так что идея устроить обед на свежем воздухе была поистине замечательной. Сидни недоумевала, почему никому в их семье это не приходило в голову раньше, потом вспомнила про яблоню и поняла почему. Она так старалась стать частью семьи, но, кроме нее, больше никто не хотел этого.
Сидни вспомнилась прошлая ночь. Ей не спалось, и она пошла взглянуть на спящую Бэй. Клер была у Тайлера, и эта ночь, пожалуй, стала первой, которую она, Сидни, провела дома одна, когда на ней лежала ответственность за все.
Бэй мирно спала, и Сидни нагнулась поцеловать ее, а когда распрямилась, то увидела два маленьких розовых яблока, притаившихся в складках одеяла, которое сбилось в ногах кровати. Сидни подобрала их и подошла к открытому окну. По полу тянулась дорожка из трех яблок. Сидни подобрала и их тоже.
Она выглянула в окно и заметила в саду какое-то шевеление. Яблоня изо всех сил тянула свои сучья к столу, который Тайлер помог им вынести в сад. Ей даже удалось обвить ветвями одну ножку, и за нее она пыталась подтянуть стол поближе.
– Эй, ты, – шикнула Сидни в ночь. – А ну прекрати!
Стол остановился, и яблоня отдернула ветви. Она немедленно затихла, как будто хотела сказать: «Я ничего такого не делала».
* * *
Эванель первой прибыла на праздник, который Сидни шутливо именовала Торжественным Ужином в Честь Лишения Клер Девственности.
Клер взяла с нее слово ни в коем случае не называть его так при других.
– Привет, Эванель. А где Фред? – спросила Сидни, когда пожилая дама вошла на кухню.
– Не смог прийти. У него свидание. – Эванель водрузила на стол свою объемистую сумку. – Он совершенно потерял голову.
Клер оторвалась от плиты, где кипели в кастрюле початки кукурузы.
– Фред с кем-то встречается?
– Можно и так сказать. Один преподаватель кулинарии из Орионовского колледжа пригласил его поприсутствовать на курсах, которые он ведет. Фред считает, что сегодняшнее занятие – это свидание.
– А почему он потерял голову?
– Потому что я дала ему одну вещь, которая привела его к этому преподавателю, а не к Джеймсу, как он надеялся. А Фред, разумеется, вообразил, что теперь у него с этим преподавателем будет любовь до гроба. Порой он доводит меня до белого каления. Ничего, скоро поймет, что все решения принимает он сам. Я только даю людям вещи. То, что они с ними делают, от меня не зависит. Представляете, он даже просил меня незаметно раздобыть для него сегодня яблоко с вашей яблони, как будто оно скажет ему, что делать.
Клер слегка поежилась, хотя от плиты исходил жар.
– Никогда нельзя предугадать заранее, что скажет тебе яблоня.
– Это верно. Мы не знали, что она поведала вашей маме, пока она не погибла.
В кухне воцарилась тишина. Вода перестала кипеть. Часы прекратили тикать. Сидни с Клер безотчетно придвинулись поближе друг к другу.
– То есть как это? – спросила Клер.
– Боже правый! – Эванель схватилась за голову. – Боже правый, я дала вашей бабушке слово, что никогда не расскажу вам об этом.
– Мама съела яблоко? – спросила Сидни недоверчиво. – Яблоко с нашей яблони?
Эванель возвела глаза к потолку.
– Прости, Мэри. Но разве теперь это может кому-то повредить? Погляди только на них. Они отлично справляются, – сказала она, как привыкла разговаривать с призраками, которые ничего не могли ей ответить.
Потом выдвинула из-за стола стул и со вздохом уселась.
– После того как вашей бабушке позвонили и сообщили, что Лорелея погибла в той жуткой аварии, она все поняла. Она рассказала мне об этом, когда слегла, примерно за два месяца до того, как ее не стало. Насколько мы с ней поняли, Лорелея съела яблоко, когда ей было около десяти лет. Очевидно, в тот день она увидела, какой конец ее ждет, и все те дикие выходки, которые она устраивала с тех пор, были вызваны надеждой сделать так, чтобы это оказалось неправдой. Мы пришли к выводу, что из-за вас она вернулась сюда, на какое-то время смирилась со своей судьбой, потому что хотела, чтобы о вас было кому позаботиться. Мэри сказала, что в ту ночь, когда Лорелея исчезла во второй раз, она нашла ее в саду, впервые с тех пор, как она была ребенком. Наверное, в ту ночь она съела второе яблоко. Здесь все было так хорошо, может быть, Лорелея думала, что ее судьба изменилась. Но ничего не изменилось. Вас обеих она оставила здесь ради вашего же благополучия. В той жуткой аварии она должна была погибнуть одна. Яблоня всегда питала слабость к вашей матери. Думаю, она знала, что ее плоды покажут Лорелее что-то плохое. Она никогда не бросалась в нее яблоками, как в остальных членов семьи. Нам она все время пытается что-то сказать. Но Лорелее пришлось приставить лестницу, чтобы сорвать яблоко. Мэри вспомнила, что после отъезда Лорелеи обнаружила брошенную лестницу у гаража. Как вы, девочки, в порядке?
– Все нормально, – сказала Клер, но Сидни все еще пребывала в некотором потрясении.
Ее мать не выбирала свою судьбу. Она не выбирала ту жизнь, которую вела. А вот она, Сидни, пытаясь подражать матери, сама избрала поступать так, как поступала.
– Я, пожалуй, пойду в сад, – сказала Эванель.
– Только осторожно. Яблоня сегодня что-то совсем от рук отбилась. Все пытается пододвинуть стол. Даже Бэй не под силу ее урезонить, – сказала Клер. – Мы очень надеемся, что она не напугает Генри с Тайлером.
– Если эти ребята будут с вами, лучше вам рассказать им все без утайки. Когда мне было шесть, я первым делом сказала своему будущему мужу: «Я раздаю всем вещи. Такая уж я уродилась». Он был так заинтригован, что в ту же ночь пришел под мои окна.
Эванель взяла свою сумку и вышла в сад.
– Думаешь, она права? – спросила Сидни. – Ну, насчет мамы?