Ближе к вечеру я говорю Доминику:
– Мы идем на вечеринку. И я хочу, чтобы ты был в своем парадном наряде.
Мой воин масаи колеблется. Возможно, он помнит, что в прошлый раз, когда он надел свой лучший племенной наряд, получилось не так, как ему хотелось.
– А не лучше ли надеть европейскую одежду?
– Хм, – говорю я, притворяясь, что раздумываю. – Нет, не сегодня.
Я раскладываю всю его традиционную одежду, и он надевает ее, не возражая.
О, как его вид напоминает мне о том катастрофическом званом обеде! Но это же было так давно! Надеюсь, сегодняшняя вечеринка вселит в Доминика уверенность в себе и его месте в деревне.
Я помогаю моему возлюбленному. Поверх красного shuka он надевает оранжевую юбку, украшенную бусинками и крошечными зеркалами, и завязывает ее низко на бедрах. Чтобы не напугать дам, мы решаем оставить мачете дома. Доминик надевает на запястья и лодыжки браслеты, затем накручивает вокруг тела нити бус и увенчивает их своим искусно сделанным свадебным ожерельем.
– А можно, я надену то ожерелье, которое ты мне подарил?
– Нет, – торжественно говорит он. – Оно должно дожидаться дня нашей свадьбы, когда ты по-настоящему станешь моей женой.
От восторга я замираю, а потом неожиданно для самой себя обнимаю Доминика.
Он наносит охрой боевую раскраску на щеки, и я помогаю ему привязать изумительный головной убор из коричневых перьев, которые расходятся вокруг его красивого лица.
– Как ты прекрасен! – восхищаюсь я. – Великолепен!
– Спасибо. – Он улыбается и гордо поднимает голову, принимая королевскую позу воина масаи.
– Теперь иди вниз, а мне надо переодеться. – И когда он собирается протестовать, добавляю: – Буду очень скоро.
Оставшись одна, достаю расписную запахивающуюся юбку батик, которую купила, когда несколько лет назад проводила отпуск на Ибице, и которая с тех пор томилась на дне моего платяного шкафа. Я рада, что она мне еще впору. Надеваю красную футболку и несколько ниток бус, которые недорого купила в «Аксессуарах Клэр»[74]. После одного из моих отпусков, проведенных на пляже, у меня остались украшенные бусинами сандалии. Надеюсь, Доминику они понравятся. Я кладу их в сумочку, чтобы надеть, когда доберусь до клуба. Не очень-то они африканские, но не думаю, что завсегдатаи сельского клуба Нэшли будут слишком придирчивы. Осталось надеть пальто, чтобы Доминик не увидел, во что я одета. И, поскольку уже пора отправляться, я спускаюсь по лестнице.
– Готов? – обращаюсь я к Доминику, который увлеченно смотрит старый эпизод «Танцев со звездами».
– Да, – говорит он и зовет: – Иди сюда, кот.
Арчи, в походке которого снова появилась упругость, прыгает на подлокотник дивана, затем на спинку. Доминик снимает его и сажает себе на плечи.
Мы идем по пустым деревенским улицам. Моя рука лежит на руке Доминика.
Вот и сельский клуб. В окнах нет света, и Доминик, нахмурившись, глядит на меня.
– Не думаю, что там кто-нибудь есть, Дженни.
– Что такое? Неужели я ошиблась, и мы пришли не в тот вечер? Ну, все равно давай посмотрим. – Я пробую открыть дверь, и она, конечно же, открывается.
В зале темнота. Мы с Домиником стоим у двери. Вдруг вспыхивает свет, и все жители Нэшли кричат: «Сюрприз!»
На баннере, висящем в дальнем конце зала, написано «ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ ДОМОЙ, ДОМИНИК!». Доминик в смущении смотрит на меня и, понизив голос, спрашивает:
– Это для меня?
– Да, – говорю я, – потому что тебя все любят.
Мой воин масаи смущается.
– Последний раз такая вечеринка была в моей деревне, когда я стал ilmoran, воином, после обряда обрезания.
– Думаю, об этом не стоит упоминать, – предлагаю я.
На губах Доминика появляется его знаменитая улыбка, он испускает высокий возглас масаи и прыгает вверх чуть ли не на десять футов. Надо отдать должное сельским жителям Нэшли – никто не выказывает изумления. Вместо этого все роятся вокруг Доминика, жмут ему руку, гладят по спине, и дамы из церковного цветочного комитета Нэшли целуют его.
Я отступаю, чтобы не мешать Доминику купаться в лучах славы, снимаю пальто и надеваю сандалии. Ко мне подходит Нина.
– Так-так, – говорит она. – Бенидорм[75], 1992 год.
– Что-то вроде того.
Уж кто бы говорил! Сама-то она одета почти так же, как и я, хотя ее волосы тщательно уложены и украшены бисером.
– Кто укладывал?
– Кристал. Получилось больше Бо Дерек[76] и меньше Масаи Мара, чем мне бы хотелось, но она постаралась, и прическа выглядит не так уж безнадежно.
– Выглядит великолепно.
Нина приехала с Майком, и когда он возвращается с напитками, то подходит ко мне, чтобы поцеловать в щеку.
И вручает Нине бокал с огненно-красной жидкостью.
– Африканский пунш, – с гримасой говорит Майк. – Вот только не знаю, принято ли в Африке пить водку?
Нина пожимает плечами и делает глоток. Он протягивает другой бокал.
– Это не для меня, – говорю я.
Он немного смущен тем, что на нем красная одежда Доминика и мои бисерные аксессуары от Клэр. И поскольку Майк англичанин, то он дополнил костюм носками и кроссовками. Поверьте мне, у многих «африканские» костюмы тоже состоят из совершенно разнородных предметов. Дамы из церковного цветочного комитета Нэшли в просторных платьях с цветочным орнаментом и цветных косынках, обернутых вокруг головы, – явно большие поклонницы Александра Маккола Смита[77] и Мма Прешес Рамотсве[78]. Только мистер и миссис Кодлинг-Бентем выглядят, словно сошедшие с экрана персонажи фильма «Из Африки». На них костюмы сафари и пробковые колониальные шлемы с противомоскитными сетками.
– Как дела? – спрашивает Майк.
– Все прекрасно, – с улыбкой отвечаю я. И, пока Нина отвлеклась, притягиваю его к себе. – А как у тебя с Ниной?
– Замечательно. – Он застенчиво улыбается.
Но я не успеваю разузнать подробности. Кто-то включает стерео, и клуб заполняют громкие ритмы африканской музыки. Толпа расступается, а Доминик остается в центре зала. Он опускает Арчи на пол, а потом показывает свои навыки в прыжках. Все хлопают и подбадривают его громкими возгласами. Дамы из церковного цветочного комитета Нэшли, кажется, едва сдерживают себя. Некоторые из них, думаю, даже испытали оргазм – впервые за много лет.
Майк допивает свой пунш.
– Черт возьми, – говорит он. – Взявшись за гуж, не говори, что не дюж.
Он присоединяется к Доминику, и они прыгают вместе, как братья. Мои глаза опять наполняются слезами. Гормоны, должно быть. Тест на беременность оказался положительным, как я и думала. У меня будет ребенок! У меня будет ребенок Доминика!
Я еще не сказала ни Нине, ни Майку, но знаю, что оба будут в восторге, а у ребенка будут преданные, безумно любящие его тетя и дядя. Доминик уверен, что будет мальчик. Я прикрываю животик руками, но пытаюсь делать это незаметно для окружающих.
Ко мне подходит миссис Дастон.
– Не смогла найти в Интернете рецепты из Масаи-Мара, – разочарованно признается она. – Поэтому мы остановились на лазанье. Что скажешь, сладенькая моя?
– Замечательно, – уверяю я ее. – Это любимое блюдо Доминика.
Она безумно рада.
На самом деле я и понятия не имею, нравится Доминику лазанья или нет. Но если пожилая дама будет счастлива от мысли, что попала в точку со своей итальянской интерпретацией африканской темы, то как я могу разочаровать ее? Время, проведенное на улице, заставило Доминика расширить свое меню, и теперь он гораздо охотнее пробует разные блюда. Я уверена, что и лазанье он отдаст должное.
Прыгают уже и другие мужчины. Доминик широко улыбается. Думаю, сейчас он не тоскует по дому, до которого так далеко отсюда.
Наконец Доминик перестает прыгать – после того, как перестали прыгать все остальные – и подходит ко мне. Африканскую музыку сменяет Абба и Уэм![79] Подают лазанью.
– Ты счастлива? – спрашивает Доминик, и его рука заботливо ложится вокруг моей талии.
– Да, очень счастлива. – Я встаю на цыпочки, чтобы поцеловать его.
– Хорошо, – гордо говорит он. – Потому что если ты счастлива, то и я счастлив.
Я вернулась к работе в «Волшебных ножницах». Все мои клиентки очень рады видеть меня, особенно теперь, когда я больше не окрашиваю волосы не в тот цвет и не делаю короткие прически в лесбийском стиле женщинам, которые просто хотели подстричь кончики волос.
Нина вручает мне кофе, и мы садимся в комнате персонала среди полотенец, краски для волос и всего прочего, необходимого в салоне. Кристал загружает халаты в стиральную машину. Тайрон и Клинтон сидят, прижавшись друг к другу, с одной газетой и одним латте на двоих. Сейчас они – истинное воплощение счастья.
– Вчера вечером я зашла к адвокату, – говорит мне Нина, очищая апельсин, – по пути с работы домой. Развестись не так уж и трудно.
В ее голосе звучит печаль. Я прижимаюсь головой к ее голове.
– У тебя все будет в порядке, – уверяю я ее. – Мы позаботимся о тебе.
