– Славно, что ты так заботишься о нас, Эдмунд. Но мы приехали не для того, чтобы любоваться видами, и ты это понимаешь.
– И не для того, чтобы посетить все балы, приемы и прочие фривольные увеселения, – подхватила Луиза с такой гримасой, словно по неосторожности разжевала ломтик особо кислого лимона.
– А, вот оно что. В таком случае зачем вы приехали в Лондон, дорогие леди?
Моттон знал ответ, но все-таки надеялся, что ошибается.
Он не ошибся.
– Разумеется, затем, чтобы найти тебе жену. – Гертруда наморщила лоб. – Ты ведь от природы не такой уж бестолковый, Эдмунд. Должно быть, вся эта грязь и копоть засорили тебе мозги.
Он попробовал рассмеяться, но увы… Как-то внезапно он осознал, как чувствует себя лиса, загнанная собаками. Смерть или брак, третьего не дано, других выходов не имеется.
– А я и не знал, что мне нужна жена.
Колоссальной глупостью было сказать такое – он это понял в ту же секунду, как слова сорвались у него с языка.
Гертруда фыркнула; Корделия хихикнула; Доротея расхохоталась; Луиза молча округлила глаза.
– Тебе нужен наследник, Эдмунд. – Гертруда говорила так медленно, словно обращалась к полному тупице. – И потому, разумеется, тебе нужна жена.
– Но я не нуждаюсь в наследнике. Не теперь. Не в этом году. – Он глубоко вздохнул. Он взрослый мужчина. Тетки не могут насильно загнать его в ловушку к священнику. – У меня много времени для решения этой проблемы.
– Ты в этом уверен? – сказала Луиза. – Ты, например, можешь выйти на улицу сегодня вечером, а тебя переедет чья-нибудь карета.
– Спасибо за предостережение, тетя Луиза, но я уже давно научился передвигаться по лондонским улицам и переулкам.
– Это вопрос времени, ведь лондонское уличное движение ужасно.
– Ладно, оставим в стороне зловещие предположения, – сказала Гертруда, – но ты больше не можешь вести беззаботный образ жизни. Тебе уже за тридцать.
Она устремила на него строгий взгляд – недурной прием, если бы только Моттон не был ростом на полфута выше Гертруды.
– А…
– Тебе уже тридцать три, Эдмунд, – напомнила Луиза.
– Точно. – Гертруда подкрепила это слово кивком. – Мы дали тебе три лишних года. Я-то хотела обсудить этот вопрос в день твоего тридцатилетия, но Уинифред убедила меня подождать.
Благодарение Богу за эту малую подачку.
– А где же Уинифред? – спросил Моттон, от всей души желая переменить тему разговора.
Тетя Гертруда посмотрела на него и сказала:
– Куда-то уехала, кажется. Однако вернемся к твоей женитьбе.
– Тетя Гертруда, я не желаю обсуждать вопрос о моем браке.
– Ты обязан его обсудить. Нельзя терять время понапрасну.
– Гертруда совершенно права, Эдмунд. – Корделия положила руку ему на предплечье. – Ты же знаешь, что твоему деду двенадцать с лишним лет пришлось дожидаться рождения наследника. А твой отец, которому посчастливилось достаточно быстро обзавестись тобой, не имел других сыновей.
Гертруда снова недовольно фыркнула и пояснила:
– В том, почему так вышло, нет никакого секрета. Я никогда не могла понять, почему он женился на Доркас. Она являла собой воплощенную слабость.
Луиза рассмеялась и сказала:
– Ну уж, яснее ясного, почему он женился на ней. У него просто не было иного выхода. Его в буквальном смысле слова застали со спущенными штанами. И дело обернулось так, что Доркас забеременела Эдмундом.
– Она была очень красивой, – заметила Корделия.
– На вкус тех, кому нравятся китайские фарфоровые куколки. – По тону голоса Луизы, которая сделала такое уточнение, было ясно, что ей они не по вкусу.
Да уж, подумалось Моттону, и он тряхнул головой, чтобы избавиться от мыслей о приезде теток, об отце и о матери. Он сделал еще глоток бренди. Что касается брака его родителей, то он был явно заключен не на небесах, а в аду. Его отца насильно загнали к церковному алтарю, точно так же, как его тетушки, очевидно, решили проделать с ним самим.
Будь он проклят, если допустит, чтобы его заманили в ту же ловушку, что и отца, хотя отчасти то была оплошность его излишне блудливого папы. Если бы тот не был вечно управляем своей плотью…
Моттон снова глотнул бренди. Совсем недавно в кабинете Уидмора его собственный фаллос был весьма настойчивым. Он не причинил мисс Паркер-Рот обычного в таких случаях повреждения, но если бы о том зашла речь, девушка оказалась бы к тому столь же склонной, как и он.
Разумеется, она не должна рассказать Уинифред о том, что происходило, ведь то была лишь пустая угроза.
Будь оно все проклято, себе он не желал такого брака, как у его родителей. Скорее предпочел бы вернуть свой титул короне. Папа жил в городе, попивал и погуливал со шлюхами; мама прозябала в деревне, леча шарлатанскими пилюлями и зельями свои воображаемые недуги. Когда Моттону было шестнадцать лет, отец его скончался от апоплексического удара в постели своей очередной любовницы, а позже мама приняла слишком большую дозу настойки опия, чтобы навсегда покончить со своими болезнями, настоящими и воображаемыми. Нет, он не намерен участвовать в такого рода брачном союзе.
Он провел пальцами по волосам. Чего ради он взял с собой рисунок какого-то непонятного соседа? Черт побери, когда Уинифред устно составляла список всех молодых леди высшего общества, он думал только о мисс Паркер-Рот, но как-то мимоходом, небрежно, и Моттон вынужден был прикусить язык, чтобы не повторить такую оплошность.
Неужели он совсем спятил? Это было бы равносильно тому, что помахать красным флажком перед самой мордой быка.
Он чересчур много времени пробыл в высшем свете и потому начал вести себя в несоответствии со своим характером. А именно: он согласился со смехотворным требованием лорда Ардли и в результате воспылал страстью к респектабельной молодой леди. Это, пожалуй, все равно что начать заблаговременно подыскивать комфортабельную палату в Бедламе. Ему надо удирать прочь от увеселений сезона. Надо бы…
Нет, не надо. На этот раз он не мог исчезнуть из бальных залов высшего света, как делал это в прошлом. Имеются тетушки, с которыми следует договориться, однако гораздо важнее то, что имеется мисс Паркер-Рот. Она так беззаветно сосредоточилась на истории с мисс Барнетт, что сама может по неосторожности попасть в беду, если кто-то не возьмет поводья в свои руки. А поскольку он, Моттон, единственный, кто в курсе дела, ответственность падает на него.
И мысль об этом не так чтобы уж очень приятна.
Надо бы поговорить со Стивеном, свалить на него всю эту треклятую мешанину. Мисс Паркер-Рот в конце концов его сестра, он несет за нее ответственность во время отсутствия отца или Джона. Однако Стивен уже день или два как уехал в одну из своих экспедиций в поисках новых растений, на этот раз в Исландию. Вроде бы не столь уж подходящее место для такого рода поисков, но не Моттону о том судить: он не отличит рододендрон от брюквы.
Во всяком случае, все необходимые договоренности были достигнуты уже несколько месяцев назад, до того как Джону пришла в голову дурацкая мысль посетить домашний праздник барона Тинуэйта. Стивен не мог откладывать свой отъезд. Предполагалось, что Джон скоро вернется в Лондон, но не к тому времени, когда он мог бы уберечь мисс Паркер-Рот от неприятностей. Не похоже, что матери удалось бы толком уследить за чересчур предприимчивой дочерью.
Как бы там ни было, все это отнюдь не женское дело. Ардли находился в полном отчаянии, а тут еще это нелепое нападение в саду.
Моттон, нахмурив брови, посмотрел на бренди в стаканчике. Он на собственном опыте убедился, что наибольшую опасность являют собой дилетанты… Они ведут себя нелепо, и в результате непременно кто-то страдает.
Он не хотел, чтобы пострадала мисс Паркер-Рот. У него нет иного выхода – он должен предложить ей свой план. Это ему отнюдь не улыбалось. Барышня, несомненно, упряма, самоуверенна, непослушна и к тому же вспыльчива.
Он откинулся на спинку стула. Как вышло, что все эти годы он не замечал такую девушку? Да, да, он не занимался изучением рынка невест, да и теперь далек от этого, что бы там ни думали его тетушки, но и слепым быть не следовало. Может, виной всему то обстоятельство, что Джейн сестра Стивена и Джона?
Моттон пошевелил мозгами, но не смог воспроизвести в памяти ни единой встречи с мисс Паркер-Рот в светском обществе. Неужели она проводила все время, укрывшись за пальмами в кадках? Разумеется, нет. Но как же он мог не заметить, полностью упустить из виду ее красоту, ее… живость?
Это было загадкой, но уж теперь-то он никак не мог проигнорировать Джейн, физически с ней соприкоснувшись, ощутив ее аромат. Сколько же в ней огня…
Тут он резко выпрямился. Хватит предаваться пустым размышлениям. Необходимо попробовать разгадать ребус, который попал ему под руку, а это вовсе не мисс Паркер-Рот, это рисунок, который у него в кармане.
Моттон положил бумажку на письменный стол и расправил ее. То был всего лишь верхний левый угол целого рисунка. Надо отдать должное Кларенсу, он отлично владел карандашом. Изображен был Ардли – брюки спущены до лодыжек, в руке он держит стакан, а бутылка бренди покоится на обширной голой заднице леди Фартингейл, а задница покоилась – впрочем, «покоилась», возможно, не совсем подходящее слово – у Ардли на коленях. Кларенс начертал слово «Мамона» на стуле Ардли, а над головой сего персонажа изобразил так называемое облачко со словами: «У меня ни фартинга в кармане, я сам в кармане у Фартинга». Ответ леди Фартингейл был такой: «Да, милорд, вы такой жадный! Денег у вас полно!»
